Наброски пером – 3

Казалось, что он должен был быть счастливым, но ему ужасно хотелось, чтобы она хоть раз на него посмотрела, хоть что-то ему сказала…

И однажды сын, потный и распатланный, вбежал в па-пин кабинет с криком: « Папа, я только что видел такую замечательную девчонку с красным зонтиком, но я не знаю, как с ними знакомиться! Научи!»

«О, да!» – воскликнул он, – «Вот тут у меня огромный опыт!»

Они долго смеялись.

Профессор был счастлив.

Абсолютно счастлив!

2015

ХУДЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА С ОСТРЫМИ ЛОКОТКАМИ

Они сидели в парке. На скамейке.

Точнее, на скамейке сидел он, а она уютно пристроилась на его коленях.

Идти было особенно некуда, да, наверно, и незачем – секса она явно не хотела.

Так он думал.

Так ему было хорошо думать.

Обычно Яков страдал от запахов. От его закадычного друга, Шуры, всегда дурно пахло. Частое мытье ног и сме-на носков почти не помогали. И что самое смешное – Шу-ра пользовался отменным успехом у женского пола.

Какой-то мазохизм!

Больше всего Яков не терпел запах молодых блондинок.

Резкий, дикий.

Старых блондинок он еще не нюхал.

В его родной Одессе повсюду дурно пахло.

Почти везде.

Иногда просто жутко воняло.

В этом смысле замечательным местом впоследствие, оказался Нью-Йорк; ну никаких тебе запахов! Правда, цветы и фрукты тоже не пахли, но что ж тут поделаешь.

Зато входишь в метро, полный вагон черных, испанцев и китайцев и прочего добра – и ни от кого не воняет!

Разве что повезет нарваться на взмыленного русского ту-риста.

Иногда, правда, в вагон заносило местного бомжа и тог-да вагончик быстро освобождается…

Но все это было у Якова в далеком будущем, а в настоя-щем был неспешно догнивающий Союз, командировка в Харьков и девичья грудь, легко и доверчиво, как птичка, лежащая в его в правой руке.

Мягкая и упругая.

И сладкий запах ребенка.

Якову хотелось продлить эти мгновения на годы.

Ему даже в голову не могло прийти, что это волшебное существо, этот ангел, способен хотеть еще чего-нибудь…

А начиналось все так обыкновенно – командировка в Харьков.

Дыра.

Большая дыра.

Якову двадцать семь.

Инженер.

Холост.

Еврей.

Полдень в чужом городе.

Яков идет вниз по Сумской, в билетную кассу.

За билетом в Одессу.

По ходу вальяжной ходьбы – так ходили только одесси-ты – он пытается думать о своей жизни.

Получается плохо.

Все достало.

Серые улицы, блеклые витрины, спитые рабоче-кре-стьянские физиономии. Весь этот нормальный ландшафт брежневского «реального коммунизма».

Союзу было быть еще лет двадцать, но Яков об этом не знал.

Даже не догадывался.

Даже и не мечтал.

Союз возвышался гранитной скалой!

Очередь за билетами была небольшая, человек на двад-цать.

Перед Яковом стояла довольно высокая худенькая де-вочка с острыми локотками, беззащитно торчащими из ко-ротких рукавов откровенно отечественного платья.