Завтра война

– Надеюсь. – Роланд ответил серьезно, иронию в голосе своего товарища он не уловил.

– Дружище, – пан Станислав тоже посерьезнел, – откровенно признаться, я отдаю себе отчет, что, угнав истребитель, мы с вами заработали себе на пожизненное заключение. И вовсе не в секретных лабораториях «Боливара», где по крайней мере мы могли бы бороться со скукой, решая очередные инженерные головоломки, а в самой настоящей тюрьме. Таким образом, на карту фактически поставлены наши жизни – прозябание в тюрьме я жизнью назвать никак не могу. Ради того, чтобы сохранить свободу, я готов не только бить морды и ломать пальцы, но и убивать.

Роланд помолчал.

– Не могу сказать, что это отвечает моему воспитанию, – наконец сказал он. – Но по крайней мере вы честны с самим собой. Вероятно, и я в глубине души согласился уже с тем, что ради спасения своей шкуры иногда надо продырявить чужую.

– Вот и пистолет сообразили, – ввернул пан Станислав.

– Именно… Кстати, я же так и не ответил на ваш вопрос. Сейчас мы ищем один космический корабль, стартовавший с Цереры за несколько минут до того, как я вошел в шахту номер восемь. К сожалению, из-за этих проклятых ускорителей мы потеряли драгоценное время. Я беспокоюсь, как бы наш красавец не ушел из Солнечной системы по X-матрице раньше, чем мы его настигнем.

– Что за красавец?

– Контейнеровоз. Вы не обратили внимание, что пятого и двадцатого числа каждого месяца в закрытую зону космодрома прибывает какой-то корабль? Очень тяжелый корабль, магистральный звездолет.

– Признаться, не замечал. Тем более не обратил внимания на даты. Тут много чего шастает…

– Да. Но подавляющее большинство кораблей – это локальные транспорты, курсирующие по маршруту Земля – Марс – Церера. Иногда и просто флуггеры. Например, военно-транспортным «Андромедам», точнее, их спецмодификации Transplanet Cargo II, хватает дальнобойности, чтобы прилетать на Цереру с Марса. А магистральные звездолеты на Цереру обычно не гоняют. По понятным причинам: нерентабельно. Кроме того контейнеровоза, за которым мы сейчас гонимся.

– Ну-ну. А как же все-таки вам удалось его вычислить? Ну, о сравнительно близком выходе звездолета из X-матрицы, вы, положим, могли заподозрить по солитону Бруно-Левашова… Могли… Но чем вы его поймали?..

Пан Станислав принялся азартно рассуждать вслух:

– Специальных военных детекторов у вас не было… Кто бы вам их дал?.. И зачем?.. Ставить такие вещи на «Дюрандаль» слишком дорого, да и вряд ли истребитель потянет…

Своим маленьким ноу-хау Эстерсон очень гордился. И, замышляя побег, печалился, что ему не с кем поделиться этой интеллектуальной вкуснятинкой. Но теперь, к счастью, у него был благодарный слушатель!

– Тепло, благородный пан, тепло, – весело отозвался Эстерсон. – Детекторов Бруно-Левашова на «Дюрандале» нет. А что же есть такое, чего раньше не было?

– Генератор щита. Но при чем здесь генератор?! Кстати, «благородный пан» у нас не говорят и не говорили. «Ясновельможный» – другое дело.

– Yasnovelmozhnyj? – переспросил Эстерсон. – Звучит как фамилия какого-нибудь русского фельдмаршала времен диктатора Сталина. Попробуй выговори!

– Не важно, не важно. Так при чем здесь генератор щита?

– А вот при чем. На время стендовых испытаний генератора фирма передала моим филдерам баснословно дорогой, ультрасовременный агрегат, которым меряют напряженность, вихревые возмущения и мерцание защитного поля.

– Пэ кю эф двенадцатый?

– Именно.

– И что толку?

– Чувствительность у этой модели грандиозная! Если вы уберете из него фильтр высокого шума и будете мерить мерцание защитного поля, вам удастся зарегистрировать волну возмущений вакуума, возникающих при выходе корабля из X-матрицы! То есть, как вы академично выразились, солитон Бруно-Левашова. Более того: произведя несколько замеров, вам удастся установить не только сам факт выхода корабля из X-матрицы, но и координаты его рематериализации! С кое-какими погрешностями, конечно.

– А ведь правда… Но для этого нужно было знать, что искать!

– Что искать, я определил по косвенным признакам. Меня давно интересовало, почему в нашем секторе по пятым и двадцатым числам под предлогом профилактики отключают главную энергомагистраль и заставляют нас пользоваться какими-то несчастными «ночниками» на термобатареях. Ведь из-за этих «профилактик» тормозились все серьезные монтажные работы по моему проекту! В один из таких дней, когда уже все разошлись на отдых, мне показалось, что я расслышал далекий подземный гул. Я сопоставил отключения энергии с этим гулом и пришел к выводу, что в нескольких километрах от нас работает огромный грузовой терминал. Собственно, удивляться нечему: про новейший сверхсекретный завод, выстроенный под боком у «Боливара», все мы краем уха что-то слышали. Хоть он и сверхсекретный, а шила в мешке не утаишь. Легко предположить, что терминал рассчитан на прием больших объемов сырья с транспортных кораблей.

– И не просто на прием, а на параллельную первичную обработку этого сырья! Вы гений, Эстерсон! Поверьте, я разбираюсь в современной компрессионной металлургии: для этого требуется колоссальная энергия! Разумеется, с отбором энергии у «Боливара» наши хозяева готовы были мириться как с неизбежным злом до ввода в строй дополнительных реакторов!

– Да-да, я так и решил. Потом я прикинул, что новый завод должен быть ориентирован не только на военные флуггеры, но и на бронеплиты для боевых кораблей, а это означает «поддувную» полисталь. Ну а дешевую руду для полистали у нас в Солнечной системе разве добудешь? Значит, ее надо ввозить из колоний Тремезианского пояса! А это неближний свет, туда только магистральные звездолеты и летают.

– Ловко… Вы, Эстерсон, с вашими аналитическими способностями, здорово подсобили бы не одной вражеской разведке, – хмыкнул пан Станислав.

– Если бы вражеские разведки знали о моем существовании – вероятно, да. В общем, эти «профилактики» навели меня на гипотезу о звездолете, а проверить ее и определить координаты местной зоны входа-выхода X-матрицы мне удалось при помощи пэ кю эф двенадцатого. Знали бы наши хозяева, что я ищу при помощи их аппаратуры!..

– А вот, кстати, и наш красавец, – пробормотал Эстерсон, прервав свои словоизлияния.

Он не верил глазам своим.

Все-таки не ошибся. А ведь шансы были, откровенно признаться, невелики!..

– Звездолет?! Магистральный?!

Эстерсон подобрался. Пункт «F»! Ближайшие события определят успех всей операции…

– Да. Господин Пес, прошу беспрекословно подчиняться моим приказам. Как только мы попадем на борт корабля, вы должны во всем поддерживать меня, что бы я ни делал.

Отец «Дюрандаля» нарочно употребил предельно официальное обращение «господин», чтобы показать своему спутнику: о либерализме предстоит на время забыть.

Полное название контейнеровоза – «Сэр Фрэнсис Бэкон, лорд Вэруламский» – было настолько длинно, что даже экипаж в составе пяти человек предпочитал называть его просто «Бэкон». Что уж говорить об Эстерсоне, который начал радиопереговоры с вычитанного в романах морского окрика «Эй там, на „Бэконе“!»

Почти сразу ему ответил капитан, Гарольд Фрин.

Эстерсон представился командиром корпоративного патруля. Потребовал досмотра судна. В случае неповиновения пообещал применить силу.

Фрин, конечно же, был опытным капитаном и знал инструкции назубок. Он попытался связаться с «Боливаром» и запросить подтверждение полномочий патруля в этом секторе.

Ничего не вышло. Эстерсон был готов к такому повороту событий.

Станция прицельной постановки помех, которой был оборудован «Дюрандаль», забила оглушительным треском гражданский диапазон связи. А на других диапазонах передатчики «Бэкона» не работали – все-таки это был всего лишь контейнеровоз, а не линкор, нашпигованный электроникой на все случаи жизни.

Единственной данью военной моде в гражданском судостроении последних лет была установленная на контейнеровозе в процессе модернизации четырехствольная башня ближней обороны. Превосходно различимая визуально, она горбатилась прямо над ходовой рубкой.

Как мог видеть Эстерсон, ее стволы находились в походном положении – вдоль главной оси корабля. Это означало, что у экипажа «Фрэнсиса Бэкона» пока что нет серьезных подозрений и он не намерен встретить «Дюрандаль» огнем. Но на всякий случай Эстерсон приказал подсистеме автономного сопровождения целей захватить башню. Если экипаж признает в нем пирата и отважится на самооборону, все вооружение «Бэкона» можно будет уничтожить одним движением пальца.

Эстерсон повторил свои требования.

Фрин посетовал на аппаратуру. На «Бэконе», мол, сейчас устойчиво работает только ближняя КВ-связь, дальняя не способна пробиться сквозь помехи.

Эстерсон «не поверил» и с нескрываемым раздражением начал настаивать на досмотре. Дескать, запирательство капитана может только усугубить его вину, если на борту контейнеровоза будет обнаружен разыскиваемый беглец, особо опасный преступник Роланд Эстерсон.

Вот тут-то Фрин наконец поверил. Да, сказал он, двадцать минут назад «Боливар» прислал ориентировку на этого господина. Но никакого беглеца…

Никаких «но» – таково было последнее слово Эстерсона.

«Бэкон» капитулировал и услужливо предоставил «Дюрандалю» стыковочный шлюз по левому борту.