Прийти в себя. Вторая жизнь сержанта Зверева. Книга четвертая. Пионеры против пенсионеров

И все же любая истина всегда проходит три стадии – «не может быть», «в этом что-то есть» и «а разве может быть иначе?» Вот и в ситуации с «пришельцами» руководители отделов Комитета государственного контроля очень быстро свыклись с фантастическим, но все же фактом. И, как опытные политики, моментально включили этот факт в свою систему координат. Поэтому и возник план секретной операции «Рокировка». И сотрудники секретного подразделения КГБ «Омега» играли в ней ключевую роль.

Шардин вспомнил, как все началось…

Москва, год 1977, 25 января

В кабинете начальника Аналитического управления КГБ СССР генерал-майора Леонова сидела весьма разношерстная компания…. И хотя все собравшиеся были в штатском, несколько человек имели военную выправку и сидели за большим столом в центре кабинета прямо, будто аршин проглотили. Еще трое были похожи на каких-то ученых – таких на Западе называют «яйцеголовыми». Но самыми неожиданными посетителями этого кабинета были подростки – пятеро мальчишек в возрасте от 12 до 14 лет. Что они делали в таком кабинете и вообще в Аналитическом управлении Комитета государственной безопасности – эту загадку не смог разгадать молоденький лейтенант, выписывавший пацанам пропуска.

Зато генерал-майор КГБ Леонов, который первым понял, что из себя представляют эти «пионеры», был предельно собран и сосредоточен. Еще когда в Днепропетровске посланная им группа доложила о странном поведении 12-летнего мальчишки Максима Зверева, Николай Сергеевич ощутил некую неправильность, даже нереальность происходящего. И потом, когда старший группы майор Шардин высказал гипотезу о том, что таких вот нереальных подростков в Союзе может быть больше, Леонов не только принял ее, как основную версию, но и разработал теорию соприкосновения разных миров. Не сам, конечно – ему помогли сотрудники отдела «Омега», точнее, секретной биоэнергетической лаборатории КГБ Вронский, Кустов и Сафонов, которые составили основу этого нового отдела. И сейчас именно Сергей Алексеевич Вронский, известный узком у кругу сотрудников КГБ под псевдонимом Мерлин, курировал неожиданных гостей генерала.

После знакомства сотрудников КГБ с так называемыми «пришельцами» Вронский сразу перешел к делу.

– Итак, отвечаю на вопрос Виктора Уткина. Все вы, уважаемые гости из будущего, так или иначе стали здесь, у нас, вести прогрессорскую деятельность – в той или иной степени. Все ведь читали Стругацких, верно? Так вот, как оказалось, трудно быть Богом не только в каком-то далеком Арканаре, но и в нашем Советском Союзе. Из всей вашей великолепной пятерки наибольшего успеха достиг Виктор Уткин. Ты, Витя, спеши радоваться, я бы не стал на твоем месте так улыбаться. Да, ты присвоил себе чужие песни и на этом, как говорят у вас в будущем, «приподнялся». Но, даже если ты хотел изменить СССР, спасти его от развала и вообще навести порядок в стране, то вряд ли бы тебе это удалось. Да, ты подружился с Чурбановым и Щелоковым, даже с Брежневым познакомился, известным артистам советской эстрады песни презентовал – украденные у других авторов. Да-да, именно украденные.

– Так они же еще не написанные были, как это украденные? Авторы новые напишут, вон, тот же Антонов сколько уже написал, – не выдержал Уткин.

– Но ведь ты их не писал, правда, – Вронский улыбнулся, мальчишка от его улыбки поежился и сник.

– Вы, Виктор, ведь взрослый человек. Мальчику такие выходки можно было бы простить, но ведь Вы – не мальчик. Да, песни Вы фактически украли, присвоили, позаимствовали – эпитетов придумать можно много. И как бы криминала нет, но совесть – совесть-то у Вас есть? Вы начали строить свое личное благополучие, а благополучие страны вряд ли сможете построить, – поддержал Вронского Леонов.

– Это почему? Войдет в круг сильных мира сего, начнет там потихоньку внедрять свои идеи… – подал голос Иван Громов.

– Не войдет, –отрезал Вронский.

И тут же пояснил.

– В тот круг, куда рвался Уткин, не только мальчишек вроде него не пускают – туда даже партийных деятелей многих не примут никогда. Даже не все члены Политбюро могут выдвигать какие-то идеи. Правят всем днепропетровцы – клан Брежнева. Это сам Брежнев, заместитель председателя совета министров Тихонов, министр МВД Щелоков, заместитель председателя КГБ Цинев, секретарь ЦК КПСС Кириленко. Ну и святая троица с ними – Суслов, Устинов, Черненко, а еще Андропов. Вот эти люди принимают самые важные решения в нашем государстве. И Вы, Виктор, думаете, что Вам удастся попасть в этот круг? И не просто попасть, но влиять на решения этих людей?

– Я думал, что пока я буду внедряться туда, этот круг распадется. Там старики все, больные совсем, а я бы мог… – Уткин вновь подал голос, но Вронский его перебил.

– Ничего бы ты, мальчик – именно мальчик – не смог. Это мы все, здесь собравшиеся, знаем, кто ты на самом деле, и кто вы все. А тебя на пушечный выстрел туда бы не подпустили. Пел бы песенки и другим их продавал, ну, заработал бы на этом, ну, стал бы популярным. И на этом – все. И бокс твой не помог бы. Максимум – Чурбанова ты бы заинтересовал. Щелоков не стал бы с тобой возиться, он Чурбанова терпит, потому что тот – зять Брежнева, – Вронский усмехнулся.

Уткин промолчал.

– Ладно, ребята, давайте ближе к делу. Я потому так категоричен, что знаю механизм нашей власти. Члены Комитета государственного контроля, о котором я вам рассказал – далеко не последние лица в этой властной пирамиде. Мазуров Кирилл Трофимович – Первый заместитель председателя Совета министров СССР. Демичев Петр Нилович – министр культуры СССР. Романов Григорий Васильевич – член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь Ленинградского обкома КПСС. И так далее. Есть генералы армии и МВД, есть послы, есть министры. И все эти люди с огромным трудом только корректируют наиболее пагубные для страны решения кремлевской компании. А ты, мальчик, в одиночку собирался взять и поменять все в СССР? Смешно.

– Так что, сидеть сложа руки? – снова не выдержал Уткин.

– Я думаю, Вы именно поэтому нас всех нашли и к себе пригласили, ¬– спокойно произнес самый молчаливый из гостей, Кёсиро Токугава.

Он, как и положено истинному самураю, сидел с отрешенным лицом, лишь иногда устремляя свой взгляд на кого-то из говорящих.

– Вот, Вы, Кёсиро, как настоящий японец, говорите очень точно и ёмко. Да, именно так – мы все вместе сможем сделать то, что без вас Комитету государственного контроля сделать бы не удалось. Точнее, мы смогли бы поменять власть в СССР, но это бы далось нам – да и стране – большой кровью. В переносном смысле, конечно, хотя не исключаю, что были бы все же массовые беспорядки. Мы тут уже кое-что знаем о нашем, так сказать, будущем. Вспомните ваши 90-е – когда СССР распался. Что началось? Вот и у нас было бы нечто похожее. Ушли бы мы Брежнева – началась бы грызня за пост Генерального. А на окраинах пошли бы свои расклады. Рашидов в Узбекистане – царь и Бог, Кунаев – в Казахстане, Шеварнадзе стал первым секретарем ЦК компартии Грузии, Алиев в Азербайджане правит, Демирчан в Армении царит. Все они тут же у себя затеют смуту, начнутся сепаратистские настроения – им ведь кажется, что они и сами смогут царствовать. Брежнев их не трогал, попустительствовал, поэтому там самый настоящий феодализм сейчас, а то и рабовладельческий строй. Ничего, дотянемся до них, дайте время… – Вронский внезапно замолчал.

– Времени у вас…точнее, у нас совсем немного, – снова не утерпел Уткин.

– Да уж, Сергей Алексеевич, времени совсем мало. И, к тому же, вначале надо все же устранить Брежнева, а также всех тех, кого Вы перечислили. Потом аккуратно сменить брежневскую камарилью на всех ключевых постах, понемногу навести порядок в центральной части, то есть хотя бы в России, – внезапно возразил молчавший до сих пор Максим Зверев.

– Ты, Максим, абсолютно прав, мы как раз этим и занимаемся, – согласился с ним генерал Леонов. – Но для начала Сергей Алексеевич должен привлечь и вашу замечательную компанию к этому процессу. Да, ребята, вы нам можете существенно облегчить нашу задачу. Операция носит кодовое название «Рокировка», но чтобы эта рокировка прошла быстро и незаметно для граждан СССР, как раз нужна ваша помощь.

– В чем именно? – спросил Иван Громов, который вообще ни разу не задал ни единого вопроса.

– Во-первых, нам нужны ваши знания. Точнее, знания того, что произошло в будущем. Во-вторых, понадобятся и ваши умения. Вот, например, Вы, Иван Александрович Громов, поступите в распоряжение Филиппа Денисовича Бобкова, он возглавляет Исполнительный отдел силового блока нашего Комитета государственного контроля. А в Комитете госбезопасности он руководит Пятым управлением. В его непосредственном подчинении находится недавно созданная спецгруппа КГБ «Альфа». И в нашем Комитете он отвечает за проведение спецопераций. Так что Ваши навыки снайпера нам не помешают.

– Что, неужели все так серьезно? Без крови не обойдемся? – спросил Макс.

– Увы… Нет, конечно, мы постараемся максимально обойтись интригами, но таких людей, как Андропов или Суслов, придется убирать навсегда. Конечно, нам помогут наши маги-кудесники, но они не всесильны… – Леонов нахмурился.

– Подождите, возможно не надо так уж резко, – снова встрял Уткин, – у меня феноменальная память, я на того же Андропова вам столько компромата солью…

– Копромата… солью… это как, что такое компромат? – удивился Вронский.

– Слить – это значит, передать, компромат – компрометирующие материалы, ¬– подсказал биоэнергетику Леонов.

– Понятно… Ну, «сливать» нам ничего не надо, мы сами все у вас возьмем. Побеседуем с каждым из вас и все, что вы знаете, будем знать и мы. И использовать, – усмехнулся своим мыслям Вронский.

– Это нас, получается, в лабораториях ваших таки будут изучать, – вдруг сказал до сих пор молчавший Миша Филькенштейн. – Не надо делать нам вырваные годы, а то мы забудем даже то, что помнили.

– Не беспокойтесь, никаких лабораторий. С вами просто побеседуем мы – я и мои коллеги, Валерий Валентинович Кустов и Владимир Иванович Сафонов. Максим Зверев, Ваш, так сказать, коллега, с ними знаком. Так что, уверяю вас, никаких там опытов и препарирования, чистая биоэнергетика. Ну, как гипноз. Вы не все обладаете феноменальной памятью, как Виктор Уткин, да и он не все сможет вспомнить. А мы поможем вам выложить все, что хранится в вашей памяти. И без всяких вредных последствий для вас.

– Да, я подтверждаю, я с Владимиром Ивановичем и Валерием Валентиновичем беседовал, они меня даже тестировали, так что, думаю, нам надо нашим потомкам помочь. Давайте, мужики, начнем реально что-то делать, а то мне в школе надоело до смерти, детство вспомнить – это конечно хорошо, но надо и делами заниматься.

– Кстати, о школе, – вновь вклинился в беседу генерал. – Мы вас, наверное, переведем всех в Москву, причем, с спецшколу.

– Это типа для малолетних уркаганов, тяжелое детство, деревянные игрушки? – снова схохмил Миша Филькенштейн.

– Нет, это специальная школа, где учатся многие дети руководителей нашего государства и прочих важных особ. Вы должны быть у нас всегда под полным контролем, догадываетесь, почему? – спросил Леонов.

– Наверное, потому, чтобы мы чего не натворили? – ответил Филькенштейн.

– Не только, хотя это мы тоже учитываем. Вон, Зверев и Токугава уже наломали дров. Да и ты, Миша, в Одессе накуролесил.

– Та Боже ж мой, шо я там накуролесил? Парочку босяков прижмурил, так они сами напросились. А в школе я паинька, вся Молдаванка знает, шо Миша Филькенштейн – мальчик из приличной еврейской семьи, – лицо Филькенштейна было серьезным, хотя глаза лучились весельем.

– Ладно, Михаил, за Вас, как говорят в Одессе, мы вспомним промеждупрочим, а пока давайте о деле, – Леонов тоже был серьезен, но и в его глазах искрился смех.

– Так вот, друзья, про вас – рано или поздно – узнают те, кому знать о вас не положено. Ну, не всю информацию, но и даже частичные сведения могут создать для вас проблемы. И для нас, кстати, тоже. Кроме того, раз уж вы поступаете в распоряжение отдела «Омега» и становитесь сотрудниками Комитета госбезопасности, то вы должны быть, что называется, всегда под рукой. Каждый раз высылать за вами самолеты и вытаскивать из ваших городов мы не будем. Да и вообще, ваше появление в КГБ уже будет информацией, которой заинтересуются и зарубежные резидентуры. Так что пока постараемся вас нигде не светить – ни в документах, ни в апартаментах, – генерал улыбнулся.

– Итак, расклад примерно такой – вначале мы просеиваем свои мозги на предмет добыть зерна истины, а потом наши скорбные тела будут переданы на службу родине, ¬– Миша Филькенштейн был само обаяние.

– Да, Михаил, примерно так. Но есть еще и третья фаза – ваши навыки, которые вы приобрели каждый в своей профессии, наши маги-кудесники из вас не вытащат. То есть, они могут добыть знания, но не умения. А вот умения ваши нам тоже пригодятся. Для этого вы поступаете в распоряжение майора Шардина и его сотрудников.

– Какие именно умения вас интересуют, товарищ генерал? Стихи и музыку писать? Так вы же знаете, что это не мое творчество? ¬– снова вклинился в беседу Уткин.

– Нет, Витя, песни нам пока не интересны. Хотя кое-что и здесь нам понадобится, но позже. В первую очередь нас – то есть, КГБ – интересуют ваши боевые навыки. Токугава – мастер каратэ, Филькенштейн прекрасно владеет искусством рукопашного боя, некой системой крав-мага, придуманной в Израиле, Зверев тоже прекрасный рукопашник, боевое самбо, панкратион, джиу-джитсу и что там еще, Максим?

– Ушу-саньда, микс-файт, – отозвался Зверев. – Но это все как бы одна система, у человека две руки и две ноги, стиль боя может быть разный, но все удары очень похожи. То же каратэ, по сути, пришло из китайского ушу, как и джиу-джитсу – из китайского боевого искусства цин-на. Болевые точки, анатомия человека – они во всех видах рукопашного боя одни и те же.

– Ну, вот, подтянете недавно созданную группу КГБ «Альфа», оперативный состав нашей «девятки» натаскаете, да и в ГРУ вроде создают какой-то спецназ. В общем, кроме каратэ японского, который у нас в Москве уже преподают японские мастера, надо бы разнообразить систему рукопашного боя, особо уделив внимание задержанию и обезвреживанию. А то каратэ, на мой взгляд, слишком прямолинейно и как бы немного ломово – удары сплошные, ну броски. А надо нашим сотрудникам уметь тихо и незаметно, а главное – быстро и надежно устранить угрозу, обезвредить противника, – подтвердил Леонов.