Оккультные миражи

– Но ведь до сих пор мы так и не можем найти объяснения на многие вопросы. Может нам действительно стоит взглянуть на нашу проблему с другой стороны?

– Ты, по-моему, перегрелся, капитан, – заключил Игорь устало. – По приезду обратись к психологу. Эдак мы все станем сваливать на действие темных сил.

– О, кей, только вначале заедем на заправку, тут недалеко от дороги. А то у этого импортного коня, смотрю уголек на исходе. Это рядом, подремай пока, Игорь Владимирович, подремай. Ночь не спали, а что там еще впереди, один Господь знает.

«Возможно, в чем-то Сергей и прав, – подумал майор, закрывая глаза, – со своим кудесником. Разгул насилия разрушает человеческую личность, вал пропаганды колдовства и магии в литературе различного толка захлестывает общество. Все, что когда-то бурлило в подполье, теперь в виде сект и разномастных сообществ хлынуло на людей цунами через средства массовой информации. Все чаще обыватель становится свидетелями разгула немотивированных преступлений и аномального поведения, сократился порог криминальной готовности. Пожалуй, кудесник в чем-то и прав… особую опасность представляет целенаправленное психо – волевое воздействие лиц, тех самых темных сил, которые от природы владеют определенным даром или развили такие способности. А как найти их в толпе, как обезопасить от них общество? Пожалуй, Шаман действительно из этого сообщества, различного рода платных целителей и экстрасенсов. Если конечно он есть воплоти и это не миф…» – подвел он итог, засыпая.

Свернув с трассы, Смирнов вскоре увидел автозаправочную станцию и не узнал ее. Раньше государственная АЗС напоминала общественный сортир системы «М» и «Ж», где все вокруг утопало в нефтяных пятнах, колдобинах и грязи. Теперь же с АЗС произошла метаморфоза, она превратилась в сверкающие стеклом и пластиком респектабельное предприятие. Идеально белого цвета с ярко желтой окантовкой служебного помещения, совмещенное с диспетчерской. Аккуратные колонки с электронными счетчиками на фоне раскидистых сосен казались особенно аккуратными и ухоженными.

Вереница иномарок со столпившимися водителями и пассажирами явно вносила в эту картину какой-то дискомфорт.

Пересменка, что ли? – пробормотал с досадой Смирнов, подъезжая к последней машине.

Давай я схожу и узнаю, – хрипло отозвался проснувшийся Захаров.

Но не успел он выйти из машины, как рядом с ними взвизгнув тормозами, остановился микроавтобус с тонированными стеклами. Еще секунда и раскаленный столб волчей картечи выпущенный из обреза, через приоткрытую форточку, швырнул тренированное тело Смирнова на рулевое колесо.

Буквально рухнув на землю, рядом с колесом, Игорь выхватил пистолет и с яростью разредил обойму из-под машины, по ногам нападавших. Но времени поменять обойму ему не дали. Выскочивший из-за машины здоровенный, давно небритый детина, огромные фирменные очки которого скрывали добрую половину лица, навел на пленника подрагивающий ствол автомата и недобро улыбаясь проговорил:

– Волыну бросай, а то голову снесу.

Убей эту суку! – голосил кто-то из нападавших. Катаясь по асфальту у микроавтобуса, держась за голень.

Захаров конечно же узнал этого человека – это был Фаза, тот самый из кабачка Семы. Удар битой по голове, буквально пригвоздил Игоря к земле, пахнувшей машинным маслом, мгновенно утопив сознание в липкой темноте.

…Возвращение к реальности проходило в мучительных приступах тошноты, а скрученные проволокой руки и ноги потеряли чувствительность из-за нарушения циркуляции крови. Нестерпимо болела разбитая голова, казалось, каждый удар сердца отдавался в ней словно удар огромного молота в пустой трубе. По всей видимости, было сломано несколько ребер, из-за которых каждый вздох давался с большим трудом. Лицо и рубаха, залитые кровью покрылись засохшей коркой, а тело периодически пробивала дрожь.

«Как здесь темно и душно, – вяло шевельнулась первая мысль. – Где же я, и что со мной? Проклятая проволока, врезалась в тело, пожалуй, до костей. Не может быть, чтобы черти в аду так издевались, значит еще живой. Это хорошо! Как тошнит. Наверняка сотрясение мозга заработано».

Внезапно около самого уха раздался мышиный писк, и в ту же секунду несколько лохматых тварей спрыгнули с тела пленника, умчались куда-то прочь, пытаясь спешно спрятаться в своих норках.

Захарову удалось разглядеть контуры своего склепа благодаря узкой полоске света, струившейся из-под дверей. Судя по всему это, был подвал, который использовали как складское помещение. Катаясь по бетонному полу, пахнувшему сыростью, мышами и плесенью, он попытался изучить его конфигурацию и понять, что можно предпринять в сложившейся ситуации. Изучая метр за метром, он то и дело натыкался на штабеля каких-то ящиков.

– Серега, – позвал хрипло Захаров. Надеясь в душе, что его товарищ не погиб и находится где-то рядом.

Ответа не последовало, послышалось лишь проворное шуршание мышей. Он вдруг почувствовал спазмы в горле, осознав только сейчас, что произошло. В душе вдруг стало пусто и тоскливо, а слезы наполнившие глаза, потекли по щекам сами собой.

– Я удавлю…, этих гадов, – тихо зашептал он, скрипнув зубами. – Я тебе клянусь, Серега, в этом. За твою смерть они нахлебаются своей кровушки досыта, по самое не хочу. Слышите, падлы! – шептал он. Задыхаясь от бессильной ярости.

Время словно замедлило свой бег, а затем и вообще остановилось на месте. Сколько прошло с моменте его заточения, Захаров не знал, все, что его теперь целиком занимало, так это проволока, которой были скручены руки и ноги. Он всерьез опасался за нарушенное кровообращение своих конечностей, которые окончательно закоченели, и потеряли чувствительность. Поэтому он отчаянно пытался двигать окаменевшими пальцами, разминая их, наваливаясь на них периодически всем телом.

Наконец наверху послышался какой-то шум, бряцание ключей и открывающегося замка. Со страшным скрежетом открылась дверь, и яркий дневной свет мгновенно заполнил сырое душное помещение. Майор замер, пытаясь рассмотреть фигуру стоящую в дверном проеме.

– Посмотри, не сдох он там, – проговорил кто-то.

– Зачем его сюды притащили? – буркнул недовольно старческий голос. – И так мышей тьма, так еще эту им подкормку притащили. А потом орёте, что товар битый, внешний вид порченный.

– По бурчи, по бурчи там, без тебя есть, кому думать, – повысив голос, рявкнул кто-то.

– Ну, вам виднее, – бормотал старик, спустившись по скрипучим ступенькам вниз. – Ты живой, или подох уже? Слышь! – дыша перегаром, проскрипел старик. Шаря при этом костлявыми пальцами шершавых рук по лицу Захарова. – Может его наверх поднять?

– Ну, смотри сам, тебе виднее, – раздалось сверху.

Захаров тихонько застонал, пытаясь привлечь к себе внимание.

– А, то не ровен час, сдохнет тут? А холодного разделывать это не дело.

– От, ты зануда, Хряк! – раздалось в ответ. – Иди, я его сам притащу.

С этими словами, говоривший, лет тридцати, в спортивном костюме, направился к пленнику, поигрывая связкой с ключами.

– Ну-у-у, – протянул он, приподняв носком ботинка голову Игоря. – Не сдох еще, падла? Пойдем наверх, люди важные на тебя посмотреть хотят.

Спрятав ключи в карман, верзила взял Захарова за шиворот и выволок на улицу.

От яркого солнечного света, воздуха наполненного весенними запахами, на фоне разнобойного щебетания птиц, майор на какое-то время потерял сознание.

Очнулся он оттого, что кто-то перерезал ножницами по металлу проволоку, которой он был связан.

– Да, куды он денется, с подводной лодки? – донеслось до него. – Гляди у него ручищи черные, ишь как раздуло, а ногти синие какие.

– Какая тебе дед разница? Все равно он не жилец! Раздался пьяный надрывный смех, потонувший в бряканье стаканов.

– Оно конечно так, только бычка портить негоже, – отозвался тот, сосредоточенно сопя. – Он для церемонии должен быть в форме – это понимать надо.

Игорь приоткрыл глаза и стал внимательно разглядывать старика в затасканном когда-то белом халате, забрызганным кровью. Армейский бушлат, видавший виды, шапка-ушанка, из-под которой выбивалась совершенно седая всклоченная шевелюра. Серое лицо с кривым носом, бегающие поросячьи глазки, небритые щеки, потрескавшиеся губы, из-под которых выглядывали редкие, с желтым налетом зубы.

– А что, Хряк, правда, собачки из-за человечины злее делаются? – крякнул кто-то смеясь.

Вновь раздался взрыв недружного смеха.

– Фу-у-у, точно так, – с гордостью ответил старик. Снимая с Захарова обувь. – Дорого пойдут, хорошие тапочки – заключил он.

– А ты попробуй человечину с бабкой в котлеты добавлять! – крикнул кто-то.

Вновь раздался пьяных смех и звон стаканов.

– Зря смеетесь, – отозвался старик. – Возьми торгашей, на рынке. Попробуй целый день за прилавком постоять. А тут и бабка моя с термосом. Кто же от горячего откажется?

– А санитары не гоняют?

– Не-е-е, – протянул Хряк вставая. Оценивающе глядя на снятые с Захарова туфли. – Я с ними хорошо живу. Чего мне с ними делить? Они немножко от меня имеют, я же с понятием, им тоже деток кормить надо, Одним словом живем дружно, одно слово – рынок.

– Ты, наверное, поэтому такой здоровый? – крикнул кто-то. – А, Хряк?

– Да у меня в роду все здоровые были, – проговорил тот, направляясь к дому. – Батя, считай, до старости кулаком быка трехлетку сбивал.

Дальнейшего разговора Захаров уже не слышал, снятая проволока дала возможность возобновиться кровотоку, в начинающие мертветь клетки. Жуткая боль стала плавно разливаться по кистям рук и стопам ног. Жизнь, возвращающаяся в отмирающие ткани, напоминала о себе, словно кипятком накатывающимися волнами. Казалось, что миллионы раскаленных игл воткнулись в тело одновременно и стали с жутким усилием впиваться в клетки.