Мент для новых русских

Егоров отвинтил пробку, поднес горлышко к губам.

– Давай-давай, – сказал капитан, – у нас выпивки много.

* * *

…Владимир Родионыч остановился на пороге комнаты.

На кровати, на смятой постели лежала молодая девушка. Красивая девушка. Обнаженная девушка. Мертвая девушка. И простыни были не только смяты, но еще и пропитаны кровью.

На полу, в лужице крови лежал нож. Изящный, с длинным изогнутым лезвием, с рукоятью, отделанной слоновой костью. Коллекционная вещь. Дорогая.

– Сюда больше никто не входил? – спросил Полковник у одного из охранников в коридоре.

– Нет. Как вы сказали.

– Вот это и есть те проблемы, о которых я вам говорил, – сказал Полковник, присаживаясь в кресло возле двери.

– Это кто? – спросил Владимир Родионыч.

– Никто, – пожал плечами Полковник, – одна из десятка местных горничных, которых либо вовсе не замечают, либо укладывают, походя, в постель, заметив, или просто от безделья. Или, походя, убивают. Не исключено, что от того же безделья. Эту девочку звали Юля, она в доме недавно и, насколько я знаю, была очень рада, что смогла устроиться сюда на работу. Двадцать лет.

Владимир Родионыч осторожно приблизился к кровати:

– У нее глаза открыты.

– Я знаю, – кивнул Полковник. – Это я приказал ничего здесь не трогать до вашего прибытия.

– До моего прибытия? – чуть удивился Владимир Родионыч. – Вы были уверены, что я обязательно с вами приеду?

– А зачем я, по-вашему, играл с утра в карманника? – в свою очередь выразил удивление Полковник. – Я должен был вас заинтриговать и привезти сюда.

Владимир Родионыч покачал головой и присел на корточки возле ножа. Протянул было к нему руку, но остановился.

– Дорогая вещица, – чуть сдавленным от неудобной позы голосом сказал Владимир Родионыч.

– Восемнадцатый век, Индия, цену я даже произносить боюсь, – подтвердил Полковник.

– И что?

– И ничего…

– Нет, вы меня сюда привезли, теперь давайте поясняйте, зачем именно, – Владимир Родионыч выпрямился, опершись ладонями о колени. – Чего вы от меня хотите?

* * *

… – Чего ты от меня хочешь? – плачущим голосом спросил Егоров, допив бутылку.

– Угостить тебя хочу, – Гринчук достал из полиэтиленовой сумки еще одну бутылку водки. – Лови.

– Зачем?

– Пей, Валя, пей, – Гринчук покрутил в руке пистолет, – не доводи до греха.

Егоров торопливо открыл бутылку и глотнул. Слишком торопился, захлебнулся и закашлялся. Водка потекла по подбородку.

– Да ты особо не спеши, Валя, время у нас еще пока есть, – успокоил его Гринчук. – И водка у нас еще есть. Сейчас ты немного догонишься до кондиции, а тут еще жара… И поесть дома ты не успел. Так что развезет тебя совершенно конкретно. И мы поедем в город, только за руль сяду я, если не возражаешь. Не возражаешь? Вот и славно.

Егоров откашлялся и снова глотнул водки. Будь что будет, решил он. Гринчука не переубедишь. Если он что-то решил… Не нужно было брать деньги, но адвокат, сука, очень уж… И кто знал, что Гринчук все вычислит… Сволочь, этот Юра… Нюх у него. И ведь не скажешь ему, что он и сам берет взятки. Не берет. Гринчук – не берет.

– В городе мы с тобой зайдем в «Красавицу», – продолжил излагать ровным голосом дальнейшую программу действий Гринчук. – Там закажем еще чуть-чуть водочки с пивком и отполируем твое состояние. Я, кстати, тоже приму участие. Потом ты потихоньку уйдешь и двинешься, по возможности, домой. Или в райотдел. В райотдел даже смешнее получится.

Егорову начало казаться, что голос Гринчука доносится откуда-то издалека.

Ну и хрен с ним, подумал Егоров, и хрен с ним.

– Ну, а когда оклемаешься, сообщишь испуганно дежурному, что по пьяному делу посеял где-то свое удостоверение. Можешь даже сказать, что это я его у тебя забрал, все равно не поверят. Пистолет, кстати, я тебе не верну, отдам дежурному, скажем, что я взял его у тебя у пьяного, чтобы ты его не посеял. Патроны мы с тобой расстреляли вот здесь, возле пруда. Выпили и захотели пострелять. Понял? – спросил Гринчук.

– Понял, – кивнул Егоров.

– Ты это хорошо пойми, Валя. Очень хорошо. Тебя из органов попрут, а мне влепят очередной выговор. У меня до пенсии осталось несколько месяцев, мараться не станут двумя увольнениями сразу, ибо единичный случай – это только единичный случай, а так тенденция получается. А вышестоящее начальство тенденций не любит, – Гринчук покачал головой, словно показывая, как именно вышестоящее начальство не любит тенденций. – Допил?

– Д-да, – кивнул Егоров.

– Вот и славно, садись в машину, поехали. Третью бутылку я лучше дома спрячу, она мне еще пригодится горечь от выговора заливать.

Егоров оттолкнулся от дерева и встал. Потом двинулся к машине, сильно прихрамывая из-за наручников на ноге.

Гринчук покрутил в руках его удостоверение, вздохнул. Все у него внутри протестовало против такого обращение с документом, но решение уже было принято. Капитан достал из кармана специально купленную по такому случаю зажигалку и поднес огонек к уголку удостоверения.

Не сгорит, картон не сгорит.

Гринчук отодрал с удостоверения фотографию, внутренние листки, скомкал и поджег.

– Сука ты, Гринчук, – сказал Егоров, усевшись на правое переднее сидение.

– Еще какая, – тяжело вздохнул Гринчук. – Убивать только вот никак не научусь.

Егоров икнул и замолчал.

* * *

… – Хорошо, – сказал Владимир Родионыч, – я понимаю, что милицию сюда вызывать нельзя, нечего им копаться в наших делах. Но и оставлять это безнаказанным, тоже невозможно.

Они с Полковником расположились в кабинете администратора дома, предоставив тому топтаться в коридоре перед собственным офисом в ожидании распоряжений.

– Невозможно, – повторил Владимир Родионыч.

– И кто, по-вашему, должен быть наказан? – осведомился Полковник.