– Ну что, Поля-Полина, идти тебе, я так понимаю, некуда?
– Есть куда, да не знаю как… – ответила Поля, улыбнувшись. Дед ей нравился, несмотря на его внешний вид.
– Ну, пошли накормлю тебя, а ты мне расскажешь, что с тобой приключилось.
– У меня деньги есть, немного… Но мне в магазин нельзя. Давай дам, купишь что-нибудь и поедим, – Поля ещё раз оценивающе глянула на деда. В то, что у него есть собственная еда, которую он мог бы дать Полине, девочка не верила.
– Обижаешь, – Михей сделал вид, что обиделся. – Оставь свои деньги, пригодятся. Да пошли скоренько. А то вот-вот гвардейцы пожалуют. А мне с ними встречаться тоже не с руки, виделись уже…
Полина пожала плечами и, понимая, что выбора у неё нет, послушно отправилась вслед за дедом. Шли недолго, покружили по закоулкам и вышли… к свалке.
– Ты живёшь на помойке? – Полина брезгливо поморщилась, уже жалея, что пошла с ним.
– Помнишь старый фильм? – вопросом на вопрос ответил дед. – «Бедная Саша» назывался. Хороший такой, там ещё Збруев играл. Хотя где тебе помнить, он шёл-то сто лет назад.
– Я помню. Бабушке очень нравится… нравилось это кино, – Поля погрустнела.
– Ну так вот, там вопрос такой был, – дед улыбнулся, – вы живёте ЗА мостом или ПЕРЕД мостом? А герой отвечает: «Я живу непосредственно ПОД мостом», – дед рассмеялся и посмотрел на Полю. – Ну вот и я живу не НА помойке а непосредственно ПОД ней.
Полина непонимающе уставилась на деда.
– Пошли, сейчас покажу, – Михей махнул рукой куда-то в горы мусора и ускорил шаг. – Вот тут осторожно, пригнись, камера сверху, вот этот квадрат охватывает. А тебе, я думаю, в поле зрения одноглазых попадать ни к чему.
Поля кивнула и, последовав примеру нового знакомого, согнулась и быстрым шагом отправилась за Михеем. Через какое-то время показалась огромная мусорная гора. Чего там только не было: старые покрышки, сломанная мебель, диван с раскрытым пружинным ртом, обувь, одежда – бесконечные конструкции отживших предметов. Под одну такую высокую металлическую конструкцию дед Михей и полез. Полина, превозмогая брезгливость, следовала за ним. «Я как таракан, – подумала девочка, – копошусь в горе мусора».
Между тем девочка и дед забирались всё дальше и дальше в глубь свалки. Полина с удивлением отметила, что здесь не было пищевых отходов – только сломанные вещи и бытовые приборы. Забравшись в глубину кучи, дед наклонился и потянул за довольно большое металлическое кольцо. Это оказался люк! С негромким скрипом тяжёлая, похожая на канализационную крышка поддалась, и Полина увидела лестницу, достаточно пологую, уходящую вниз под землю.
– Ого! Да у тебя тут собственное метро? – хмыкнула Полина. Дед искоса глянул на неё и промолчал.
Они стали спускаться по лестнице. По бокам в стене были вкручены несколько ламп, и тусклый жёлтый свет создавал ощущение средневекового подземелья. Хотя в целом так оно и было – они спускались под землю. И судя по тому, что лестница никак не кончалась, спускались глубоко.
В какой-то момент Полина запаниковала, ей показалось, что конца ступенькам не будет никогда.
– Дед скоро? – спросила она тоненьким голоском.
– Да пришли уже, – ответил Михей, не оборачиваясь.
И действительно, Поля увидела, что они спустились в достаточно большую комнату, обставленную современной мягкой мебелью. Посреди комнаты стоял круглый деревянный стол, на нём лежала кружевная тёмно-синяя скатерть. Центр стола украшала ваза с фруктами, и рот девочки наполнился слюной при взгляде на яблоки, бананы и виноград. Ох, как же ей хотелось есть! Справа по стене выстроились шкафы, тёмно-коричневые, массивные, сразу за ними – большой угловой диван, на котором уютно лежали несколько тёмно-синих подушечек. На спинке висел вязаный плед. В противоположном углу стояла… цирра! Поля чуть не запрыгала от радости, увидев её. Этого деда ей послало само провидение!
– Дед, ты тут как король прям живёшь! – радостно воскликнула Поля.
– Что, не ожидала? – улыбнулся Михей, проходя внутрь и подходя к неприметному серому холодильнику. – Располагайся и чувствуй себя как дома, а я сейчас на стол соображу.
Михей снял стоптанные кеды и сунул ноги в клетчатые, вполне приличные тапочки. Затем, сбросив потёртую куртку, остался в рубашке, тоже гораздо более новой, чем вся его верхняя одежда.
– Что-то, дед, темнишь ты! – подозрительно рассматривая нового знакомого, сказала Полина. – Да и не такой уж ты и дед… – протянула она.
– Да не такой уж я и дед! – повторил Михей, усмехаясь. – Шестидесяти нет ещё. В будущем году юбилей будет.
– А бабушке моей пятьдесят семь. Почти ровесники. Но я думала, что ты совсем старый, выглядел ты так… как… – Полина замялась, подбирая слова, не желая обидеть деда.
– …как бомж? – закончил он за девочку.
– Ну да, – засмущалась Поля.
– А я и есть бомж! – разливая чай по чашкам, рассмеялся Михей. – Как есть бомж! – дед поставил перед Полиной чашку душистого чая, и она с удивлением узнала этот запах. Чабрец. Бабушка тоже всегда добавляет его в чай, отчего напиток становится ароматным и вкусным. – Я, Полина, теперь хуже, чем бомж. Я человек без личного кода. О как! – Дед поставил на стол блюдо с бутербродами, и девочка, схватив один, тут же откусила большой кусок.
– Фаф… эфо… беф… фофера? – не в силах перестать жевать, с набитым ртом спросила она. Попробовала запить бутерброд чаем, но отпрянула, обжигая губы.
– Да ты совсем голодная! Ты ешь давай, ешь. А я расскажу. И сам выговорюсь, и тебя предостерегу.
Дед вздохнул и уселся за стол. Поля доедала третий бутерброд, чувствуя, как голод отступает. А любопытство и интерес к странной жизни деда отодвинули на второй план даже неприятности. Дед, устроившись поудобнее, отхлебнул чай из большой белой кружки с надписью BОSS и начал рассказ.
Оказалось, что ещё недавно, несколько лет назад, он был не просто Михей, а Михаил Алексеевич Потапов. Успешный и известный предприниматель. Занимался строительством детских площадок. Свой цех, большое производство, много людей в управлении. И всё шло отлично, пока его доходы не стали интересовать некоторых стоящих высоко у власти людей. Но ещё больше доходов этих господ интересовала земля, на которой дедово дело стояло. Завод по производству качелей да каруселей был добротный, места много занимал. А земля в мире энергии и цифр стоила безумных денег. Землю под завод ему оставил ещё его отец, который тоже занимался строительством игровых комплексов, как и его дед и дед его деда. Семейное предприятие было основано более ста лет назад. Разработаны свои технологии и схемы производства. И детские площадки под торговой маркой «Потапыч» пользовались спросом, дети любили их за удобство, а родители – за качество.
В тяжёлый год ДЦР завод Потапова предлагали выкупить за огромные деньги, а производство – закрыть.
– Людей выгнать на улицу, дело семейное под откос пустить! – негодовал Михей, стуча кулаком по столу. – Сулили мне деньги большие, всю жизнь, говорили, жить как король будешь и работать не надо! А люди, что люди? Люди тебя не прокормят!
Дед утёр выступившие слёзы, то ли злости то ли обиды, и продолжил рассказ.
Получив отказ от предложения, чиновники пошли другим путём. Началась цифровая революция, всех людей посчитали, присвоили личный код и всю собранную информацию внесли в единый список. А когда вносили, данные Михаила Алексеевича чудесным образом не учли. Нет у человека цифрового кода! Не идентифицируется он никак! А нет кода – нет человека. Ни еду синтезировать, ни сделку совершить. Даже в тюрьму не сажают, так как не могут определить, кто он. Когда после Дня Цифровой Революции все пошли на обязательное кодирование, так называемую «оцифровку личности», его тоже проверяли, но попросили обратиться за кодом позже. А позже выяснилось, что Михаила Алексеевича Потапова не существует. Завод его по документам давно принадлежит одной крупной частной компании, управляет там совершенно другой человек, и все бумаги давно оформлены на него. Вот так за несколько дней Михаила Потапова стёрли из нового цифрового мира. Будто ластик взяли и до белого листа уничтожили.
Без личного кода однажды он не смог попасть в свою квартиру. Его просто не пропустила камера подъезда. Паспорт и иные документы остались в ней, и подтвердить свою личность он никак не мог. Да никто и не спрашивал.
– Они ждали, что я на улице умру. Как собака. Я ведь всё потерял, понимаешь? Никто и ничто стал. Тень. Но нашлись добрые люди. Из тех, с кем работал – кормили, одежду отдали. Некоторые домой звали пожить, но им быстро объяснили, что помогать мне не следует. У всех ведь семьи, дети… связываться страшно. А я вот на свалку эту пришёл, один. Голодный да холодный. Сначала думал, умирать иду. А потом мозгами раскинул и решил – пободаюсь!
Дед усмехнулся и встал нарезать ещё бутербродов.
– А семья твоя? Дети? Жена? – Полина, закусив губу, совсем по-взрослому размышляла о жизни деда. Разве можно стереть человека? Разве это возможно?!
– Нет у меня никого. Один я. С женой давно разошлись, задолго до ДЦР, детей не нажили.
– А друзья, знакомые? Родственники наконец! Неужели никого?
– Запугали их. Всех запугали, – дед серьёзно посмотрел на Полину. – До единого.
Девочка поёжилась под пронизывающим взглядом Михея.
– Но я не растерялся. Руки-то у меня откуда нужно растут, как видишь! – он окинул взглядом комнату. – Дом себе выстроил, залюбуешься. И живу, не жалуюсь. Списали, вычеркнули? А вот я им так! – дед скрутил смешную фигу. – За полгода по теплу управился. Всё тут на свалке взял да до ума довёл! Вся мебель как новая!
– А подвал этот? Ты что, сам его вырыл? Это же сколько рыть надо!
Дед улыбнулся:
– Нет, тут повезло, – свалка эта, она здесь не просто так. Ею подземную ветку метро завалили. Правительственную. Да только после ДЦР в ней надобность отпала. Правительство по другому теперь перемещается. Ну ты знаешь, наверно.
– По фото?