Маркин не стеснялся своих слез. Просто отвернулся к окну. Подошел к подоконнику, приподнял казенные серые шторы.
– Надо бы заменить эти дурацкие шторы, – подумалось подполковнику. – И как я раньше не замечал, какой неприятный фон у этой материи.
Шелест в ушах чуть ослаб, и Маркин, не обращая внимания на притихшего визитера, в задумчивости взял со стола сложенный пополам нестандартный лист желтой, маслянистой на ощупь бумаги. Письмо начиналось необычно буднично, без пышных фраз и предисловий.
– В девятнадцатом веке писали по-другому, витиевато и возвышенно, – подумалось Маркину. – Но по стилю видно, что это письмо писал человек, уже вкусивший от нашего времени…Все, надо сосредоточиться, – скомандовал себе Маркин и стал внимательно вчитываться в текст, написанный твердой мужской рукой.
«Дорогие друзья и единомышленники, а по-другому я вас называть не могу, поскольку потомки славного Худойберды[2 - Худойберды – дословный перевод с узбекского «Богом данный»] – Богом данного не могут быть другими.
Наверное, это будет первое и последнее письмо от меня, которое предназначено не только вам, но и нужному человеку в России.
Пришла череда печальных изменений, и вам придется о них узнать. Мне трудно писать об этом, но должен вас предупредить о трудных переменах. Будет хуже, если вы внутренне не готовы и не сможете встретить эти перемены должным образом.
Вся Средняя Азия вступает в полосу тяжелых испытаний и перемен. Издревле людям здесь, как и во всем мире, было дано стремление к справедливости. Ваш мир сейчас разделен, и большинство людей в нем, в искренне любимой мною Ферганской долине живут за чертой бедности, накапливая неудовлетворенность и ненависть. Часть молодых ферганцев приняла новую религию и ушла в поисках справедливости на юг, в Афганистан. Там они научились искусству войны и правилам нетерпимости и мести. Теперь пришла пора им вернуться и они передадут это искусство убивать и умение ненавидеть многим молодым людям в Фергане, Андижане, Коканде, Намангане и в других городах и селах. До настоящего времени были силы, которые создавали плотину, сдерживавшую эти мощные потоки ненависти. Но сейчас люди, пытавшиеся крепить опоры, ослабели и сами нуждаются в помощи. Они уходят, а значит – скоро потоки вражды захлестнут ваш благословенный край.
Уважаемый Сабир-ака, вспомните вашего друга, правдолюбца Джуму из Намангана. Вспомните, как рвался стать воином-десантником, как хотел оказать помощь братьям-афганцам и надавать пинков их американским боссам. Там, в Афганистане, он воевал доблестно, его неоднократно поощряли и награждали отцы-командиры. Но там он подхватил страшный вирус разочарования и неверия.
В родном Намангане он встретил бедность и несправедливость. И он выбрал свой путь, назвавшись Джумой Намангани[3 - Джумабай Ходжиев. Ныне более известен как Джума Намангани. Служил в воздушно-десантных войсках в СССР, воевал в Афганистане. В начале девяностых, вернувшись из Афганистана и демобилизовавшись, приобрел репутацию «крутого парня». Стал лидером боевой исламской организации «Товба» (покаяние), группировавшейся вокруг мечети Мулло Киргиз в Намангане. Ставил себе целью создание в Ферганской долине исламского государства, живущего по законам шариата. Впоследствии стал лидером Исламского движения Узбекистана. Позже прошел подготовку в пакистанском Пешаваре, иранском Мешхеде, афганском Кундузе. Воевал против американцев на стороне талибов. В отряде Д. Намангани строжайшая дисциплина и конспирация, все время уделяется боевой учебе, всем бойцам присвоены личные номера, никто не знает их имен; запрещены контакты с другими частями моджахедов.]. Теперь вся Ферганская долина пойдет по пути, избранному этим человеком и его последователями.
Если вы поймете меня правильно, то вы уедете в Россию. Ручаюсь, что смогу помочь вам в этом. Но право выбора всегда остается за вами. Если примете решение жить в том новом суровом мире, который волной надвигается с юга – то ваше решение никто не отменит.
К сожалению, для вашей семьи пришла пора расстаться с моей шкатулкой и передать ее Государству Российскому, которое стоит на пороге новых испытаний. Если шкатулка попадет в достойные руки, то сможет помочь России пройти трудный отрезок пути, к которому страна не готова.
Саломов выдержал паузу, посмотрел следователю в глаза и продолжил нервно, комкая кусок белой ткани:
– О шкатулке мало кто знал. Она стояла на видном месте в моей комнате, где раньше жили мой отец, дед, все мужчины нашего рода. По моим наблюдениям, шкатулка признавала немногих. Она сама выбирала слушателей, переводила в другое состояние, рождавшее полноценное погружение в другой мир, в дальние страны, в другое время, часто в прошлое, иногда – в будущее… Мелодия шкатулки особым образом вводила слушателя в конкретные, яркие, порою драматические события, в реальность, наполненную страданиями, радостью и доблестью. Слушатель на каком-то этапе восприятия становился участником событий, привнесенных шкатулкой. Эта другая жизнь переживалась со всей полнотой и страстью.
Это нельзя ни с чем сравнить. Сейчас появились 3D фильмы, зрителям научились передавать запахи, порывы ветра, прикосновения.
Но все это имитация, пусть и очень искусная. Наша шкатулка – это магический, потрясающий своими возможностями интеллект, который помогает воссоздать истинное, без искажений прошлое и показывает иногда фрагменты будущего. Правда, не знаю, насколько точно этот прибор показывает будущее, но вот прошлое…, очень много скрытого из прошлого он показывает, можно сказать, – воспроизводит с полной достоверностью. Точнее, тот человек, которому шкатулка доверяет, с кем устанавливает доверительный контакт, полностью погружается в отдельные события и эпизоды прошлого, становится их участником. И вы же понимаете, что это по сути – сверхспособность, меняющая наше представление о мире. Мне удалось погрузиться в прошлое всего дважды, и каждое погружение было связано с Белым Генералом. Позже я вам расскажу об этом подробнее. Но вначале о моем предке, шейхе Худойберды.
Он был ученым человеком, знал Коран наизусть, в совершенстве владел арабским, персидским языками. Вся его дарс-хона[4 - Учебный класс в мусульманском учебном заведении – медресе] была заполнена свитками Абу Али ибн Сины, Алишера Навои, Рудаки и даже отступника шейха Абуль-Фатха Омара, ставшего известным под именем Омар Хайям. Когда генерал Скобелев со своим отрядом пришел в Коканд, все имамы объявили священный джихад против русских. Они на проповедях провозглашали, что каждый, кто погибнет в бою с неверными, сразу попадет в рай. Но шахидам не помогли молитвы имамов. Все они позорно бежали после нескольких залпов скобелевских пушек. После разгрома мятежников Белый Генерал велел собрать всех имамов Андижана, Намангана, Коканда – всех, кто призывал к джихаду. Имамы покорно явились, попрощавшись со всеми близкими в ожидании казни. Среди приглашенных был и мой прапрадед, шейх Худойберды.
Скобелев встретил имамов очень радушно, с почетом, приказал накрыть обильный достархан. После угощения одарил имамов и шейхов дорогими подарками. А потом без запинки на чистом арабском прочитал по памяти ошарашенным гостям несколько сур из Священной Книги Корана. Отпустил всех со словами:
– Проповедуйте мир и согласие, уважение к старшим, уважение к женщине, любовь к детям, призывайте оказывать помощь бедным, просите Всевышнего о мире и справедливости! Запомните, мы запрещаем рабство, так же как запретил его Великий Пророк! Именно для этого белый царь приказал нам прийти в эти края. Мы – великий и милосердный русский народ, который всем народам по-братски дарит свободу и защищает их от войн, несправедливости и насилия.
Все имамы, обрадованные счастливым избавлением от казалось бы верной смерти, спешно покинули дом губернатора. Остался только мой прадед. Он подошел к генералу и заговорил с ним на русском языке. Скобелев был удивлен и спросил, как простой шейх научился говорить по-русски. Худойберды достал несколько листочков бумаги малого размера, сшитых небольшой стопочкой и заполненных мелким почерком арабской вязью, пояснил: «Здесь самые распространенные фразы на русском и их перевод на узбекский. Любой человек через несколько недель начнет говорить на русском. А русские – служащие, правители, солдаты, купцы, в свою очередь, начнут говорить на узбекском». Скобелев взял в руки блокнотик, аккуратно прошитый белыми нитками, внимательно посмотрел и в порыве восторга обнял молодого шейха. Через день, по указу Белого Генерала Худойберды начал работать в небольшой губернаторской канцелярии. С тех пор и началась их дружба.
– Вот, посмотрите, это записи моего прапрадеда, которому Скобелев доверил шкатулку, когда собрался уезжать на войну, в Болгарию, – Саломов достал из очередной папки несколько листочков бумаги светло-коричневого цвета, заполненных текстами на арабском, затем на русском языке. – Вот видите, Худойберды вначале писал по-русски на арабском языке, потом изучил русский в совершенстве и стал писать и читать на этом прекрасном языке. Вот, например, что записано в августе 1876 года:
«Михаил Дмитриевич борется с казнокрадством, взятками и попытками интендантов обокрасть солдат как с величайшим злом. Недавно при большом стечении народа несколько раз стегнул казацкой нагайкой одного из интендантов. Другого чиновника высокого ранга, приближенного к самому Кауфману, генерал-губернатору Туркестана, публично обвинил во взяточничестве и вызвал на дуэль. Перед этим, дабы явить пример всем подчиненным, Скобелев велел продать на аукционе все подарки, что преподнесли ему беки, имамы, благодарные чайрикеры[5 - Чайрикеры – арендаторы небольших участков орошаемой земли. Вынуждены были отдавать за аренду земли и пользование водой более половины урожая. На деле чайрикеры были в положении рабов и полностью зависели от богатых землевладельцев – баев, которые в любой момент могли отобрать у чайрикера детей и продать их в рабство; девочек как правило забирали в гаремы]. Буквально за день были проданы несколько породистых скакунов, верблюдов, ковры, украшения, За все это было выручено три тысячи рублей. На эти день генерал купил землю, построил на ней кишлак с добротными домами из сырцового кирпича, провел к нему арык. Затем поручил Худойберды поселить в этот кишлак бедных, но трудолюбивых, честных дехкан. Не было пределов радости людей, поселившихся в этом благословенном месте. Через несколько недель в одной из переселенных семей родился ребенок, девочка. Её назвали Юлдуз – звезда. И Скобелев лично приехал в новый уютный домик, поздравил новоселов с рождением первого в кишлаке ребенка. Кишлак стал первой самоуправляемой территорией в Ферганской долине».
Саломов, заметив нетерпеливый жест подполковника, вложил листочки в папку.
– Вижу, что вы очень заняты и озабочены. Предлагаю вам поработать в одиночестве. Я заметил, что шкатулка вас признала своим. На моей памяти это впервые. Оставляю Вам шкатулку и свои папки. Только постарайтесь в первое время не перемещать шкатулку из кабинета. Вы уже видели, какой может быть ее реакция. – Посетитель встал со стула и достал из кармана пропуск.
Маркин согласно кивнул, подписал пропуск и предложил:
– Приходите завтра к одиннадцати. Пройдитесь немного по Москве. Если нужны будут деньги… Там, на питание на дорогу, скажите.
– Мне уже выдали командировочные. И гостиницу вы подобрали очень уютную, от нее до вас ехать всего пятнадцать минут на метро. Вполне всем удовлетворен. – Саломов чинно поклонился, пожал протянутую руку и направился к двери. Вслед ему, как показалось Маркину, блеснул едва заметный снопик сине-голубых лучиков.
Пансион Жирарде. Париж. 1859 год
Оставшись наедине со шкатулкой, Маркин налил себе любимые «Ессентуки», сделал пару маленьких глотков, усмехнулся, вспомнив недавние пантомимы Саломова, открыл одну из папок визитера, на которой синим фламастером было написано «М.Д. Скобелев. Рождение и молодость». Лежавший сверху листок с изящным вензелем описывал рождение Миши Скобелева. Отложил папку в сторону и, едва поднес минералку к губам, ощутил слабый приятный шум в ушах. Подумалось: «Вот опять пришло… Где ты, мама? Воздух тихо и ласково прошелестел маминым голосом: «Я здесь, сынок, я всегда буду приходить, когда позовешь… А сейчас послушай и посмотри – тебе покажут необычное, но именно то, что тебе очень важно понять».
Левая рука Маркина непроизвольно легла на край шкатулки и через нее в тело вошел легкий приятный озноб. Стены небольшого кабинета мягко и плавно ушли в сторону, вокруг Маркина задвигались туманные фигуры, постепенно обретавшие плоть.
Просторная светлая комната с высокими потолками выглядела в высшей степени элегантно. Потолки были украшены затейливой гипсовой лепкой. Широкие оконные проемы украшены пышными шторами. На оконных занавесках яркими сочными красками нанесены сцены королевских приемов в Версальском дворце во времена знаменитого короля-солнца[6 - Король Франции Людовик Х1У де Бурбон (1638-1715гг.), известен также как король-солнце. Король Франции и Наварры с 1643 года. Царствовал 72 года – дольше, чем какой-либо европейский монарх. Устраивал в своем дворце пышные приемы, на которые тратились фантастические суммы из государственной казны. Известен тем, что отменил Нантский эдикт о веротерпимости и изгнал 200 тыс. гугенотов (протестантов) из страны.].
На украшенных цветной гипсовой лепкой стенах закреплены массивные серебряные канделябры. В комнате всего десяток солидных, выполненных из мореного дуба столов. За каждым столом на удобных венских стульях по одному подростку. Лица всех воспитанников обращены к солидному, подтянутому мужчине с вытянутым аристократическим лицом, обрамленным огромными бакенбардами.
Окрепший мамин голос с живыми грудными нотками прокомментировал:
– Это Миша Скобелев. Вот он сидит за вторым слева столом.
Голос запнулся на минуту, потом продолжил рассказывать о происходивших событиях как бы со стороны.
Постепенно нужда в комментариях отпала, поскольку Маркин из зрительного зала незаметно переместился на сцену, с легким удивлением отмечая, что понимает французский, английский и немецкий языки, на которых подростков обучали в знаменитом пансионе. Казалось, он сидит на уютном венском стуле среди прилежных лицеистов. Взглянул на Мишу, сидящего в соседнем ряду. В угловатом юношеском теле просматривалась порывистость и скрытая сила, что не очень гармонировало с пухлыми щеками и доброжелательной полуулыбкой. Большие серо-голубые глаза пытливо смотрели на мир, словно хотели выяснить, что же в этом мире такого, для чего стоит жить и искать. А выражение лица говорило, что Миша ищет нечто потаенное, не понятое и не принятое другими. И просматривалось, что он-то непременно найдет то самое, что скрыто от всех. На минуту взгляды их встретились, и Маркин заметил в расширившихся зрачках мальчика радостное удивление…
С радостью в сердце и открытой душой Миша приступил к обучению. Наивный романтичный мальчик всем сердцем, всей своей страстной натурой полюбил Европу. Он с упоением познавал всю глубину, эмоциональную выразительность французского языка. Его завораживала строгость, воинственная жесткость немецкого. Английский он полюбил за изящность и мощный, скрытый глубоко внутри потенциал, который можно было бы назвать великим артистическим, поскольку на нем творили незабвенные Шекспир, Байрон. Кстати, искусство артистизма, методика вживания и погружения в роль преподавались в пансионе как очень важный предмет, способствующий успешной карьере. И в ходе обучения Миша в порывах озарения понял, что, что самыми непревзойденными артистами можно назвать британских политиков, умеющих выдавать за действительное ложные установки, подлость и предательство прикрывать хитроумными приемами и возвышенными мотивами. И при этом вызывать восхищение и преклонение вокруг мощи британской империи. К слову сказать, правительства других европейских держав не на много отстали от британских, а кое в чем и обогнали. Но это и другие озарения пришли не сразу, к ним вели трудные, порою разрушающе трудные ступени познания.
Педагоги пансиона восхищались успехами русского мальчика, что неизбежно привело к тому, что многие воспитанники начали тайно завидовать его талантам и скрыто ненавидеть за легкость познания и широту искренней доброты.
Пансион Жирарде в Париже поначалу просто пленил сердце молодого Скобелева. Прекрасные педагоги, умные, тактичные. А сколько фундаментальных знаний, сдобренных изящным педагогическим стилем.
Но достаточно скоро начало приходить другое видение окружающего. Познание европейских ценностей начало приносить необычные, весьма неприятные сюрпризы. Оказалось, что многое из того, что он видел не является действительным. Скорее, вся действительность вокруг – искусная имитация благополучия и доброжелательности. Этакий пример благонравия, которому весь мир просто обязан следовать. И те, кто не следует – те враги. Нет-нет, не враги Европы и Запада, а враги демократии и свободы! Чувствуете разницу?
Первым серьезным испытанием европейской реальностью был выезд на пикник, устроенный по инициативе родителей и воспитателей. Улыбчивые и доброжелательные воспитанники лучшего европейского пансиона устроили «русскому медведю» испытание, жестокую шутку, которую можно устраивать только русским медведям… Когда группа воспитанников предложила Мише осмотреть живописные достопримечательности, он с радостью согласился. И в самом деле, буквально в сотне шагов мальчики вышли на обширную поляну, на которой паслись упитанные коровы. Миша увлеченно всматривался в дальнюю перспективу, где за раскидистыми деревьями был виден настоящий средневековый замок с развевающимися флагами на затейливых башнях. В этот момент один из лицеистов, Вильям Гордон, породистый отпрыск английских пэров встал на четвереньки, хищно выгнув спину позади Миши, на уровне его коленок. Его сообщник, Огюст, вежливо улыбаясь, резко толкнул его в грудь. Падение было ужасным. Миша грохнулся спиной в лепешку свежего коровьего навоза и больно ударился затылком. Все дружно засмеялись, а Огюст, Пьер и Максимилиан добавили упавшему несколько пинков, размазывая коровий навоз по новеньким нарядным штанам. Вильям, главный режиссер этого действа не преминул ударить ошалевшего Мишу трижды, норовя попасть изящными сандалиями в пах.
Напрасно он безудержно искренне смеялся и думал, что его затея удалась.
В будущем, (ах, если бы он умел заглядывать в будущее!) – он не раз пожалел о своей изобретательности, потому что Миша Скобелев быстро, почти мгновенно учился всему, умел отвечать ударом на удар, никогда и никому не прощал оскорблений. Действия русского увальня, как его здесь окрестили, были быстрыми, жесткими и неотвратимыми. Молниеносно вспомнились жесткие уроки деда – Ивана Никитича, героя Отечественной войны 1812 года, обучившего тысячи русских солдат таинствам русского рукопашного боя.
Когда Миша завершал свою месть, остатки дурно пахнущей коровьей лепешки перекочевали с Мишиной одежды и с земли за шиворот Огюста и Пьера и покрыли толстым слоем щеки Вильяма.
Это был первый опыт настоящего общения с европейцами. Впоследствии опыт этот получил интересное продолжение.
Довольно скоро познание глубин европейской культуры стало гасить восхищение. Радостное чувство познания постепенно заменялось осторожным скептицизмом. Миша, постигая тайны истории, стал задавать педагогам множество вопросов, носивших в себе сомнение в истинности и неизменности европейских ценностей.
Миша быстро взрослел и превратился вначале в Михаила, а потом – в Михаила Дмитриевича. Вместе с взрослением пришла привычка задавать подобные вопросы самому себе, поскольку педагоги пансиона начинали бледнеть и заикаться, когда четко сформулированные вопросы о двойственном характере европейских идей и ценностей заставляли искать оправдательные мотивы действия политиков и правящих элит ведущих европейских государств. Познание этих истин стало бесконечно огорчать молодого Скобелева, а потом – просто возмущать. Наконец-то пришло полноценное знание – с Европой надо держать ухо востро, не надеяться на добросердечие. Здесь реально уважают силу. Остальное – для других, для избранных, не для русских.
Михаил Скобелев с особым рвением изучал военную историю. Европа первой стала создавать мощные профессиональные армии. Те армии, которые воевали за деньги. Не за идею, пусть неправильную, порочную, злую, непонятную, но идею. За деньги воевать легче и проще. Просто получать деньги за убийство противника. В этом был свой европейский смысл. Выживал тот, кто лучше зарабатывал. Пусть это был заработок на смерти себе подобных. Надо было делать все более культурно. Военный бизнес обрастал романтикой наемничества, обрамленного мифами о благородной мужской миссии – силой оружия нести в мир идеалы европейской цивилизации. На деле все получалось кровавым, бескомпромиссным убийством, неприкрытым насилием. Благородные идеи « всё во имя человека» (так утверждал популярный в те времена Иммануил Кант) шли траурной каймой вокруг насмешливо-жестокой сути истребления ближних во имя сладкой жизни, во имя удовольствий и жизненных благ. А все последнее создавалось деньгами. При этом важно было лишь количество денег и купленных на них удовольствий. Пределов не было. Вся европейская аристократия, лорды, пэры, маркизы, герцоги рождались и умирали, порою позорной смертью во имя потребления всяческих благ и испытания всех удовольствий. Это было настоящим помешательством на деньгах и удовольствиях. Для оправдания и облагораживания этого создавалась целая индустрия философии, психологии и конечно же беллетристики. Выросла целая система поддержки и продвижения пороков.
Казалось, это было путешествием в тупик, путешествием, которое никак не могло закончиться… Но пришли разоблачители и революционеры, и все события закрутились в крутую историческую спираль, когда старое, истлевшее, обретало новые одежды избранной романтичности, а все новое, молодое, одевалось в одежды терроризма, нахальной самоуверенности и бесконечной наглой и кровавой дороги к победе силы. Дело шло к невиданной и безумно кровавой диктатуре. К этой мысли не раз на своем жизненном пути возвращался Михаил Скобелев
Кто знал, что такая победа, как новейший исторический эксперимент, состоится в начале двадцатого века именно в России. Михаил Скобелев это не просто предвидел. Он знал и хотел предотвратить. Так же, как хотел предотвратить участие России в двух самых кровопролитных мировых войнах. И это знание убило его.