Пути Звезднорожденных

В начале коридора лежали убитые стражи. Они были застрелены – отравленными иглами в шею. Герфегеста невольно передернуло при мысли, что точно такую же иглу мог схлопотать и он сам, если бы решил проследовать за Тай-Кевром, когда тот во главе Пелнов покидал пиршественный зал.

В комнате, отведенной Элаю, никого не было.

В ней царил образцовый беспорядок, в целом отвечающий представлениям Герфегеста о складе личности сына Элиена Звезднорожденного.

Впрочем, на столике для письменных принадлежностей цепкий взгляд Герфегеста различил раскрошенные остатки двух привядших цветков настурции, флакончик духов, какие обыкновенно дарят благосклонные девы Синего Алустрала приглянувшимся юношам, и восковую табличку с обрывками неких любовных виршей. Сии романтические предметы представлениям Герфегеста о складе личности Элая отвечали куда хуже.

Герфегест бросил взгляд на постель – она была не смята.

«Похоже, наш Элай не привык болеть в кровати, – саркастически хмыкнул Герфегест. – А ведь врал, стервец, что пошел спать!»

Герфегест заглянул за плотные портьеры, обрамляющие высокое окно, открыл дверцы одежной ниши. Убедившись, что Элая нет и там, он возвратился в коридор.

В старых спальных покоях Харманы тоже было безлюдно. Четыре трупа – и более никого. В воздухе витали запахи розмарина, лотоса и сосны – те же, которые входили в состав духов госпожи Харманы.

«Ничего удивительного – она ведь любит иногда бывать здесь. Говорила, что этот зал навевает воспоминания о начале нашей любви. Вот и зашла подлечиться…» – поспешил успокоить себя Герфегест.

Он внимательно осмотрел тела убитых. Нагрудники всех четверых были украшены Крылатыми Кораблями. Хвала Намарну, это были всего лишь опрометчивые Пелны, дерзнувшие нарушить покой Хозяйки Гамелинов в час, когда ей нездоровилось.

«Вот только где Хармана сейчас? И где, Хуммер его раздери, этот десятиклятый романтик Элай?»

Герфегест уже собрался было покинуть старый спальный покой, но в это мгновение его вниманием завладел крохотный блестящий предмет, едва различимый в луже крови. В последнее время Хозяин Гамелинов отвык обращать внимание на подобные мелочи, но события минувшего дня обострили в нем былую подозрительность.

Герфегест не побрезговал извлечь вещицу из крови и отереть ее о свою шелковую рубаху, и без того безнадежно испорченную.

Это был позолоченный крючок. Крючок, на который застегиваются мужские штаны оринского покроя. На головке плоской заклепки, которой сей крючок еще совсем недавно крепился к штанам своего владельца, была выбита геральдическая кувшинка, недвусмысленно свидетельствующая о принадлежности хозяина штанов к родне гиазира свела – правителя города Орин…

«Сомнений нет – Элай тоже был здесь!»

На мгновение Герфегесту показалось, что пол плавно переходит в потолок и он – он, неколебимый Герфегест из Дома Конгетларов! – обращается в навозную муху, вязнущую в колдовской патоке бессилия.

Герфегест до ломоты в висках сцепил челюсти, чтобы не заорать блажным ором обманутого мужа.

Да, он был слеп, но теперь он прозрел. И злому полозу правды было вольно теперь язвить его всласть.

Пытаясь обуздать свое отчаяние нарочитым спокойствием движений, Хозяин Дома Гамелинов осторожно положил крючок обратно в лужу крови. Он не станет опускаться до унизительного собирательства грязных улик.

Его меч превыше правосудия.

Спустя несколько мгновений Герфегестом овладели колебания. Вправе ли он убить их? Вправе ли он вообще подозревать свою возлюбленную жену в измене?

Ведь могло быть совсем иначе. Например, так.

«Элай отдыхает у себя в комнате. („Ага, – злобно ощерился Герфегест-мститель, – отдыхает и целомудренно грустит над сухими лепестками настурций“.) Да, значит, Элай у себя в комнате. Отдыхает. Возможно даже, спит, утомленный… („Чем, интересно, утомляются семнадцатилетние жеребцы до той степени, что валятся дрыхнуть в четыре часа пополудни?“) В общем, отдыхает, пишет очередное письмо в Орин, отцу („И где же оно? Неужто Элай решил порадовать папеньку лирическими виршами?“), и в этот момент по коридору пробегают люди Дома Пелнов.

Пренебрегая прочими комнатами, они врываются в старые спальные покои. Там – Хармана. («Тоже погрустить притащилась – а ведь неближний свет!») Хармана, конечно, умница. Она мгновенно разбивает кувшин-тайник, где хранится оружие на случай как раз таких непредвиденных обстоятельств. Она мужественно защищается, но силы неравны. Элай слышит шум схватки и спешит ей на помощь. Сын Элиена помогает Хозяйке Гамелинов расправиться с непрошеными гостями. А потом они вдвоем (Герфегест поморщился, бессильный врать себе и дальше)… валятся в постель, причем Хармана в своем извечном нетерпении рвет крючок долой. На нее это очень похоже, сыть Хуммерова!

Хорошо, пусть не так. Раненый Пелн падает, выпуская из рук секиру, и, выбросив вперед скрюченные пальцы, вцепляется в Элая, надеясь, видимо, кастрировать врага перед смертью. Вот тут-то крючок и оборвался… Нет, я все-таки убью мерзавку!»

Герфегест обернулся на звуки знакомого голоса.

На пороге зала стояли Хармана и Элай.

Одетые. Перепуганные.

На штанах Элая не хватало верхнего крючка.

На руках, на лицах – свежая кровь. Хармана – это Герфегест почувствовал сразу – была разъярена и недовольна. Элай – смертельно напуган, однако, страшась подпортить реноме, не выпускал из рук трофейный меч. За их спинами слышался родной говорок – воины Гамелинов хвалились своими успехами.

Лицо Герфегеста озарила улыбка. В глубине души он очень боялся, что Хармана и Элай нашли свою смерть от рук Пелнов. Нечестивцы могли бы пленить ненавистную им Хозяйку вместе с ее молодым воздыхателем, утащить обоих куда-нибудь подальше и там лишить жизни одним из леденящих душу способов, на которые столь богата мрачная фантазия людей Алустрала. «И вот это было бы куда хуже супружеской измены, хотя куда уж вроде бы хуже…»

– Глазам не верю! Ты жив! – Лицо Харманы просияло. – Ты все-таки вырвался из пиршественного зала!

– В былые времена я проделывал штуки и позабористей, – отрезал Герфегест. – Я хочу знать, что случилось здесь.

– Случилось дурное, – нахмурилась Хармана. – Пелны повсюду. Я дремала, когда в зал вломились эти четверо, – она небрежно кивнула на трупы, – и мне пришлось преподать им пару уроков фехтования. На шум схватки прибежал Элай – он как раз решил прогуляться, осмотреть это крыло замка. Конечно, Элай еще слишком молод, чтобы оказать мне действенную помощь, и он едва не погиб. Но я все равно благодарна ему. За моральную поддержку.

«М-да, – подумал Герфегест. – Мы чересчур близки с Харманой, чтобы в подобных случаях можно было положиться на самую изобретательную ложь. Ведь лжем мы совершенно одинаково».

Если бы за спинами Элая и его возлюбленной супруги не теснились посторонние, которые, ясное дело, тоже были не прочь оказаться в курсе хозяйских секретов, Герфегест, быть может, продолжил бы этот разговор. Но времени на разбирательства не было. В тот день у Хозяев Гамелинов были проблемы позабористее личной жизни.

– Хорошо, – кивнул Герфегест. – Но что же было потом?

– Потом я допросила раненого Пелна – единственного, кто еще оставался в живых. Ты понимаешь, что я имею в виду.

Герфегест молча кивнул. Он помнил – Хармана большая искусница по части развязывания тугих узлов на языках раненых мужчин.

– Перед смертью раненый поведал мне, что целью Тай-Кевра является какое-то лоно. Больше несчастный не знал ничего и я отпустила его к Намарну.

– Лоно Игольчатой Башни?

– Разумеется, – кивнула Хармана. – Мы с Элаем устремились за Тай-Кевром. Но мы опоздали. Южные скалы ожили раньше, чем мы расправились с дюжим Пелном, который, вооружившись шестопером и полуторным мечом, держал винтовую лестницу. Это был шурин Тай-Кевра, я запомнила его по прошлым Игрищам.

– Ценная подробность, – съязвил Герфегест.

«Лоно Игольчатой Башни… Но как?» – недоумевал Герфегест.

– Хуммер пожри это протраханное лоно! – гаркнул он наконец. – Что бы там ни было, мы должны помочь нашим в пиршественном зале. Немедленно туда!

25

Неистовая секира Пелна прошла мимо цели, разодрала вытканный глазастыми морскими гадами гобелен и выбила из стены сноп холодных искр.

Герфегест, вновь избежавший смерти, выпрямился. Спустя мгновение он, слившийся со своим мечом в одно совершеннейшее человекоорудие, бросился на противника, еще только заносящего секиру, по лезвию которой теперь змеилась трещина. Меч Герфегеста отпраздновал восьмую за этот день победу, поразив печень врага в шаблонном выпаде «язык хамелеона».

В иные времена Хозяин Гамелинов постеснялся бы драться столь безыскусно. Реноме мастера обязывало быть изысканным. Теперь ему было все равно.

Герфегест больше не вспоминал о том, что полчаса назад он потерял свой флот, равного которому не было в Алустрале.