Операция «Империал»

Посмеявшись, они помчались к воде. У самой кромки задержались, чтобы стащить с себя одежду. Через несколько секунд друзья плыли наперегонки к буйку, установленному метрах в ста от берега.

Вернувшись, они остались лежать на кромке прибоя, белая пена оседала на их ногах.

– Как работать будем – вместе аль порознь? – рассказав об услышанном в гостинице, спросил Ярыгин у Оболенцева.

– Пока не всполошились, порознь, больше сделаем, да и за двумя следить хлопотнее. А если забегают, посмотрим.

– Я тоже так думаю.

– Список я тебе дам… – начал было Оболенцев, но замолчал.

Рядом с ними собственной персоной появился капитан Цвях.

– Надо было продиктовать этим девчонкам телефон в номер… – мгновенно сориентировался Ярыгин. – Позвонили бы, как пить дать, позвонили!

– Она ясно сказала, что их уже сняли на весь сезон! – поняв игру друга, подхватил Оболенцев.

– Ничего ты в женщинах не понимаешь! Женщинам в этом возрасте работать на несколько фронтов одно удовольствие. Разнообразие, масса впечатлений.

Капитан Цвях, сохраняя каменное лицо, сполз с места в воду и поплыл к буйкам.

– Противника надо знать в лицо! – довольно заметил Оболенцев.

– Давай не будем держать их за фраеров!

– Конечно, – съехидничал Оболенцев, – ты же слежку чуешь за версту…

– Перестань, – оборвал его Ярыгин, – здесь рельеф местности какой? Из гостиницы можно следить в бинокль. А бинокль учуять невозможно.

– Давай смоемся, пока не приплыл этот подонок!

Ярыгин молча согласился, и друзья, обсыхая на ходу и захватив свои вещи, брошенные у самой воды, покинули пляж…

Цвях заметил отсутствие гостей из Москвы лишь у буйков. Как быстро он ни плыл обратно, но их уже и след простыл…

Знакомства в «райском» саду

Небольшой добротный домик, спрятавшийся в густой зелени сада, был почти не виден с улицы. Лишь крыша из кровельного железа выдавала его местонахождение.

Сад поражал своей ухоженностью. Что в нем только ни росло: черешня и инжир, абрикосовые деревья и грушевые, кусты фейхоа и черной смородины, малины и клубники, а на пригорке, что занимал добрую четверть сада, расположились лозы винограда сорта «мускат».

Беленные известью стены в сочетании с синими наличниками создавали праздничное настроение. Непременную на юге беседку для вечернего чаепития увивал виноград «изабелла». Под беседкой находился вместительный погреб для бочек с вином и разных солений-варений.

Хозяином этого маленького царства являлся бывший шеф-повар ресторана при гостинице «Москва» Павел Тарасович Скорина.

Женское окончание его фамилии всегда было предметом нескончаемых шуток. А именитые посетители ресторана, пожелавшие лицезреть шеф-повара, всегда поражались, увидев перед собой не толстяка, а крепкого, среднего роста, довольно симпатичного мужчину.

Уже несколько лет, как Павел Тарасович пребывал на пенсии. И не по своей воле. Сам он добровольно никогда не покинул бы ресторан, с которым была связана большая часть его жизни.

«И лучшая!» – как он любил всегда говорить.

На пенсии Павел Тарасович не скучал, дел хватало, сад тоже требовал много сил и времени, но нет-нет, а подкатывала к горлу тоска, когда дед, как его теперь называли, вспоминал свой ресторан…

В этот день Павел Тарасович решил заняться розами, посаженными вдоль аллеи от калитки до крыльца: прополоть, сухие ветки обрезать.

Надев старые выцветшие джинсы и белую майку, дед запасся большими садовыми ножницами и принялся за работу.

Оболенцева он заметил не сразу. Только когда незнакомец, сверяя адрес, запечатленный в памяти, остановился подле калитки, Павел Тарасович направился к нему.

– Вы к кому, молодой человек? – спросил он строго. Мысль о том, что он может понадобиться кому-то в том мире, который старался позабыть, не могла прийти ему в голову.

– Мне нужен Скорина Павел Тарасович! – ответил Оболенцев, уже догадавшись, кто перед ним стоит.

Павлу Тарасовичу сразу же пришелся по душе этот человек, особенно ему понравилось, что Оболенцев правильно сделал ударение на «и», произнося его фамилию.

– Павел Тарасович – это я! – представился он Оболенцеву и распахнул калитку. – Милости прошу! Заходите!

Оболенцев вошел в маленькое царство торжества природы в содружестве с человеком и был почти торжественно препровожден в беседку.

– Садись, устраивайся! – неожиданно перешел на «ты» дед. – Гостем будешь!

Павел Тарасович оставил гостя и ушел в дом, откуда скоро вернулся, неся довольно объемистую оплетенную бутыль и две пивные кружки.

Он налил вино из бутыли в пивные кружки и поставил одну из них перед Оболенцевым.

– Угощайся! – ласково сказал он. – Свое. Семьдесят седьмого года урожай. Настоящий Мускат. Такого в магазинах не продают. Одно время даже на «Белую дачу» поставлял. – Дед тяжело и виновато вздохнул. – Да что греха таить, и сейчас берут.

Оболенцев поразился объему посудины, из какой ему еще не доводилось пить вино, но, попробовав, сразу оценил и букет, и вкус напитка и не преминул похвалить хозяина:

– Вино изумительное!

Павел Тарасович расцвел на глазах.

– Ты пей, пей! – заулыбался он довольно. – У меня еще есть!

Но Оболенцев, выпив еще граммов сто, поставил кружку на стол. Он пришел с важным делом и не хотел до поры до времени превращать дело в гулянку. Он не знал еще, как воспримет Скорина весточку от Майера. Может, сразу выгонит и откажется говорить.

– У меня к вам дело, Павел Тарасович! – мягко сказал он.

– С чем пожаловал, мил человек? – засветился старик.

– Вы помните Майера?

Дед секунд десять ошалело смотрел на Оболенцева.

– Как не помнить, – наконец проговорил он глухо, – знаешь, что скажу: пусть он, по-вашему, жулик, а по-моему, хороший человек…

Если Оболенцев выпил лишь четверть кружки, то дед опорожнил ее почти всю. И вино на него подействовало.