«ВОСХОД» программиста

Что-то мы на ней даже считали, но что именно, точно не скажу. Как такового программирования на ней не было. Нужно было лишь вводить математические формулы, по которым она выполняла расчет.

Помню курсовую работу на машине «Мир».

Здесь уже был язык программирования, причем свой, и как мне кажется, уже типа универсального. Что нужно было запрограммировать, уже точно не помню, но программу я написал.

Устройством ввода был считыватель с перфоленты. Кажется, мы куда-то сдавали исходной код для набивки на перфоленту, а может, делали это сами. Но я хорошо помню две вещи – дикую скорость считывателя (он просто выстреливал этой перфолентой!), и как после загрузки я получил на телетайп сообщение «Нет памяти». Однако курсовую у меня приняли.

Гораздо более значимым было знакомство с компьютерами в ФИАН – Физическом институте Академии наук.

На 4-м курсе я получил предложение поучаствовать в НИРС (научно-исследовательская работа студентов) в этом институте. Тема – «Система управления физическим экспериментом» в лаборатории самого академика Прохорова, нобелевского лауреата.

Лаборатория занимала целое новенькое многоэтажное здание на территории ФИАН между Ленинским проспектом и улицей Вавилова. На первой встрече выяснилось, что в лаборатории был сектор обеспечения физического эксперимента, а в секторе – группа, которая и занималась системой управления физическим экспериментом. Мы беседовали с руководителем этой группы, который рассказал о системе. Оказалось, что систему составляла ЭВМ и периферийные устройства, одним из которых был графопостроитель, которым мне и предстояло заниматься.

Вскоре выяснилось, что прежде чем участвовать в работе, мы должны пройти тестирование на пригодность. Для этого нам были выданы технические задачи, в частности по двоичной системе исчисления и логике, решение которых мы должны были принести через пару дней. Тестирование принимал молодой инженер, выпускник МФТИ и, как оказалось, автор схемы графопостроителя.

После того как продемонстрировали графопостроитель в работе, был представлен неработающий экземпляр. Нам нужно было найти неисправность.

Никогда ранее не видел я такого оборудования! Это были осциллографы, к тому же производства США. С помощью этого осциллографа, подключая его к микросхемам и другим деталям на плате графопостроителя, анализировал его работу. Работал в упоении! А как же иначе? Ведь я занимался тем, о чем читал лишь в фантастических романах! Дух в лаборатории тоже был удивительный. Абсолютное уважение к академику Прохорову, хорошие и добрые шутки, энтузиазм – все это, конечно, не могло не нравиться. А еще рассказывали, что Прохоров тратил средства Нобелевской премии на закупку оборудования.

И вот однажды я, наконец, впервые воочию увидел современный зарубежный компьютер – это был новейший американский миникомпьютер NOVA.

Думаю, тогда, в 1975-м, это был единственный экземпляр в СССР.

* * *

Оказалось, что тот самый молодой инженер, автор графопостроителя, получив этот компьютер в свое распоряжение, с увлечением занялся программированием. У NOVA в комплекте имелся загружаемый или встроенный компилятор BASIC, на котором была немедленно написана программа вычисления биоритмов. Я был допрошен на предмет даты рождения и получил личную распечатку.

Меня к компьютеру, естественно, не допускали: охотников хватало. Да и особого желания не было – я с удовольствием занимался графопостроителем. Однако такая «игрушка», как NOVA, не могла не запомниться: элегантная консоль с самым настоящим дисплеем… Фантастика! Ничего подобного я раньше не видел.

Много позже, уже в НИИ «Восход» в качестве устройств ввода мы использовали консоль – электрическую пишущую машинку – и устройство считывания перфокарт. С дисплеями же я познакомился основательно лишь в 1980–1981 году.

Надо сказать, что ошибку в графопостроителе я нашел: она была допущена при пайке деталей на плате.

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, и с приближением сессии наша работа в ФИАН закончилась.

Была еще какая-то курсовая на кафедре, связанная с приобретением ею ЕС-1030. Саму машину я не видел, а разбирался по документации с одним из интерфейсов ввода-вывода.

В целом во время учебы в институте особой любви и тяги к ЭВМ я не приобрел. Полагаю, это было связано с тем, что людей, увлеченных компьютерами, тогда вообще было очень мало. Во всяком случае, мне таких повстречать не довелось, если не считать двух ребят с нашего потока, которые явно увлеклись программированием. Но ведь всего двое!

* * *

В детстве я увлекался чтением фантастики. Могу смело сказать, что ни в одном научно-фантастическом романе не превозносились ЭВМ и уж тем более программисты. Я читал о полетах в космос – Станислава Лемма и Ивана Ефремова, о роботах – Айзека Азимова. Но где же там ЭВМ и программисты? Их героями были космонавты, ученые, инженеры…

Помню, в детстве несколько лет подряд читал и перечитывал роман «Звездоплаватели» Мартынова. Очень увлекла история о первых полетах на Марс и Венеру и совершенно захватившая меня тогда история предполагаемой планеты Фаэтон, якобы разрушенной притяжением Юпитера. Население Фаэтона, по замыслу автора, переселилось на иную далекую планету, но оставило землянам особое научное и технологическое наследство, в том числе и свой чудесный космический корабль. Но и здесь компьютеры практически не упоминались.

Или взять, к примеру, «Я робот» Азимова. В блестящих, на мой взгляд, рассказах о роботах и робототехнике ЭВМ также не упоминается! Замечательно и подробно описана конструкция роботов. А законы робототехники – это вообще уникальные мысли автора, но и он обошелся без описания компьютеров. А его «Стальные пещеры»? Далекое будущее человечества, очень подробное и увлекательное… Но компьютерам там места нет. Я уж не говорю о романе «Туманность Андромеды» Ефремова, где в очень-очень далеком будущем предсказана даже видеосвязь, которая на самом деле появилась значительно раньше. Сногсшибательные полеты со световой скоростью к далеким звездам – и какие-то случайные упоминания об электронно-счетных машинах. Не ЭВМ!

Полагаю, что человечество во второй половине прошлого века просто ошибалось в прогнозах развития компьютеров и их значении. (Впрочем, у Стругацких в повести «Понедельник начинается в субботу» главный герой – программист, но это достаточно редкое исключение и программирование там только упоминается.)

Думаю, именно по причине недостатка информации о компьютерах и программировании у меня и не возникло к ним тяги. Зато с детства был безусловный интерес к созданию чудесных механизмов и устройств.

В этом большую роль сыграл мой дед по матери Сидоренко Александр Константинович. Он был блестящий инженер, защитивший кандидатскую диссертацию без высшего образования. ВАК позволил ему это в виде исключения, ввиду научнотехнической ценности представленной работы.

На фотографии – мой дед около фрезерного станка для нарезания крупногабаритных арочных зубчатых колёс его конструкции.

Применявшаяся для нарезания этих колёс фреза «Победа» – также его изобретение. Известно, что патенты на его конструкции зубчатых передач приобрели чехи (по-моему, «Шкода») и китайцы.

У деда было звание «Заслуженный изобретатель Украины», так как он имел несколько десятков патентов и изобретений. Будучи очень разносторонним человеком, увлекался и пчелами, и растениеводством, и киносъемкой. При этом он глубоко вникал во все, чем занимался. Занялся виноградарством – и получил патент на способ размножения винограда. А какой был виноград, какие сорта! «Жемчуг Сабо», «Шасла розовая», «Королева» – одни названия чего стоят! Увлекся скрещиванием растений и в результате многочисленных прививок им была выращена диковинная груша, где на одном дереве на разных ветках висели и созревали груши совершенно разных видов.

Но главным его увлечением всегда была собственная профессия инженера по зубчатым колесам, их конструкции и технологии изготовления.

Помнится, когда мне было 3–4 года, дед рассказывал сказки, которые придумывал сам, о полетах на Луну и другие планеты. Как мне сейчас кажется, он сочинял их прямо на ходу. И так у него это интересно получалось, что я без этих сказок даже не желал засыпать. Непременным рефреном в его рассказах было упоминание о том, какая замечательная профессия «инженер». Не удивительно, что последующее чтение научно-фантастической литературы неминуемо привело меня к выбору этой профессии как самой интересной на свете. А вот каким стать инженером, это уже был вопрос.

По какой-то причине больше всего меня привлекала электроника и автоматика, всякого рода автоматические устройства вызывали у меня большой интерес. Таким образом, к окончанию школы я уже был уверен, что мой вуз – технический.

Помню, выбрал по справочнику МИРЭА, это что-то из области приборостроения, автоматики и телемеханики.

Здесь вступили в действие родители, которые к моему выбору отнеслись весьма скептически. Оба – и отец и мать – окончили авиационный институт, правда, в Харькове. Считали, что авиационный вуз, тем более МАИ, самый лучший с точки зрения профессии инженера. Убеждали они меня очень упорно и в конечном счете победили. А факультет систем управления был предопределен, так как самой главной на этом факультете была кафедра 301

– «Системы автоматического управления ЛА».

* * *

Мой отец, Земцов Николай Павлович, родился в селе Рыбинка, ныне Волгоградской области. Окончив пять классов в своем селе, для продолжения образования ходил в школу в соседнее, более крупное село, по 8 километров каждый день. Но и там была только восьмилетка, поэтому 9-й и 10-й классы были окончены в городе Камышин, где жили его бабушка и дедушка по матери.

Среднюю школу отец окончил с серебряной медалью и поступил в ХАИ – Харьковский авиационный институт. Как и почему, будучи родом из глухого русского села, отец вдруг заинтересовался авиацией? Причем он не мечтал летать, ему было интересно конструировать летательные аппараты. В итоге он успешно закончил институт защитив диплом с отличием.

Именно в ХАИ отец познакомился с моей будущей мамой Сидоренко Галиной Александровной. Они учились в одной группе и поженились на старшем курсе, а уже перед защитой диплома на свет появился я.

Здесь надо пояснить, что в авиационных вузах в СССР срок обучения составлял около 6 лет – десять полных семестров, затем преддипломная практика, военные сборы и защита диплома. Отец поработал по специальности недолго, около года, после чего его пригласили на работу в КГБ, в контрразведку.

Это было время «постсталинского» обновления КГБ в середине 50-х годов прошлого века. Несмотря на качественное техническое высшее образование, отца направили на обучение в школу КГБ. Поскольку он был уже офицером (в авиационных вузах существовала военная кафедра, и после окончания вуза и военных сборов присваивалось звание «лейтенант-инженер запаса»), то вместо обычных четырех лет учился всего два года.

Далее последовала работа, о которой отец никогда много не рассказывал, но очевидно весьма интересная. Работая исключительно в контрразведке во 2-м главке КГБ, отец побывал во многих странах – в Индии, Швеции, Великобритании и др.