Славянин

–Открывай! Вишь, княжич из похода ворочается, решил к вам заглянуть, свое имение проведать. Отпирай живей!

Видно, что признали. Забегали внутри крепости. Вскоре под шум механизмов распахнулись ворота. Утро вступило в свои права. Пришпорив лошадей, кавалькада промчалась внутрь городка, по отсыпанной неровным щебнем дороге потянулась к теремным строениям наместника князя в погосте. Погост окончательно проснулся…

Боярин Ждан принимал в покоях детинца сына своего соверена. Отоспавшийся после ночной скачки Святослав с аппетитом уплетал предложенное угощение, запивая все съестное духовитым сбитнем. К хмельному меду он был пока что равнодушен. Наместник в свою очередь приложившись к хмельному питию, неспешно докладывал юноше о положении дел в погосте, о трудностях пограничной службы. Святослав казалось, слушал вполуха, кивал, чувствовалось думал о чем-то своем.

–…Приходят малыми кошами, в основном молодь. Лихость свою показать норовят. Сельцо какое пограбят и снова в степь с хабаром, захваченным скотом и полоном норовят убечь. На реках тож озоруют, хитрость проявляют. Подгонят к ладейной стоянке десятка три лошадок, вроде бы табун дикий к воде устремился. Купцы думая, что одичавшая животина ничейна и может послужить легким прибытком в мошну, радуясь легкой добыче, кидаются их ловить. Поодиночку людин славянских куманы на аркан и берут, лодьи разграбив сжигают. Приходится догонять, отбивать купцов, смердов и пограбленное добро. Ежели за реку успеют удрать, то могем и не угнаться. Большая орда давно не приходила. Мыслю, сия мелочь не просто так к нам, словно пчелы на мед слетается. Дороги метит, селища и веси запоминает. Степняки, коих живыми споймали, все как один к орде хана Багубарса принадлежность имеют.

–Ну да, может и так. А дозоры в саму степь слать не пытался?

–Посылаю. А как же? У меня на все про все, две сотни стражи имеется. Так, полусотня территорию дозором кажную седмицу объезд творит. А еще тайные разъезды у весей обретаются. Но тех мало. По десять воев в разъезд посылаю. Смердов не пошлешь ведь? Они хлебушек ростят, скотину держат. В общем, сам знаешь княже, их варна в другом на сей земле. Не воины.

–Знаю.

–Ты лучше поведай, княже. Как сам в поход сходил?

–Как сходил? – Святослав смежил брови, пасмурнясь лицом. – Как сходил! Половцев мы побили и на полонинах, а потом и в степи. Хабар взяли не малый. Своих из рабства освободили, кого нашли.

–Чего ж не весел?

–А чему радоваться?

–Так ведь победа!

–Угу! Победа. А то, что в самый трудный час, тот, кто нас о помощи попросил, нас же тайно и бросил на растерзание степнякам. Это как? Добре? А то, что галичане свои города для нас на запоры заперли, оставив черниговские дружины в поле против орды щит держать. Победа?

Разволновался, даже глаза потемнели. Ждан подметил. Не вьюнош перед ним, готовый правитель земли. Расчетливый и твердый. Способный наказать при случае или наградить. Но любопытство взыграло, прогнав опаску. Спросил:

–Как так?

–Вот и мне хотелось бы знать. Только пришлось войско на ходу перестроить под ситуацию, да нам с воеводой немалую хитрость проявить, чтоб выжить и победить, а потом еще и в степь людокрадов отогнать. Видать боги в нашу сторону глядели, своих внуков в обиду не дали, помогли сдюжить врагов. А победа нам малой кровью не далась. Ты ведь знаешь, кровь славян не водица. Воспитать доброго воя, в седло поднять, на то время потребно. Кто за нашу победу такую заплатит? Галицкий князь Любор? Так он в горы ушел. Хотел я его смердов зорить, но рука не поднялась. Кто они? Простые пастухи да землепашцы. С них взятки гладки. А нас не любят. Хоть и смерд, а на тебя смотрит коровьим взором и молчит, а за душой камень прячет. Не нужно было отцу помощь Любору посылать, стали бы дружиной у своих границ и смотрели, как по Галиции степь гуляет. – Перекривил кого-то отсутствующего в светлице, скорей всего Светлейшего князя, своего отца. – Так ведь родичу помочь, священный долг!

В светлицу вошел гридень. Поклонившись, обратился к княжичу:

–Княже, от ворот посыл прибежал. Кажэ, дозор вернулся с вестью, в русло Почайны лодья вошла, Велеслав сопровождаемый своей свитой пожаловал…

Святослав нервно вскочил с места, распорядился:

–На причал встанет, сюда проводи его, давно жду.

Обернувшись к боярину, велел:

–Ты иди, Ждан. Своими делами займись, недосуг мне разговор с тобой весть. Волоха встреть, вежество свое окажи. Своей боярыне наказ дай по хозяйству. Гость в твой дом едет.

Подойдя к открытому по летней поре окну, стал ожидать прибытие на двор волхва, с кем назначил встречу. Вечерняя заря расплескала отсветы красного цвета по небосклону…

Волхв Велеслав представлял собой кряжистого старика, больше чем в преклонном возрасте, но еще крепкого, своей статью похожего на бога, коему всю свою жизнь нес хвалу. Велес Корович у славян имел много ипостасей, одна из которых – медведь. Вот на старого, умудренного жизнью, убеленного гривой седых волос на голове, с окладистой бородой и усами, лесного властелина, Велеслав и похож. Пронзительные глаза его, кажется, могут заглянуть в душу любому смертному. А и правда, ведь он средь своего сословия, один из немногих. Он вещий. Тайны бытия для него, как открытая книга.

Оставшись наедине с молодым вождем, сидя в удобном кресле, неторопливо изучал будущего володетеля земель Черниговских. Сидел весь в сером одеянии. На лице у глаз скопились морщинки. Добрый дедушка! Хэ-хэ! Это если не знать суть человека. Во все времена на Руси волхвов уважали, недруги боялись и ненавидели. Все потому, что случись война, вот такие добрые дедушки могли нанести значительный урон противнику. Наслать мор, погубить урожай в государстве напавших, вызвать бурю, каковая  размечет вражий строй. Могли и наоборот, остановить вызванный чужим рахманом буран.

Человек убивший волхва, сразу должен захватить с собой и лопату при этом, чтоб успеть отрыть себе могилу. На место убиенного служителя культа, в строй вступал его дух, который был гораздо опаснее живого оппонента. С живым всяко попробовать договориться можно, а с духом-мстителем – никогда. Бесполезно! Обидчик нес кару, к каким бы ухищрениям выжить не прибегал осужденный. В сложившейся ситуации не могли помочь ни стрелы с серебряными наконечниками, ни осиновый кол, воткнутый в тело погибшего кудесника. Победить волхва, мог только волхв. Ко всему уже известному, можно было бы добавить еще изюминку на верхушку праздничного пирога для самоубийцы замахнувшегося на славянского волшебника, дух убитого не удовлетворялся смертью своего победителя, и носясь по просторам Руси, ее лесным пределам, действуя за ее кордонами, планомерно уничтожал весь его род. Каково?!

Молодой княжич не боялся волхва. Не то воспитание. Но чувство уважения, может в какой-то степени преклонения перед старостью и знаниями, заставляла быть его не в своей тарелке.

–Что скажешь, витязь? Зачем позвал?

Зачем? Святослава прорвало, речи полились из него как из рога изобилия. Здесь присутствовала и обида и ненависть, желание отомстить Галицкому князю, перед встречей с отцом, возможность узнать у вещего, как поступить. Он рассказал все, с его точки зрения, о неудавшемся походе. Спросил совет. Не пора ли земли Галичины присовокупить к княжеству Черниговскому?

Велеслав в раздумье молчал. Молодой вождь спохватившись, выхватил из ножен малый кинжал, коим обычно пользовался за столом принимая пищу. Отхватил ним добрую прядь густых волос со своей головы и положил на стол перед стариком.

–Вот, прими подношение скотьему богу!

Из складок одежды Велеслав вынул небольшой мешочек из холстины, аккуратно уложил в него волосы княжича. Скорее рисуясь, чем на самом деле, по стариковски пошамкал ртом. Вновь ушел в раздумья, отстранившись от собеседника. Молодой вой ждал. Наконец жрец разлепил уста, вымолвил:

–Слушай мой сказ тебе, княже. Запомни его, но поступай как сам решишь, а там все в руках богов наших, сможешь ли с ними договориться… Длинной жизнь твоя будет. По какой дороге пойдешь, лишь от тебя самого зависеть будет. В отношении Любора Галицкого, так скажу. Убитый молчит, слова сказать уже не сможет, но за него спросится. Отвернись от Галича, оставь его Пястам. Оба племени ненавидят Русь, но грызть друг дружку будут, потому как разные они. Ко всему, галаты проклятый народ, нет ему покою на все времена, завсегда под чужой пятой им бысть. Вот под кого лягут, то государство и правитель его, обязательно рассыпаться зачнет. Оно тебе надо, чужую варну на себя примерять?

–Избави нас от такого боги!

–Вот и я так мыслю. Далее. Я скажу, но знай, со мной не всякий согласен. Велика Русь, но подроблена на мелкие уделы. Светлые князья, все как один мнят себя государями. Ни боярам, ни смердам от того проку нет. Вот и подумай, не оборотить ли молодому льву, свой взор на полночь и восход? Стол Великого князя пустует. Может, он для тебя в самый раз придется?

–Т-ты…

–Я же сказал, что так я мыслю! Только на пути сём помимо князей и бояр, препоны будут. Византийская церковь, спит и видит, как на Русь пробраться, сначала окуклиться, ну а потом расправив плечи, в рабов людин вольных превратить. Но они не сами по себе смогут это сделать, опору в таких как ты попытаются найти. Пройдешь ли сие испытание? Рабами правителю повелевать не сложно, у них прав мало, одни обязанности. Если станешь на другую сторону, иноземцы сделают все, чтоб наши боги не могли возвращаться в эту Явь. Наложат проклятие на все божественное, и привет! Дружба, любовь, все побоку, словно и не было сего на этой земле. Наши люди ведь испытывая сии чувства, притягивают из-за Кромки души погибших богов, жаждущие новых воплощений. Церковники Византии разрешили пастве только «возлюблять» своего врага.

–Да как же можно!…

–Не перебивай! Так вот, если не сдюжишь, споткнешься, предрекаю, объявится тот, кто остановит твои чаяния и деяния в этом мире. Станешь ты просто землей, поросшей бурьяном, и память о тебе не сохранится, как не сохранится через сотни лет память обо всем твоем потомстве. Помни об этом.

Святослав зачарованный, стоял перед окном в темной комнате. С ночного небосвода в оконный проем светила полная луна в окружении ярких созвездий. Теплая, безветренная, летняя ночь давала время побыть княжичу в одиночестве, осмыслить сказанное вещим волхвом, выбрать дорогу по которой стоит идти…

-1-

И еще неизвестно, где трудней:

На войне быть или после войны жить.

«Как поживаешь, шурави?»

Виталий Кривенко.

Поздний вечер. Тихая, безветренная погода. Загородный дом в сумерках утопает в диковатой поросли деревьев и кустов.

Внешнюю охрану прошел без проблем. Уже в процессе работы отметил, что у хозяина гости, но идти на попятную посчитал невозможным. В дом просочился через окно второго этажа, там, где видеокамера не захватывает ракурс объекта, а уделяет внимание подходам к летней веранде. Мысленно поблагодарил бывшего наставника. Старый доходчиво объяснил схему строения и просчитал все нюансы возможных ловушек и препятствий. Миновал широкий коридор, отметив расслабленность личной охраны, расположившейся в одной из комнат первого этажа. Естественно, чего напрягаться, когда за стенами территорию пасут. Обстановка в доме роскошная, широкий коридор, на высоком потолке бронзовые люстры с приглушенным светом в них, даже паркет натерт до зеркального блеска, тяжелые шторы почти полностью прикрывают полуовальные окна. Видимо современные Иуды на много порядков перекрыли ставку оплаты в тридцать серебренников.

Подобрался к заветной двери кабинета. Прислушался. Тишина. Слышен едва различимый гомон «лички». Ну правильно, стены толстые, а дверь как на сейфах, только ручка золоченая. Большим пальцем правой руки опустил флажок предохранителя на пистолете, левой потянул дверь на себя. Ни скрипа, ни звука. Потянуло сквознячком, через щель определил количество душ в помещении. Говорили на повышенных тонах, на русском языке. Хм! Не иностранцы. Гости это не охрана, их жалеть не нужно, небось такие же сволочи как и кровник, ну а если и нет, одним грехом больше, одним меньше, теперь уже все равно.

Глубокий вдох, на выдохе рывок с захлопыванием двери за собой. Стоявший у окна молодой мужчина в стильном костюме, оказался резким на действия. Пуля в лоб пресекла его попытку воспользоваться оружием из подмышечной кобуры. Глушитель навернутый на ствол преобразовал звук выстрела в негромкий шлепок. П-пуф! Полоборота вправо. Выстрел. П-пуф! Сидевший в кресле седобородый толстяк поник на край столешницы. Сам фигурант в ступоре выпучив глаза, хватая ртом воздух, словно загипнотезированный смотрел в лицо Лиходееву.

В молчании приблизился к столу зеленого сукна, столкнув седого на пол, уселся в кресло на его место, при этом направляя ствол на напряженную фигуру пока еще живого и здорового визави. Хотелось не просто пристрелить негодяя, а перед смертью напугать до колик.