Элегия Массне

Потом ткнул себя в майку:

– Эрик.

– Йес. Эрик. Алекс, – подтвердил Стебликов, копируя жест.

Эрик обернулся к раскрытым дверям купе со старушками и принялся что-то объяснять им, поминутно дергая Стебликова за рукав. В монологе Эрика часто мелькало слово «Алекс». Стебликов почувствовал неудержимое желание раскланяться.

Затем Эрик исчез разносить информацию об Алексе по вагону, а Стебликов, осмелев, развернулся к старушкам. Та, что в чепце, лежавшая на верхней полке, приподнялась, сняла с крючка сумочку и деловито достала из нее бумажный стаканчик и наполовину опорожненную бутылку «Кубанской» водки. Она плеснула водку в стаканчик и мигом клюкнула. Держа в одной руке бутылку, а в другой стаканчик, она посмотрела сверху на Стебликова, как птица с ветки. После чего, помахав в воздухе бутылкой и стаканчиком, старушка задала Стебликову какой-то вопрос, который он понял как «хочешь выпить?»

– Йес, – сказал Стебликов.

Он принял из рук старушки стаканчик с водкой и выпил одним глотком.

– Сенк ю, – сказал он с достоинством.

Это привело старушку в восторг, она залопотала что-то, улыбаясь, остальные ее поддержали. Стебликов ничего не понимал. Подумав, он спросил:

– Как вам нравится в Советском Союзе?

Старушки в свою очередь тоже не поняли.

– Хау ду ю… – начал переводить себя Стебликов, но понял, что не готов к этому.

Спас его Эрик, который примчался с бутылкой шампанского и со стариком, умевшим говорить по-русски. Стебликов был введен в купе и посажен в ногах одной из старушек. В дверях сгрудились любопытствующие, которые все прибывали.

С помощью старика удалось выяснить, что Алекс – «рашен инженир» и что ему нравятся Чайковский, Мусоргский и Бородин. Американцы тоже против них ничего не имели. Далее последовали Шаляпин, Толстой и Достоевский. Разговор принял нежелательный для Стебликова культурологический оттенок. Стремясь показать хозяевам, что американцы тоже чего-нибудь стоят, Стебликов назвал Хемингуэя, Фолкнера и Стравинского, но потом с опозданием вспомнил, что последний – русский. Однако американцы этого не заметили и долго, смакуя, выговаривали «йес».