Прощание

Руки быстро справились с боковыми щеколдами и бережно опустили торцевые доски, превратив ящик в громадный плот.

– Это был трудный путь и… Мне так жаль, что всё, что ещё можно разглядеть здесь сегодня, вижу только я. Но я могу описать. Только нужно немного сосредоточиться.

Она поджала губы и, придерживая свободно сидящие брюки, опустилась на колени рядом с повозкой. В центре плота лежало тело крепкого молодого мужчины. Свитер, рубашка, плотные синие джинсы, начищенные туфли, в одной из которых, если не знать, никогда не заметить протез. Руки по швам, что неестественно для спящего, но разве правильнее было бы сложить их как-то иначе? Женщина думала об этом с сотню раз и теперь решила не тратить времени на ерунду. Доски в костре прогорали, и её то и дело обдавало искрами. Пора.

– В темноте пески похожи на горы. Сейчас свет Луны падает на них так, что вместо пустыни я вижу заснеженные вершины.

Немного помедлив, она легла рядом с ним.

– Всё портит ветер. Он слишком сухой и омерзительно тёплый. Всё время кажется, будто тебя гладят чьи-то руки или касается чужое дыхание.

Женщина прикрыла глаза и почувствовала его плечо.

– Господи. Прости. Пожалуйста, прости, что я тебя не пригласила. Скажи я одно слово – и ни этой пустыни, ни этих звёзд. Одно слово.

Её пальцы коснулись его запястья. Некоторое время путешественники лежали в молчании. Внезапно женщина вздрогнула и зашипела – отскочив от доски, искра ужалила её в щёку.

– Вот же… Идея лечь прямо здесь была идиотской.

Рука коснулась лица и скользнула вдоль уха к шее.

– Чёртов песок… Песок?

Женщина подскочила.

– Песок! О, нет-нет-нет, я совсем забыла. Как это вообще работает?

Она перевернулась на живот и отползла; схватилась за повозку, подтянулась и, наконец, встала, тяжело дыша.

Мужчина уже погрузился почти на полкорпуса. Лицо – спокойное и неподвижное – вдруг показалось ей дешёвой маской. Грубо вырезанные губы. Прямой нос. Впалые скулы. Две чётко прорисованные дуги бровей.

«Ты мёртв». Она вдруг непроизвольно отряхнула руки.

«Ты действительно мёртв. Ничего не будет иначе. Ты мёртв – и поэтому Пески забирают тебя. Я провожаю тебя так нелепо. О, боги!».

Она закрыла рот ладонью и застонала. Доски давно уже скрылись в песчаной толще. Угли догорали.

«Номер четыре, ты дошла. Ты дошла, чтобы сделать для него всё, что могла. Господи… «Номер четыре». Почему? Что за нелепость?»

Тина… Дина… Диана. Её звали Диана? Сейчас это казалось только набором звуков, который когда-то использовала мама, чтобы подозвать её, а затем выбранить или приласкать. Делала ли она когда-нибудь ещё что-то, кроме как бранила и ласкала? Говорили ли они? И о чём?

Диана достала маленькую, с ладонь, овальную флягу, приложила к губам, раз сглотнула, а остальное выплюнула в дотлевающий костёр. Угли задышали, в них вновь затрещали, захрустели осколками языки пламени. Звуки увязли в смоле неба, лежащего на песке, такого плотного и бесконечного.

– Этот костёр долго не протянет. Вам бы идти отсюда.

Она обернулась. Со стороны тоннеля приближался мужчина.

– Не смотрите так. Уйти придётся. Я оплачивал отсрочку год. Я знаю, о чём говорю. Не знаю, кто был Вам этот парень, но я отдал им жену.

Их взгляды пересеклись над костром. У обоих – бордовые скулы, синие лбы. Доски быстро обуглились, часть уже еле тлела.

– Год креокамеры. Денег едва хватало. И я не считаю, что сдался. Я думаю, что боролся с собой, как мог, и победил. Саша, – он протянул ей ладонь. – А Вы?..

– Диана. – Она помолчала. – Вы не могли бы помочь мне собрать некоторые вещи? После реабилитации я стала несколько…

– Тормозить? Так бывает. Думаю, это можно устроить.

Он забрал из её рук свитер.

– Диана, у Вас есть вода?

– О, уже нет. – Она протянула флягу и впервые посмотрела в его лицо. Такой молодой! Двадцать? Двадцать пять? – Здесь почти что спирт. С травами. Настоящий, а не этот… трубочный. Не хотите?

Ей показалось, что под глазами у него в тот же момент разлились тени.

– Нет. Благодарю Вас. Я не пью.

Глава VII

– Сколько видов захоронений Вы знаете?

Мы по очереди подкурили от металлической зажигалки со странной откидной крышкой. Карл извлёк её из своего ридикюля (это слово я ещё не встречал и записал под диктовку) и развернул ко мне боком, стоило заинтересоваться гравировкой.

– Хм… посмотрим. В землю. То есть, в гробу. Кремация. «Башни молчания» в зороастризме. Языческие обычаи с лодками и стрелами – тоже кремация, их не считаем? Теперь ещё, получается, Пески.

– Вы меня поражаете. Изучали историю религий?

Карл всё ещё не знал моего имени. То, что по началу создавало неловкость, стало забавным элементом игры. Теперь я думаю о том, как это интересно, что оно не фигурирует и здесь. В сущности, совершенно всё равно, из какого телефона до вас доносится важное сообщение, не так ли?

– Просто люблю читать. Читаю всё, что удаётся достать, но не всё дочитываю.

– Книгу обо мне Вы дочитали бы?

Мне хотелось сказать: «Книгу о Вас я бы написал», но это могло прозвучать вычурно и сентиментально.

– К чему был Ваш вопрос?

– Как Вы думаете, какой из этих способов помогает быстрее принять случившееся?

Мне требовалось подумать. Желание дать угодный старику ответ я отмёл сразу, сосредоточившись на собственном скудном опыте. Стоило вспомнить скоропостижный уход отца, затворничество матери и наши с сестрой многолетние попытки примириться с раскрошившимся домашним укладом, плечи сковало жаром адских плавилен. Тело вспоминало ощущения, оставленные, как мне казалось, в давно ушедших днях: слабость, дрожь страшного предвкушения, тошноту от собственной немощи и, наконец, пустоту, которая жила теперь за моими органами и иногда приходила в движение, пусть и реже с каждым годом.

Кажется, я готов.

– Я не назвал ещё один.

Карл кивнул, улыбнувшись одним уголком рта. Ждал ли он очередного монолога мальчика-заучки или наблюдательность уже подсказала, что сейчас неминуемо должно произойти?

– Память. – Я смотрел на него и был беспомощен перед тем, что оживил минуты назад в своём воображении. – Вы когда-нибудь придумывали себе воспоминания? Я да. Случайно. Мне просто хотелось изменить то одну подробность, то другую. Подобрать… синоним. Смягчить боль.