Сармат. Все романы о легендарном майоре спецназа

– Немудрено, – вздохнул Метлоу, – война много лет была моей профессией. И ты, и я, мы с тобой оба – люди войны, Сармат.

– Кто-то мне уже говорил эти слова, – наморщил тот лоб. – Но кто, когда?.. Не могу восстановить ни одного события своей жизни. Ни одного, понимаешь!..

– Ты очень страдаешь от этого?

– Я помню твой рассказ, Джордж, про то, каким страшным криком кричат глаза умирающих бенгальских тигров. Я никому не показываю крика моих глаз, даже сенсею. Не можешь ли ты рассказать мне о том человеке, которого звали Сарматовым?

Метлоу перевел взгляд на чаек, вырывающих друг у друга добычу, и вздохнул:

– К сожалению, лишь немногое… Я не уверен даже, что зовут тебя Игорем Сарматовым…

– Почему?

– Потому что таким, как мы с тобой, обычно дают чужие имена и они прилипают к нам иногда на всю жизнь. Осира просил меня не рассказывать ничего, что может помешать твоему выздоровлению. Ты сам должен вспомнить все. Он верит, что однажды это произойдет, поэтому ты ни под каким видом не должен прекращать лечения и соглашаться на работу у арабов.

– Спасибо! – кивнул Сарматов. – Я во всем подчиняюсь сенсею и тебе, Джордж. Но если память никогда ко мне не вернется?

– Тогда тебе лучше навсегда остаться Джоном Карпентером.

– В любом случае я возвращусь в Россию. И мне тогда пригодилась бы хоть самая малая исходная информация о моей прошлой жизни.

– Успокойся, Игорь! – положил руку на его плечо Метлоу. – Вся информация, которой я владею, передана профессору Осире, и он сообщит тебе ее, когда сочтет необходимым.

– Хорошо… Но объясни: почему я не могу общаться с русскими, с теми, которые приходили под видом австрийцев?

– Потому что у России была и пока остается дурная привычка отказываться от самых верных ее сыновей, – с горечью ответил Метлоу. – Когда-то она отказалась от моего деда, а значит, отказалась от отца и от меня…

– И от меня она отказалась? – пристально посмотрел на него Сарматов.

– Поверь, мне больно говорить это, но в России тебя посадят в тюрьму, выбраться из которой очень мало шансов.

– В тюрьму? – недоверчиво переспросил Сарматов. – Значит, я совершил какое-то преступление?

Метлоу поднял на него глаза:

– К сожалению, я, твой единственный свидетель, Сармат, в силу разных причин не могу выступить в русском суде. Одно ты должен запомнить: майор Сарматов до конца выполнил воинский долг и не совершил никакого преступления против своего Отечества. Станут уверять тебя в обратном – посылай всех в задницу, майор Сарматов!

Тот, не скрывая потрясения, прошептал:

– Продолжай, Джордж, прошу тебя!

– Твои шефы в России не уверены, что ты погиб в Афганистане. Они ищут тебя по всему свету, поэтому я советую быть осторожнее со всеми, кто явится к тебе под видом австрийцев, немцев, чехов и прочих оборотней… Это все, что я хотел сказать, Сармат.

– Для этого ты прилетел из Пакистана?

– Меня встревожило, что док Юсуф перестал ставить меня в известность о твоих делах. К тому же приезд в Гонконг – это возможность повидаться с моим старым боевым другом, ныне – полицейским комиссаром Ричем Корвиллом, с которым ты уже знаком. Кстати, Игорь, у тебя есть здешний адрес Юсуфа?

– Монахи узнали его адрес. У сенсея он должен быть.

– О’кей! – недобро усмехнулся Метлоу. – Надеюсь, у старого бродячего самурая нет причины скрывать его от меня.

Простившись с Сарматовым, Метлоу направился к небоскребам мегаполиса. Однако на полдороге он приказал водителю снова свернуть к морскому побережью. Информация, полученная от профессора Осиры и Сарматова, требовала тщательного анализа, к тому же после знойных пакистанских пейзажей его особенно влекло к морю.

Итак, что мы имеем? – устроившись у кромки прибоя, начал он приводить в порядок свои мысли. – У смиренного агнца Юсуфа в Гонконге оказались непонятные связи с арабами. Осира предполагает, что арабы принадлежат к какой-то мистической секте. Старик мудр и знает Восток изнутри, вряд ли он ошибается. Возможно, те арабы – агентура пакистанской разведки ИСИ, которую Али-хан, уже полтора года работающий на ЦРУ, утаил от нас.

За время, прошедшее со дня последнего серьезного разговора Метлоу с Али-ханом, тот с помощью неведомых американцу покровителей перебрался из Пешавара в главную резиденцию ИСИ в Исламабаде и стал одним из кураторов ядерной программы, конечной целью которой было ускоренное создание ядерного оружия. Над этой программой в поте лица трудились некоторые известные европейские физики-ядерщики. Их фамилии, благодаря Каракурту, были теперь известны шефам ЦРУ. Были им известны и европейские фирмы, которые в обход договора о нераспространении ядерного оружия, тайно, через «третьи страны», поставляли Пакистану новейшие ядерные технологии и специальное оборудование. Учитывая важность работы Каракурта на этом направлении и опасаясь, что тот станет параллельно сливать информацию КГБ, руководство ЦРУ приняло решение о полной консервации его русских связей. Каракурт, вполне удовлетворенный утроенным гонораром в «зеленых», вроде бы с этим согласился. Но, несмотря на тотальный контроль, осуществляемый агентами Метлоу, поручиться, что агент не ведет двойную или даже тройную игру, было нельзя. И сегодня, посетив обитель Осиры, Метлоу получил подтверждение своим подозрениям.

У КГБ явно есть информация о местопребывании Сарматова и его нынешнем нелегальном имени. Получить ее Лубянка могла только от Каракурта. Конечно, доктор Юсуф тоже мог быть завербован КГБ еще во время его учебы в Москве. Однако, поразмыслив, Метлоу отбросил эту мысль: будь Юсуф агентом КГБ, информация о Сарматове давно поступила бы на Лубянку. Так что неизбежен вывод: Каракурт не прекратил работать на КГБ. Русские, приходившие к Сарматову под видом австрийских туристов, вне всякого сомнения, агенты Лубянки. Но есть и утешительный момент: русские перепроверяют информацию, а значит – не доверяют Каракурту.

Теперь об арабах – членах мистической секты, к которой имеет отношение не только доктор Юсуф, но, похоже, и Каракурт. Они предлагают Сарматову высокооплачиваемую работу, не требующую памяти… Интерес КГБ к Сарматову понятен, но что надо от него арабам и Каракурту? Учитывая, что Каракурт завязан на пакистанской ядерной программе, логично предположить, что они хотят задействовать его в этом направлении. Чушь! – отбросил было эту мысль Метлоу. – Как можно задействовать в серьезной ядерной программе не имеющего памяти человека? Впрочем, а что, если, учитывая уникальную военную подготовку Сарматова, его хотят использовать в качестве биоробота для добывания секретных материалов на территориях ядерных держав?..

Ответить на этот вопрос Метлоу не мог, но чутье разведчика подсказало: ответ находится где-то близко. Необходимо найти его как можно скорее, и не только в целях безопасности изувеченного русского офицера, волею случая вошедшего в его, Метлоу, личную жизнь, тут могут быть затронуты и куда более важные, можно сказать, глобальные интересы…

От Каракурта мало чего добьешься впрямую, продолжал рассуждать Метлоу. Хитрый и коварный азиатский лис будет изворачиваться и в конце концов объяснит свой интерес к Сарматову гуманными мотивами. Чтобы еще крепче привязать Каракурта к ЦРУ и навсегда отбить у него охоту к шашням с КГБ, надо сначала доказательно раскрыть его замыслы, а уж потом зажать в мертвый капкан, из которого он не сможет вырваться до конца жизни.

В общем, серьезность проблемы такова, что мне следует поставить в известность шефа, решил Метлоу. А еще не лишним будет вызвать в Гонконг моего приятеля Нагматуллу, перед которым мерзавец Юсуф клялся на Коране, привезенном из Мекки во времена кровожадного завоевателя мира Тамерлана. Интересно будет поглядеть, как подлец станет крутиться и изворачиваться под грозным взглядом одного из авторитетнейших священнослужителей мусульманского мира. Может быть, это поможет мне наконец хоть что-то понять в психологии коварных азиатов.

ФЕОДОСИЯ – ОДЕССА – ВАРНА. Ноябрь 1990 года

Острый луч пограничного прожектора кинжалом вспорол осеннюю ночь и беспокойно зарыскал по пенным гребням штормовых волн. Потом прополз по пустынному в этот полночный час берегу и уперся в увешанный гирляндами автомобильных шин длинный причал, залив мерцающим голубым светом крыши портовых зданий и стрелы портальных кранов. Затем снова перескочил на волны, оттуда – на болтающиеся на рейде корабли и, будто заблудившись среди них, стал угасать. Как только ночная мгла совсем поглотила его, три океанских сухогруза снялись на рейде с якорей и, не зажигая топовых огней, взяли курс на причал.

Первый сухогруз подвалил бортом к причальной стенке, и сразу из темноты появился железнодорожный состав – длинная цепочка полувагонов, укрытых брезентом. Постукивая колесами на стыках рельсов, он медленно втянулся в распахнувшиеся ворота порта и, громыхнув буферами, замер под шеренгой могучих портальных кранов.

Выйдя из холла гостиницы «Астория» на привокзальную площадь, Савелов зябко поежился от пронизывающего ветра с мелким дождем и, зайдя за ствол каштана, настороженно огляделся. Не обнаружив слежки, он накинул на голову капюшон плаща и в обход привокзальной площади быстро направился к проходной порта, за которой стрелы портальных кранов уже пришли в движение.

Шла третья ночь, как Савелов руководил погрузкой на корабли артиллерийской и бронетанковой техники, прибывающей с законсервированных тайных баз страны. Заполнив под завязку трюмы грузом, обозначенным в накладных и других сопроводительных документах экспортной сельскохозяйственной техникой, огромные океанские суда тут же уходили в нейтральные воды, где, согласно утвержденному плану операции «Рухлядь», поднимали на мачтах иностранные флаги – Либерии или Панамы.

В первые две ночи, несмотря на все усилия такелажников и моряков, вместо десяти эшелонов удалось разгрузить только семь, поэтому заключительный этап операции с двух предусмотренных планом ночей перекинулся на третью. И выдалась она, как назло, штормовой и дождливой. К тому же сегодня предстояла загрузка на корабли тяжелых танков «Т-82», что заставляло подполковника Савелова тревожиться еще больше.

Но особенно его волновало отсутствие известий о прохождении судов через контролируемые турками проливы Босфор и Дарданеллы. Это была самая уязвимая часть разработанной им операции, чего, как он считал, недооценивает генерал Толмачев, осуществляющий общее руководство акцией. Днем Савелов смотрел все информационные телепрограммы, со страхом ожидая в любой момент услышать о разразившемся в мире грандиозном скандале. А еще ему казалось странным, что в последние дни никак не проявляли себя «топтуны». Савелов не мог поверить, что после неудачи в Москве они прекратили охоту на него.

Неподалеку от проходной порта навстречу Савелову шагнул из темноты широкоплечий мужчина в летной кожаной куртке.

– Пока все по плану, командир, – доложил он вполголоса. – Только сегодня мы, на всякий пожарный случай, вывели из строя городскую АТС. Жалко, конечно, связистов – не меньше суток прому-дохаются с ее ремонтом.

– Что, без этого нельзя было обойтись?

– Наверное, можно, но поступил приказ генерала Толмачева. Так что город мы отрезали…

Значит, Толмачев ни с кем не договорился, если приказал группе прикрытия отрезать Феодосию от внешнего мира, понял Савелов, чувствуя, как запрыгало в груди сердце. – Идиоты, город они, видите ли, отрезали! Но ведь есть еще и военная связь, и полностью автономная железнодорожная радиосвязь!..

– Не волнуйся, командир, мои мужики работают, не оставляя следов, – по-своему поняв его молчание, заверил мужчина. – Они для отмазки по нескольку дохлых крыс везде оставили. По опыту знаю – срабатывает…

– Что у тебя сегодня с прикрытием? – спросил Савелов, стараясь не выдать собеседнику охватившего его волнения.

– Как и раньше: одна группа блокирует гостиницу, две – вокзал и порт, а я со своими мужиками – на подстраховке у лайбы. Связь в случае хипеша – по рации. Мои позывные с сегодняшнего дня и до польской границы – Купавна, твои – Щербинка.

– Хорошо, – кивнул Савелов. – Дал бы нам бог обойтись сегодня без хипеша и доехать все же до польской границы. А ты чего такой смурной, Купавна?