Поезд 10—11. Метафизический роман в стихах

колосилось будущее
в гуще
информационного поля:

«В маленькой
квартирке
на Московском востоке,
в распахнутом бутоне цветения барвинка,
залитого солнца электротоком,
подхватив вирус любви и счастливого сна
с привкусом кориандра,
на год затворившись иноком
(что ворвётся за сим – того
не представляя пока, не ведая),
осенью две тысячи десятого
началась мировая «Гольяновская весна» —
новой волны парадигма,
которую учебники и литературоведы
впишут в историю рядом с именем —
Барвицкая Александра.»

5

Поезд,
замечающий все приметы,
узнающий все белые знаки,
пятна исторической накипи
разделяющий на купе,
мчится на скорости света
реактивной ракетой —
носителем
моего тела.

Пыхтит. Уже еле дышит…
Такая – поезду – тяжела ноша!
Ну что ж, поезд мой, раз ты
на лёгкое запрограммирован – хорошо!

Я беру ножи,
отрезаю с мясом куски прогнившие —
нависающие балластом. —
Правлю Жизнь,
чтобы поезд летел выше.
Разрывая судьбу на равные части,
Зелёный даю – в бесконечное счастье.
Выдержим всё! —
Доберёмся.
…

Машинист игнорирует стрелки, флаг
красный.
Поезд летит сквозь монастырь-гулаг
в прекрасное.

С непривычки в первые дни
искала: «А-у! Проводник!»
Напрасно.
Нет няни у этих яслей.
…

А этот – откуда взялся? —
Малыш. Комарик.
Пищит, мается.

– Не обижу, дитя природы,
лапок не изуродую,
хребет не сломаю.
Го`лоден? Хочешь есть?
Соси.
Набирайся сил.
Нам ещё долго вместе
ехать.
И хоть
ты до горячечной крови жадный,
будешь моим провожатым.
Принимай почётное звание!

Лучше ты, лапонька,
высосешь меня по капельке,
чем стервятники, духом нищие,
до дна
выдоят
комары-людищи.
После них не спасёт и переливание.

Тельцем твоим не заржавлю рук.
Пей, упивайся, «крошечный мук»!

В какую влетел ты форточку?
Интересно: размножишься?

Чтоб дорога была комфортной, очки
солнечные растревожу я.
Оторву листочек:
смастерю тебе чудные башмачки
и шалашик цветочный.
Ещё год здесь жить.
Будет где спать ложиться.
…