Светлое время ночи

– Восемь веков харренской поэзии, – повторил Лагха.

– Это и есть Слова Неприкосновенности? – недоверчиво скривился Эгин.

– Они самые. А вы хотели что-нибудь вроде «Смерть врагам Князя и Истины?»

Эгин кисло улыбнулся. По крайней мере он получил шанс на шанс.

5

Когда совсем рассвело, Эгин решился покинуть свое убежище.

Солнца не было. По хмурому небу бежали быстрые облака. Ветер запускал свои колючие щупальца под рубаху и в штаны, напоминая о том, что до настоящей, ласковой весны еще ой как далеко.

Эгин осмотрелся. Туимигская крепость при свете дня показалась ему еще более величественной. И еще более заброшенной.

Он взобрался на ближайшую стену и посмотрел в сторону дома с башенками. Дом, однако, не исчез подобно обители колдуна из сказки, а продолжал стоять, недоброжелательно глядя на Эгина сквозь темные бельма окон.

Эгин еще раз попробовал войти в Раздавленное Время. И снова – впустую. Следовало признать, что общение с Белым Цветком и магия Раздавленного Времени – вещи почти несовместимые.

«В моем положении ждать больше нельзя – можно замерзнуть насмерть», – решил Эгин и начал спускаться по щебенистому склону. Ноги настолько обледенели и огрубели за эту ночь, что почти не чувствовали ни боли, ни даже дискомфорта.

Он спустился в перелесок и снова осмотрелся. Никого и ничего. Только аккуратно сложены в поленницы свеженарубленные дрова.

«Но без оружия все равно как-то тоскливо», – подумал он и подобрал длинную крепкую жердь, позабытую лесорубами рядом с поленницами.

«Придется вспоминать приемы боя с шестом». – Эгин усмехнулся.

А усмехнуться было отчего. Глядя на свое новообрященное оружие, он не мог не понимать, что его «шест» сломается при первом же серьезном ударе. А может, не при первом, но тогда уж точно при втором.

Эгин уже почти дошел до опушки, за которой начинался пустырь-огород, как его слух уловил странный звук – будто кто-то тер две ветки друг о друга с целью высечь огонь.

Эгин замер, но не обернулся. Хотя не было никаких предпосылок в пользу того, чтобы считать этот звук свидетельством в пользу близости людей, некое безмолвное знание в глубине Эгиновой души говорило ему: на сей раз охотники его настигли.

Он перекинул сумку с лотосом с груди на спину. Взял в руки шест. И сделал несколько коротких ритмичных вдохов.

Убегать бесполезно – ведь у преследователей есть луки. Но сдаваться без боя, пусть даже заведомо проигранного боя, Эгин не собирался.

Словно бы самоисторгнувшись из стволов ближайших тополей, на поляну выступили двое мужчин и одна женщина.

На этот раз на них не было масок – теперь прятаться было не от кого, не было никаких «посторонних», от которых следовало бы скрывать лицо. Эгин не был посторонним – он был «посюсторонним», дичью для зверинца.

Он узнал их сразу. Это была та самая троица, что просила его рассудить их спор вчера днем на дороге. Гиазир с клиновидной бородкой и усиками. Высокая, коротко остриженная девушка и коренастый мужчина лет тридцати.

Не требовалось большой сообразительности, чтобы догадаться: четвертый «молодой повеса» и был тем самым душителем, окончившим свою миссию на столе в гостиной.

На сей раз все трое не стали прибегать к маскараду. Вместо вчерашнего златотканого бархата на них были кожаные штаны, кожаные рубахи со стоячими воротниками и высокие сапоги.

Эгин сжал в руках свой непредставительный шест и принял боевую стойку.

В руках у одного из охотников был меч. На поясе у девушки – аркан. А коренастый был вообще не вооружен, если не считать короткого кинжала в поясных ножнах. Но над его макушкой виднелась верхняя дуга двояковыгнутого лука. «Тот самый, из которого вчера так настойчиво мазали по окнам», – отметил Эгин. Судя по тому, что коренастый выступил вперед первым, он и был главарем отряда.

– Я рекомендую вам сдаться и проследовать с нами, – сказал коренастый на харренском. – Так хочет новый гнорр.

«Значит, шанс на шанс отменяется… Впрочем, Лагха ведь предупреждал!» – подумал Эгин.

– Сдаться? Об этом не может быть и речи, – ответил он, выдержав нарочито долгую паузу.

В быстром выпаде Эгин преодолел те несколько шагов, что отделяли его от обладателя клиновидной бородки, вооруженного мечом, и, присев на корточки, всадил шест тому в подвздошье.

Эгин был столь стремителен, что его жертва не успела принять защитную стойку и, трагически охнув, повалилась на спину.

Эгин еще раз, для доходчивости, наподдал противнику в солнечное сплетение, что заставило мужчину с бородкой взвыть от боли, выронить меч и распластать руки по земле.

Еще один удар пришелся в центр грудной кости. Эгин знал, что после таких ударов даже очень сильный человек будет способен сражаться снова не менее, чем через два часа. «Одним меньше», – подумал он.

Спустя несколько секунд Эгин уже катился по земле в сторону главаря отряда.

Тот все-таки успел среагировать и даже предпринял попытку отвести удар. Тем не менее Эгину удалось достать шестом его колени, сбить с ног и, отбросив сломавшийся шест, сцепиться с ним в рукопашной.

Коренастый оказался силен, хотя и не слишком подкован в борцовских искусствах. На этом и строился расчет Эгина, который знал: Иноземная Разведка, как никто в Своде, привыкла полагаться на холодное оружие.

Спустя минуту Эгину уже удалось прижать главаря к земле. Тяжелый кулак Эгина врезался во вражескую челюсть, пока левая рука Эгина нащупывала точку за ухом противника, носящую название Колодец Сна.

В душу Эгина уже начали закрадываться надежды на свободу, как вдруг его шею вновь захлестнул мерзкий волосяной шнур. А два шипа впились в его кожу как раз в области гланд.

Сомнений быть не могло – это девушка метнула свой аркан…

Эгин упал на спину и, что было особенно невыгодно, при падении умудрился удариться затылком о камень, торчащий из земли. Приходилось признать, что лесная поляна не столь удобна для рукопашной, как зал для упражнений, застеленный тростниковыми матами.

Искры снопами посыпались у него из глаз, а голова загудела, наливаясь дурной кровью.

Противник Эгина не замедлил воспользоваться положением, вскочил и сразу же вслед за тем сел ему на ноги. Эгин почувствовал холод кинжала у своей шейной артерии.

– Вам окончательно рекомендовано сдаться, – сказал коренастый.

Девушка ослабила арканную петлю и Эгин смог вдохнуть.

Он смотрел на девушку и на коренастого и размышлял о том, что эти самые люди могли бы оказаться его однокашниками по Четвертому Поместью. А заодно – друзьями.

«Как у Эриагота: „За завтраком – друзья, за ужином – враждуем“, – подумал Эгин и почувствовал, как сознание покидает его тело, и неровен час очнется он уже в каком-нибудь мерзком подвале с колодками на шее и на руках, но… что-то внутри него требовательно и непреклонно восстало против подвала и колодок, он собрал все свои силы и с громким пьяным восторгом заорал на весь лес:

– Восемь веков харренской поэзии! Целых восемь веков харренской поэзии!

6

– Само провидение вас нам послало! Хоть пол теперь починим, – сказала Эгину полная, похожая на прямоходячую черепаху хозяйка, подводя к нему каурого. В левой руке она сжимала десять золотых монет – целое состояние по местным меркам.

Ее престарелый муж стоял рядом с Эгином и театрально, по-стариковски охал, потирая ушибленные бока, – показывал, видать, что десять золотых он заработал честно.