Мент для новых русских

Тотошка поставил бутылку и печально поглядел на лужицу коньяка на столе.

– Заставь дурака… – проворчала Ирина и взяла свою кружку.

– За что выпьем? – Доктор поднял кружку почти над головой.

– За присутствующих здесь дам! – хихикнул Тотошка.

Кошкины одновременно прикончили свою порцию супа и теперь с интересом присматривались ко всему происходящему.

– Козел, – сказала Ирина.

– Чего ты? – Тотошка осознал, что перегнул палку и попытался исправить ошибку, – Ты ж и, это, тоже… ну, почти… дама.

– Я предлагаю выпить за нашего найденыша! – провозгласил Доктор, – Пусть он станет символом новой, хорошей жизни, которая…

– Рай на земле, – бросила Ирина.

– Нет, вы не правы, мы первый раз пьем здесь такой напиток. Помню, в семьдесят втором…

– Пей уже, пророк, – оборвала его Ирина.

Тотошка поспешил и поперхнулся. Он мучительно закашлялся, засипел, на глазах выступили слезы.

Доктор выпил свою порцию коньяка медленно, словно процеживая напиток сквозь зубы. Глаза его были мечтательно закрыты.

– Да, – сказал Доктор, допив, – это великолепно. Просто великолепно.

– Ешь, давай, – приказала Ирина, выпившая коньяк без эмоций, как воду, – и ты, козел старый, тоже закусывай, а то развезет…

Ирина отрезала два толстых куска балыка и сунула их Кошкиным. Те повертели в руках непривычную еду, потом разом сунули куски в рот. Зачавкали. Одновременно проглотили. И снова посмотрели на Ирину.

– Хватит вам, вас проглотов не прокормишь. Что в вас, что в огонь, только сильнее горит.

– А может, Доктор и прав? – откашлявшись и закусив, сказал Тотошка, – Может, и вправду, парень нам чего-нибудь поможет? В старости поддержит…

– Ты себе лучше снегурочку в декабре слепи. Или я тебе колобка испеку.

– Вечно ты, ненормальная, – обиделся Тотошка, – вот где он, по-твоему, денег на все это взял?

– Украл.

– Скажешь сразу – украл!

– А где еще он мог столько сразу взять? – Ирина отрезала еще два куска балыка и дала Кошкиным, – Заработать?

– Боюсь, что тут Ирина права, – Доктор отодвинул опустевшую миску и потянулся за мясом, – и украл, судя по всему, немало. А это создает угрозу поисков вора. Это вам не палку колбасы украсть. И даже не бутылку водки. Тут деньги.

– Думаешь, наш парень вор?

– Не знаю.

– Да чего там рассуждать, придет, сразу и узнаем. Он, может, просто в карты выиграл, – Тотошку немного повело от коньяка, движения стали порывистыми и неточными.

– У метро, на лоходроме! – съязвила Ирина.

– Вот тут почти точно нет, чтобы выиграть на лоходроме, нужно быть волшебником, – уверенно сказал Доктор.

Даже Кошкины кивнули. На лоходроме были жесткие правила, а самое главное из них гласило: «Лохи не выигрывают». Немногие случаи попыток некоторых клиентов уйти, не закончив игры, оборачивались насильственной экспроприацией оставшихся средств.

– Вот придет, мы у него спросим, – заявил Тотошка, – а сейчас, предлагаю по второй кружечке.

– Хватит тебе, разошелся уже совсем!

Из-за деревьев внезапно почти выбежал Конь:

– Жрете?

– Обедаем, – поправил его подобревший от выпитого Тотошка.

– Там на нас наехали, – выпалил Конь, – там еще Петровичу врезали, лежит, не шевелится. Ты, Доктор, пойди глянь.

– Кто наехал? – спросила Ирина, – Менты?

– Хуже, быки от ночного клуба, говорят, хозяин клуба приказал всем сваливать. Петрович, было, заикнулся, что не пойдем – вот и схлопотал. Пошли.

– Сидеть здесь! – приказала Ирина вставшим Кошкиным, – Сидеть тут и ждать! Понятно?

Кошкины кивнули. Туда, где могла произойти драка, Крысы Кошкиных не пускали. И всячески уводили от возможных потасовок.

У близнецов был еще один пунктик – они не переносили, когда люди били друг друга. В этом случае братья брали инициативу в свои руки и не успокаивались, пока драчуны не переставали шевелиться.

Ответных ударов Кошкины просто не чувствовали. Доктор, потыкав их, в свое время, несколько раз иголками, заявил, что у пациентов очень высокий болевой порог, настолько высокий, что лично он, Доктор, не станет даже пытаться этого порога достичь.

Посему Кошкиных оставили возле печи с приказом следить и никуда не отходить, а сами быстро пошли к месту очередной неприятности. К наездам милиции, санитарных врачей и прочих представителей власти Крысы привыкли давно. В самых тяжелых случаях при темном социалистическом прошлом кое-кто мог сесть на год-два за тунеядство, в не менее темном капиталистическом настоящем большую часть Крыс могли загнать в санприемник, продезинфицировать и попытаться некоторых из них засунуть в лечебницы или дома престарелых.

Максимальным сроком восстановления популяции Крыс в Норе был срок в две недели.

Так что сегодняшний наезд представителей криминалитета был событием, близким к эпохальным.

Значимость визита Крысы осознали, особенно после того, как один из визитеров отправил Петровича в нокаут. За несдержанный язык и взрывной характер Петровича недолюбливали сами Крысы. Иногда даже, когда Петрович, с точки зрения Норы, преступал приличия, его били свои, но предельно аккуратно, так, чтобы напомнить правила общежития, но при этом не нанести ущерб трудоспособности.

Сейчас же Петрович лежал, не шевелясь, а тот, кто его вырубил несколькими ударами, стоял над ним, разглядывая лица Крыс, словно выбирая, кому еще попортить эти самые лица.

Героя звали Глыбой. Сколько он себя помнил, он всегда занимался боксом, особых спортивных вершин не достиг, но умение одним ударом организовать ближнему своему широкий диапазон повреждений от перелома челюсти, до сотрясения мозга, выдвинули его в первые ряды исполнителей суровой воли Геннадия Федоровича.

На сегодняшний вечер воля Геннадия Федоровича требовала припугнуть этот бомжатник, а потом проследить, чтобы все эти Крысы покинули места обитания.

– И не вздумай никого мочить или еще какой хипеш поднимать. Чтоб все было тихо, без мокроты, но так, чтобы к завтрашнему дню никого в овраге уже не было, – сказал шеф. Глыба остограмился в баре и убыл в Нору.