Пылающий восход

– Благодарю вас за гостеприимство. Вас лично и всех, кто помогал собираться в дорогу, и так же тех, кто рискнул отправиться со мной. Чтобы не случилось, я никогда не забуду о вас и ваших людях, – юноша коротко кивнул в знак прощания и поскакал к началу конного отряда, в то время как Джон подошел к, седлавшему коня, Яну.

– Береги себя, и возвращайтесь при первых же проблемах, магистрат заинтересовался этим делом, я думаю, он пришлет своих людей, а это куда более безопасно, – пожав руки, друзья обнялись, напоследок похлопав друг друга по спине.

– Да не волнуйся, вот как съедим все это, – Ян шлепнул по пухлому вьюку, водруженному на круп лошади, – так сразу вернемся. Только ты нас уже не узнаешь, – его голос стал мрачным, – потому что мы приедем круглые, как надутые свинки, – хохотом разразились все всадники, и процессия медленно двинулась вперед.

Отряд во главе с Нейком и Яноксом Киритом пересек полуразрушенную стену и помчался в белую пустыню, навстречу неизведанным землям.

Первая искорка вспыхнула, порождая множество огоньков подле себя, и вскоре разрастающееся пламя нового восхода охватит весь континент.

1

За искрой следует пламя, и оно возникло в самом сердце Мидленда. Древнейший из собратьев, он единственный помнил тепло старого пламени, и сейчас еще совсем слабый, и дрожащий, он разгорался, ощущая перемены.

Шел сильный ливень, крупные капли падали и со звоном разбивались о придорожные камни. Все небо в одночасье заслонили огромные пепельно-серые тучи, словно бы день и ночь вдруг решили поменяться местами. Где-то вдалеке пастух в спешке созывал и уводил стадо овец, селяне прятались по домам и запирали живность в небольших амбарах. Лишь одинокий монах, в ярко-красном балахоне хлюпал в своих неудобных сандалиях вдоль по дороге, все сильнее походившей на один большой грязевой поток.

На его спине золотой нитью были вышиты различных размеров десятки глаз, смотревшие во всевозможные стороны, и под всевозможными углами. В довершение ко всему, на каждом из рукавов был аккуратно вышит пикировавший ястреб, клювом указывающий на кисти рук, а крыльями, прижатыми к телу, на плечи обладателя балахона.

Ястреб был символом ордена Ирдром, а глаза, взирающие на каждого с облачения монаха, должны были вселять почтение, страх и трепет перед всевидящим и всезнающим магистратом. По краям подола, рукавов и капюшона аккуратной тонкой нитью шла золотая тесьма с текстом девиза:

“Пламя поглотило многих, но лишь покорившись Пророку даровало жизнь новым поколениям”.

Красные одежды свидетельствовали о высоком статусе человека. Только магистры имели право облачаться в огненные цвета.

Обычные послушники, как правило, носили невзрачные серые, либо коричневые, с оливковой тесьмой, войлочные балахоны.

Ранним утром, когда монах только покидал аббатство, небо было еще голубым и ясным, но налетевшие тучи окончательно уничтожили все надежды на теплый солнечный денек. Теперь, унылое небо озаряли лишь одинокие вспышки света, порождаемые молниями. В мрачной торжественности гром возвещал всем и каждому, что это только начало предстоящей бури. Придерживая одной рукой капюшон, путник бросил встревоженный взгляд на хмурые облака и ускорил шаг.

– Не на шутку что-то погода разошлась, видимо удача окончательно от меня отвернулась, – бурчал он. – Почему именно сейчас, именно в этот день, что за жестокая насмешка судьбы.

Сандалии его утопали в грязи, но он упрямо продолжал свой путь. Мысль о том, что большая часть пути уже позади, наверное, единственное, что приободряла его в эту ненастную погоду.

Дорога неспешно тянулась и петляла от огромного, древнего аббатства Родсбери. Окруженная лесом она скрывала любого путника, зашедшего в эту дикую и неприветливую местность. Где-то намного дальше она соединялась с Трактом Молчаливых, служившим центральным связующим путем между пятью основными владычествами Великой Долины.

На многие мили вокруг не было ни одного очага цивилизации, не считая самого аббатства и соседней с ним деревушки. Земли Лордсхен снискали славу самого малонаселенного края из всех пяти, на всей его территории, а она была второй по величине, было всего пара-тройка поселений.

Монах приближался к деревне. Его ноги ужасно болели, одежда вымокла и испачкалась, а тело уже давно била ледяная дрожь.

С какой бы стороны ни шел путник, войдя в деревню первым, что бросалось ему в глаза, была таверна. Окинув грустным взглядом надежное, теплое укрытие из которого струился мягкий теплый свет, монах удрученно побрел дальше.

В таверне “Улыбающийся Сверчок” было всегда многолюдно, даже сейчас, в такую грозу здесь сидела почти все население этого крохотного поселения. Любой, кто забирался так далеко в эти дикие земли, мог не знать о местоположении замка Лордсхен, мог даже не слышать об аббатстве и не сторониться местных суеверий, но он точно знал, где «унять сверчка пряной едой и теплой постелью». Таверна служила местом, где решались все насущные проблемы деревни, в ней всегда можно было найти нужный товар, у остановившихся переночевать торговцев, и даже пару раз здесь проводили суд над пойманными разбойниками и браконьерами.

А о том, сколько слухов и небылиц вмещало эта на вид небольшое строение, было трудно передать. Словом, “Улыбающийся Сверчок” был сердцем этих тоскливых земель.

Деревня не изобиловала строениями: пара десятков бревенчатых домиков с соломенными крышами, лесопилка с коксовой мастерской, и, конечно же, сама таверна, единственное каменное строение, ярко выделявшееся на фоне остальных – вот и все что могла предложить и чем могла похвастаться эта безлюдная местность перед незадачливым путешественником. Уже покидавшего деревню монаха окликнула девушка, выглядывающая из окна таверны:

– Аббат Марк, – ее лицо озаряла лучезарная улыбка, словно солнце решило переждать непогоду на ее губах. – Как вы здесь оказались? В такую непогоду лучше сидеть дома, в тепле и уюте, и не высовываться, тем более в вашем то возрасте. Заходите скорее, – девушка скрылась внутри здания, и через пару мгновений показалась в дверях парадного входа. Высокая, немного полноватая, на ней было простое темно-зеленое платье с повязанным поверх фартуком, сейчас же ее лицо выглядело скорее обеспокоенным, нежели веселым.

– Спасибо Элис, но мне надо спешить, – старик еще сильнее укутался в свой безразмерный балахон, убеждая себя, что если он в ближайшее время не доберется до цели своего вынужденного похода, последствия могут быть гораздо более плачевными, чем простуда или вновь обострившиеся боли в спине.

Что касается Элис. Она стала полноправной хозяйкой таверны в ее двадцать третий день рождения. В тот день гости говорили много приятных слов и засыпали именинницу комплиментами, но все они стали не так важны после речи отца. Он благословил их брак с Рэном, сказав, что верит в правильность выбора своей дочери и, наконец, готов передать семейное дело новому поколению Фраев.

Томас Долвай, или как его чаще звали в деревне, старик Том был хорошим отцом. В молодости он работал дровосеком на местной лесопилке, но по уши, влюбившись в мать Элис, стал подрабатывать в таверне, помогая разносить заказы и прибирая в комнатах после отъезда постояльцев. Вскоре на его застенчивые ухаживания последовал столь долгожданный ответ.

К несчастью, семья просуществовала не долго, вскоре после рождения малышки мать Элис подхватила неизвестную болезнь и всего за несколько дней угасла. Монахи аббатства пытались спасти юное дитя, но болезнь словно бы иссушала ее изнутри и не продержавшись и трех дней девушка скончалась.

Том был опечален утратой настолько, что не хотел никого ни видеть, ни с кем бы то ни было говорить. Таверна стала угасать вслед за ее бывшей владелицей, и в зале, где вечно стоял шум и гам, поселилась траурная тишина. Положение спасла сама Элис. В один из дней, будучи еще совсем крошкой, она забралась на колени к отцу и с задорным смехом стала шлепать по его груди своими маленькими ладошками. Одним темным богам известно, что так могло развеселило ребенка, но этот смех был так необходим ее отцу в то мрачное время. Он словно живительный свет проникал в каждый уголок таверны, и вскоре не было ни одного посетителя, кто бы ни улыбался или не хохотал во всю глотку, глядя на малышку с отцом.

С самого детства Элис обучалась письму и счету в аббатстве и была одной из немногих грамотных людей во всей деревне. Прошло уже двенадцать лет с того самого дня как она покинула учебную скамью, и когда-то юная застенчивая девчушка превратилась заботливую хозяйку, готовую приютить хоть богатого торговца, хоть нищего путника.

– Двенадцать лет, – подумал аббат. – Как быстро летит время, вроде так недавно этот белокурый ангел с изумрудно-зелеными глазами бегал по всему аббатству с кипой бумаг, а теперь она управительница целой таверны и заботливая мать малыша Мика.

Где была Элис, там обязательно был и Рэн, он стал практически ее второй тенью, высокий, худощавый парень, с лохматыми ярко-рыжими волосами. Его возраста никто в точности не знал. Еще ребенком его поймали стражники Лордсхена за мелкое воровство и бродяжничество, так и не решив, что с ним сделать они отправили мальчишку на воспитание к монахам ордена. Сейчас же этот весельчак уверял всех, что ему тридцать два, что и праздновали уже четвертый год подряд.

С юных лет Рэн отличался наглым и неукротимым характером. Насмехаясь над дрожащими от холода и кутавшимися в множество теплых одежд сельчанами, он, как и в детстве предпочитал носить бриджи из плотной вареной кожи и на этом как правило его повседневный гардероб заканчивался. Временами, когда холодные ветра Мертвых Земель все-таки добирались до Лордсхена, он с неохотой натягивал на себя длинные войлочные плащи, отороченные волчьим или лисьим мехом, либо балахоны монахов.

О его статусе ходило расхожее мнение. Кто-то называл его женихом, кто-то ухажером, кто-то обычным поклонником, коих было не счесть у прекрасной хозяйки таверны. Сам Рэн считал Элис супругой и рьяно защищал свою семью в многочисленных драках с теми, кто пытался приставать к возлюбленной. Вскоре после благословения отца на брак, у пары появился малыш. Было решено назвать его Миком, в честь прадеда Элис. Малыш быстро рос, и его лицо всегда украшала ослепительная улыбка матери, а на голове полыхал огненно-рыжий смерч растрепанных волос, унаследованный от отца.

Мальчик бегал как заводная кукла, его звонкий детский смех заставлял улыбнуться даже самого угрюмого посетителя. В свои двенадцать лет мальчуган во всем старался походить на отца и чем мог, помогал родителям в управлении таверной.

Пара давно была готова связать свои жизни узами брака, с того самого дня, когда старик Том дал свое согласие, но в землях Лордсхен не было обители Мейков, чей кронд скреплял пары перед лицом Пророка нерушимым обетом, а ближайшим местом их обитания были земли Рейвин. Элис не могла оставить таверну на старика отца, даже на те несколько недель, что потребовались бы на путь до крепости Рейвин и обратно, а после рождения сына поездка до обители окончательно отошла на второй план.

– Переждите хотя бы непогоду, – кричала Элис вслед удалявшемуся старику. Вдруг, словно вспомнив что-то важное, она на миг скрылась в проходе, ведущем вглубь таверны, и тут же появилась вновь, толкая перед собой молодого парня.

– Я пошлю с вами Рэна, он поможет вам и проводит назад.

Марк остановился, обдумывая предложение.

– Спасибо, дитя мое, пусть он выезжает к вечеру вон к тому холму, – послышалось от маленькой фигурки вдалеке, старик указывал пальцем на небольшой участок леса, приютившегося на скалистом утесе. – Я буду рад его компании на пути домой.

Аббата горячо любили жители деревни и случись, какая болезнь, или гибель скота, что стало, к сожалению, не редкостью в последнее время, они тут же бежали к нему. Марк никогда не отказывал ни в лечении, ни в приюте и всегда выделял необходимую пару рук, если о том его просили. Прибыв, в эти края лет двадцать назад, еще достаточно крепким мужчиной, он быстро завоевал всеобщую любовь, и не прошло и года, как его имя было у всех на слуху. Вскоре монахи ордена предложили ему занять место скончавшегося аббата, хотя до этого он никогда не был даже обычным послушником.

Прошлой осенью аббату уже стукнул шестьдесят четвертый год, его день рожденья отмечался не хуже праздника огненного солнцеворота, но силы его были уже не те, и с каждым годом он слабел, а тело все чаще подводило. Когда-то он рассекал на быстроногом коне и руководил армиями, но все это осталось в далеком прошлом. В прошлом остался и могучий воин, сейчас же превратившийся в дряхлую развалину. Его руки были испещрены морщинами, как и само лицо, голова поседела и ее гордо украшала лысина с редкими волосками, небольшая седая борода все еще торчала жесткими колючками на мощных скулах. Время оставило тяжелый отпечаток на его теле и лице, но его карие глаза все еще хранили задорный огонек молодости, а добродушная улыбка согревала каждого кто имел честь с ним общаться.

Хлюпая в грязи и кутаясь в мокрые, липнущие к телу, одежды старик продолжал свой путь, приближаясь к подножью высокой горы, которую селяне прозвали Шепчущей. Летописи гласят, что именно на ней произошла последняя битва между культистами ордена Аргхзура и войском Пророка Мартина, ставшая переломным моментом в войне и уничтожившая падшего бога. В тот день, как уверяют летописи, с ее вершины текли реки крови, и полыхали сотни пожаров, разнося зловоние смерти на многие мили вокруг, до сих пор мертвый пик был бесплоден, даже снег никогда не укрывал пепельно-черную вершину. По местным поверьям земли вокруг горы считались проклятыми, как и небольшой лесок, примостившийся на торчавшем утесе. Некоторые даже поговаривали, что в нем слышны шепотки давно погибших людей:

– Как на ней вообще может, что-то расти? Это же земля мертвых. И лес там мертвый, все это место проклято, говорю я вам. Я сам видел покойников, одним вечером, они плясали и веселились меж деревьев, – рассказывал как-то торговец, остановившийся в таверне.

– Да, их не упокоили, вот они там и бродят. Хватают и утаскивают путников, проходящих поблизости, в лес, где приносят в жертву своему давно погибшему богу, – с угрюмым видом вторил ему другой.

Согласно все тем же летописям ордена, семьсот лет назад Пророк Мартин привел свою армию на гору и предрек падение Аргхзура – падшего бога, отнявшего свободу у людей. Бог, который должен был заботиться о всех живых существах в своих землях, стал их убивать, иногда выжигая ни в чем неповинных людей целыми деревнями. Первым кто восстал против безумного тирана стал юноша, поднявший народ на защиту своих жизней, земель и семей. Он наступал, уничтожал темных культистов и прислужников кровавого тирана. Битва за битвой он гнал бога все дальше, не давая ему не сна не отдыха пока не загнал его в тупик, на эту самую гору, бежать больше было некуда и состоялся решающий бой. Аргхзур был повержен, его армия разделилась на маленькие отряды, которые еще пытались сражать, но война уже подходила к концу. После победы Великий Пророк основал крепость Лордсхен, где впервые собрались лорды всех пяти земель.

В тот же день, на военном совете было решено объединиться, создав Совет Пяти. В состав, которого вошли пять лордов, представлявшие каждый свои владения и полководцы армии Мартина.

Позже последовали еще две коротких войны, закончившиеся для объединенной армии позорным поражением, но обе они уже проходили без Великого Учителя и Наставника, пропавшего или как заверял орден ушедшего, чтобы вернуться в час нужды.

Первая в некоторых летописях именовавшаяся западной, в других южной, велась против кочевников – коренных жителей южной части континента, но не продлившись и года окончилась разгромом объединенных армий пяти владычеств и массовым отступлением. Вторая же даже не успела начаться, как была тут же отменена. От северного похода было решено отказаться после доклада первого, комендант-командующего крепостью Хостраш.

Много позже, уже после окончания войны и уничтожения последних отрядов все еще поклонявшихся огненному демону, боевые друзья, соратники и ученики Мартина основали орден Ирдром, наконец признав исчезновение своего наставника и объявив, что Великий Пророк покинул этот мир дабы защитить всех от грядущей угрозы и обязательно вернется, когда его верным послушникам будет угрожать опасность, а покуда все должны сплотиться и восстановить разрушенные земли.