сидит разрозненной толпой.
А впереди?.. На все вопросы
ответ прямой: «Возможны грозы
и дождь на годы проливной».
Хоть вера наша и ветшает —
прогноз не врет. Не обещает
тепла. Спасибо и на том…
Но вдруг, подросши, наши дети
сметут сырые бревна эти?
Прогноз пророчит и погром.
«А вам еще не вышли сроки?..»
А вам еще не вышли сроки?
А нам уже пора, пора…
Вам результаты перестройки
увидеть и кричать ура.
А может быть – уж нас не будет,
но с наше поживите вы
и на своем развале судеб
промолвите вслед нам: увы…
«А новое так отрицает старое!..»
А новое так отрицает старое!
Так беспощадно отрицает старое,
как будто даже не подозревает,
что, не успев заметить, станет старым.
Оно стареет на глазах! Уже
короче юбки. Вот уже длиннее!
Вожди моложе. Вот уже старее!
Добрее нравы. Вот уже подлее!
А новое так отрицает старое,
так беспощадно отрицает старое,
как будто даже не подозревает…
Ветры времени нервно дуют
«Повторения, повторения…»
Повторения, повторения…
Но ничто на земле не ново.
Но становится тем не менее
нашей жизни светлей основа.
Времена перемен настали…
Но и время – спираль витая.
До конца обличенный Сталин
до сих пор над страной витает.
Но народ, закостеневший в рабстве,
так бесстрашно теперь бастует!
Но навеки ли это, братцы?
Ветры времени нервно дуют…
«Правда почему-то потом торжествует…»
Зиновию Гердту
Правда почему-то потом торжествует.
Почему-то торжествует.
Почему-то потом.
Почему-то торжествует правда.
Правда, потом.
Но обязательно торжествует.
Людям она почему-то нужна.
Хотя бы потом…
Почему-то потом!
Случайный гость
Как грустно посторонним быть,
чужим на празднике жестоком.
Пить с ними, их уже любить,
им улыбаться ненароком…
Но вот – и я в кругу любимых,
и спущены все тормоза.
Вдруг
оживленные глаза,
глядящие как будто мимо.
Тут одного обносят чашей
или рюмашкой небольшой.
Тут – посторонний, тут чужой
на празднике жестоком нашем.
«А что с той девушкой, которая…»
А что с той девушкой, которая
на вечере так пела, вторя,
но, тихо скрывшись в коридоре,
ушла c веселья раньше срока,
так одинока?
А что с тем стариком, который
сидит в пустой уже конторе,
а перед ним зеленый термос
рассеянной рукой открыт, —
так на душе, наверно, скверно…