Калика перехожий

– Какой там… Сейчас на приграничных дорогах хозяйничает ватага татей, а атаманом у них Мизгирь. Слыхал о таком?

– Нет. Откуда?

– Свою кличку сей смертный оправдывает. Паук-волк, он здесь и есть паук. Да если б только это! С византийскими чернецами хлынули на Русь полчища нечисти, заметь, это тебе не нашенская нежить, к коей отношусь и я. Тут дела похлеще завернулись! Душа Мизгиря черным черна, продана за мнимый фарт ихнему дьяволу. Первый помощник атамана, Чекан, он тоже сейчас внизу кости бросает, шептун сильный, не всякий волох с ним сладит. Оба, и атаман, и его наперсник, под купцов рядятся. Ежели тебе сила дадена, а духовица смогла глаза раскрыть, сможешь увидеть, кто стоит за спиной атамана, угадаешь его меж другими. Чтобы увидеть черта, посмотри на худого купца через рукав рубахи. Словом скажешь: «Черт, черт, покажи хвост!» Иди, уводи свово товарища от столов, пока не проиграл все монеты.

– Слушай, а чем же отличается черт от других персонажей сей реальности?

– Не ко времени вопросы задаешь! Ну, уж коль задал… Во-первых, он всегда делает только зло, он вообще не способен помочь смертному. Возьми хоть меня, я могу завести человека в чащу, но я же, ежели знать, как себя повести, и ягод помогу набрать, дорогу домой укажу. Водяной, тот, несмотря на все его коварство, может нагнать рыбы в сети рыбаков или помочь мельнику за мельницей следить. Уж на что банник сам по себе натура злобная, если его вежливо попросишь, разрешит в бане переночевать, еще и от других банников оборонит. У черта же задача одна – как можно скорей сгубить людина, встреченного на пути, довести его до смерти и завладеть душой. Чтобы достичь сего, он способен на любую хитрость, на любой обман и притворство. Черт – абсолютное зло. Во-вторых, тебе бы, друг ситный, поторопиться!

За самым большим столом, в толпе играющих в кости, выделялась тонкая фигура бородатого совсем не крепкого мужика, обладавшего в манере поведения какой-то утонченностью, свойственной натурам аристократичным или артистичным, одетого в кафтан, похожего на купца средней руки. Он, улыбаясь, верховодил в кругу игроков, отпускал шутки, подсмеивался, собирая игральные кости в стакан, выбрасывал их на столешницу. Ищенко мимоходом, как объяснял лешак, глянул ему за спину, туда, где виднелся оконный проем, от увиденного чуть не споткнулся. На подоконнике сидело антропоморфное, небольших размеров существо, покрытое черной шерстью, с рогами, хвостом и копытами. Лукавый, забросив ногу на ногу, раскачивал верхней конечностью. Глядя из-за спины реципиента за происходящим за столом, он лениво морщил нос, больше похожий на свиное рыльце. Скучно было нечистому! Скучно и предсказуемо. Помимо воли хозяина хвост рогатого отбивал такт музыкального сопровождения песенников.

Андрей заглянул за плечо Роману. На столе перед попутчиком лежал рассупоненный кошель с деньгами, явно похудевший с того часу, каким он был по-первых. Роман почувствовал присутствие товарища за спиной, недовольно повел плечами. Его очередь метать кости. Одной рукой стаканом зачерпнул кубики со стола. Размешивая их под нетерпеливый гул собравшихся, высыпал на скобленую древесину столешницы. «Зернь» рассыпалась по столу.

– Го-о-о! – разнесся над столом выкрик подогретой алкоголем и азартом толпы. Выпали «голь» – один-один. Роман скривился от неудачи. Ход перешел к соседу. Снова бросок, и снова выкрик толпы:

– Го-о-о!

Чуть лучше. «Петух» – два-три. Следующий претендент на победу выбросил «чикву» – два-два. Ход дошел до Мизгиря. Бросок.

– В-ва-а-а!

Толпа рвет голосовые связки. Вот это да-а! «Полняк» – шесть-шесть!

Андрей приник к уху напарника. Зашептал:

– Роман, завязывай, сейчас все деньги спустишь.

– Отстань! Чувствую со следующим броском придет фарт.

Что на такое скажешь? Пора валить из-за стола. Ох, как пора! Совсем незаметно ткнул указательным пальцем в узел нервных окончаний у самой шеи Романа. Чуть отступил, вроде бы как он ни при чем. Соседи по столу подметили, как поплохело калечному. Видно, расстроился с проигрыша. Вон как тяжело дышит, и глаза кровью налились. Не помер бы только! Возись с ним, от игры отрывайся. Ищенко в свою очередь заметил, как никем кроме него невидимый черт сам сунул рыло к уху Мизгиря, зашептал чего-то в него. Увидел и то, как округлились глаза бандита.

– Человеку плохо! – объявил всем Андрей. – Сей миг я его до лавки дотащу, отлежится, оклемается.

Взвалив неподвижное, обмякшее тело на плечо, тем не менее, не забыв сграбастать кошель со стола, освободив игровое место, понес товарища в номер, ощущая на своей спине тяжелый взгляд.

– Фух! Вроде костистый, а тяжелый!

Сбросил Романа на лавку.

– Уходить вам отседова потребно! – констатировал ситуацию леший. – Не оставлють вас в покое. Как пить дать наведаются в гости.

– Уходить? Как тут уйдешь? Лошадей не бросим. Мимо не просочимся. Разве что через окно?

– Не знаю. Но и мне пора линять. Тяжек мне дух сего гиблого места. Вот, кажись, и лес в двух шагах, а терпежу быть тут, почитай, и не осталось. Твой товарищ когда в себя придет-то?

– А сейчас и придет. Леха, ты уходил бы, чтоб Рому не смущать, он к таким вывертам положений не сильно приучен.

– И то верно. А вы как же?

– Как-нибудь управимся, при помощи «палки и какой-то матери».

– Ха-ха! Эх, нравишься ты мне, Андрюха. Лихой парень!

– Так я и есть лихой.

– Ну, тогда удачи тебе, лихой!

– Увидимся!

Леший на глазах уменьшился в размерах, соскользнул с лавки на пол и, протиснувшись в щель, исчез. Ищенко, повернув Романа на живот, ткнул пальцем в известную точку на теле товарища. Прошла минута, не меньше.

– В-ву-у-а! – воплем выразил боль напарник. – Что это было со мной?

Не особо вдаваясь в лишние подробности, опустив участие лешего в деле, Андрей рассказал о некоторых событиях начала ночи. Предъявил опешившему Роману его частично оприходованный кошелек.

– Что, правда, черта своими глазами видел?

– Вот, как тебя сейчас. Что делать будем?

– Не знаю. Я ведь толком ничего и не помню, все как в пелене.

Молча посидели на лавках друг напротив друга, при свете свечи полупали глазами, еще не решаясь озвучить мысли. Роман хлопнул ладонью по своему колену.

– Так! Уходить нам никак нельзя, значит, остаемся. Черт, говоришь?

– Угу.

– Тогда нужно продержаться до крика третьих петухов.

Ищенко подвинул свою лавку к двери, на нее взгромоздили вторую лавку. Оба надели брони. Расположились ждать.

Затянувшаяся тишина в комнате в течение сравнительно короткого времени перешла в тишину за ее пределами. Затихли музыканты внизу, угомонились приезжие гости. Вместе с тишиной за стенами гостинца нарастало напряжение душевное и телесное. Какой там сон?! Андрей впервые в жизни столкнулся с таким врагом. Это тебе не бородатый моджахед и не забитый жизнью и жаждавший поживы пастух из горского тейпа, не обдолбанный латинос и даже не янки, здесь что-то покруче будет, и ставка повыше. На кон выставлялась не только жизнь, но и душа. По всем прикидкам на дворе около трех часов ночи. Зубы непроизвольно отбивали бравурный марш, правда, не понять, какой именно. Та-ак, что нам, продвинутым кабанам, известно о чёрте? Ну, креста не выносит, еще молитвы, ага, от святой воды совсем не тащится, она для него вроде кислоты будет. Но это все инфа из фильмов, да и та из-за бугра. Ясно дело, амеры могут придумать такую лабуду, что в натуре не расхлебаться! Тупой народец, ожиревшая нация.

– Роман!

– Чего тебе? – сжав в ладони рукоять клинка, отвлекшись от двери, спросил напарник.

– У тебя в сумке случаем святой воды не припасено?

– Откуда?! – округлившиеся от удивления глаза метнули неприязненный взгляд.

– Ну, да. Прости дурака, погорячился с вопросом.

Что там еще не любит нечистая сила? Где-то то ли слышал, то ли читал, чтобы унять нечистого, ему нужно накинуть на шею либо крест, либо недоуздок. С крестом напряг, из Андрюхи и в прежние-то времена, еще в прошлой жизни, всегда был плохой почитатель Иисуса. Только то, что в детстве бабка покрестила, вот и вся вера. Забыл, когда и в церковь заходил. Недоуздка ваще нет, он же не конюх какой! По коридору протопали шаги людей. Судя по шуму, человек восемь. С их приближением к шуму шагов добавилось сопение. Сочный, совсем не старый голос, по интонациям привыкший отдавать распоряжения, сказал:

– Открыл бы нам дверь, боярин, нам с тобой непонятку утрясти нужно.

– Какую такую непонятку? Ночь на дворе. Утром разберем все непонятки, – сонным голосом откликнулся Ищенко.