Первое Солнце Шестой Воды. Книга Первая. Небис. Метафизическая художественная серия «Женьшеневая Женщина»

– Ники был тогда совсем маленьким! – её слова втекали в него медленно и вязко. – И было бы удивительно, если бы малыш не испугался.

Лицо мужчины постепенно становилось всё более хмурым, а взгляд всё более цепким и тёмным.

– Ещё бы! Конечно сердце ребёнка замерло от страха! – звенела она колокольчиком голоса, не глядя на собеседника и не замечая перемен в его лице. – В испуге малыш Ники взглянул на деда, пытаясь найти у него поддержку! Но дед был спокоен так, будто этот огненный шар – обычный монгольфьер с корзинкой для воздушных путешественников. И мальчик устыдился своего страха – такого неподобающего и не мужественного для такого взрослого мальчика, как он.

Она на мгновение замолчала, и добавила совсем тихо, почти шёпотом:

– После этого случая, шаровую молнию, грозу и природу Николай уже не боялся.

– Я знаю эту историю, – сдержанно сорвалось с его пересохших губ, когда она закончила рассказ.

– Шаровую молнию считают убийцей, но прежнюю Россию убила не шаровая молния, а люди, – продолжила она, будто не слыша его слов. – Природа бросила шар предупреждением, но не тронула: ни Александра, ни юного Николая. А люди казнили: и того, и другого, и ту, которая была природой…

Она сжалась, плечи её осунулись, а звуки голоса стали острее и чётче:

– Люди безжалостны ко всем вторым? Или только к тем, кто по праву рождения является первым?.. Или природа всякий раз стирает первых, оказавшихся не готовыми выполнить главную задачу своей природы; а люди – лишь слепое орудие в руках вселенского палача, который останавливает ошибку первых под прикрытием казни вторых?..

Она продолжала задавать вопросы, но не давала времени для ответов.

Она говорила и говорила сама, так и оставляя вопросы – висеть в раскалённом от света воздухе:

– А если изменить программу и соединить: первого и второго? Чтобы не было: ни последнего, ни первого, ни второго… Чтобы не было: ни ошибки, ни палача, ни его слепого орудия… Чтобы главная задача природы была выполнена: ни первым, ни последним, а цельным… Что скажет на это воскресающая природа?

Она прижала светящийся шар к груди, обняла его обеими руками так, как матери обнимают младенцев, и, вглядываясь в шар, как в лицо ребёнка, спросила:

– Будь вы на месте Николая, получившего возможность выбора, что бы вы предпочли? Шар природы или суд человеческий? Удар молнии или ступени Ипатьевского дома? Или отказаться от неё? От той, которая была природой, казнённой потому, что в очередной раз ошиблась и поняла свою природу слишком поздно…

– Я бы выбрал природу.

– Я – тоже, – добавила она, нежно баюкая шар.

– Но разве человек не часть природы? – задал он встречный вопрос.

– Людская природа человека – не лучшая часть природы. Но тогда природа не могла сделать лучше.

– Когда?

– Когда-то я любила его. Потом я боялась его и не любила его природу. Потом я любила природу и не любила его. Потом я любила человека и не любила людей. Потом я не любила человека и боялась людей. Потом я боялась природу и любила всех людей. Теперь иначе.

Он напрягся, опасаясь услышать не то, что ожидал:

– Вы перестали любить людей?

– Я перестала бояться природу, – ответила она.

– А любить? Вы перестали любить?

– Я перестала думать, что люблю. Я научилась любить.

– Кого?

– Всё. Вы полагаете, именно так становятся зрячими?

– Да. Скорее всего.

Глава 4. Аквариум

Внезапно ощутилось тело.

И оно зависло в наполненной пустоте.

Под ногами не было ничего, кроме спёртого, тяжёлого воздуха.

И под руками.

И над головой…

Ни пола, ни потолка – ничего, кроме спёртого воздуха замкнутости. Но и пределов замкнутости не наблюдалось во всём обозримом пространстве.

Плыть по такому воздуху было значительно труднее, чем дышать им.

Если лёгкие хоть как-то пропускали его сквозь себя, тщетно пытаясь отфильтровать серый смог, оседающий на стенках альвеол, то тело залипало в движениях, вязло в масленичной плотности воздушной слизи, и не столько двигалось, сколько болталось на месте, хаотично взбрыкивая.

Сверху едва виднелся проблеск белого. Чем по сути являлось это белое – было пока не известно, впрочем, и не важно. На фоне серой вязкости, окружавшей её повсюду, важно было другое: что белое было просто белым. Это и являлось в настоящий момент главным и единственным аспектом.

Возможно, белое было и сбоку, и снизу; но сейчас она увидела белое именно сверху и неотрывно следила за ним глазами.

Она попыталась добраться до белого. Потянулась всей сущностью к белому! Всем весом! Не осознавая отсутствия веса.

Сделала резкий рывок вверх! Схватилась за воздух руками, и оттолкнувшись пальцами ног от ощутимой вязкости, попыталась выплыть на поверхность, чтобы оглядеться. Но тело неуклюже вытолкнулось в бок и больно ударилось о замутнённое стекло стенки аквариума.

Боль была столь непривычным чувством, что заставила вздрогнуть, сжаться и закричать.

Крик вырвался острой иглой и вернулся обратно.

Ещё более непривычным было ощущение холода в самой глубине себя. Кусочек льда проник в неё вместе с болью и криком.

Источником льда оказалась обжигающе-холодная стенка аквариума, впрыснувшая свой мороз внутрь тела.

Однако холод не смог удержаться внутри горячей телесной оболочки, и льдинка выскользнула через поры наружу. В это же мгновение и само тело отбросило рикошетом от стены – обратно, вглубь аквариума.

Внешне стенка аквариума выглядела довольно плотно, а на поверку оказалась хрупкой, как тончайшая пластинка слюды.

От удара стенка надкололась и хрустнула. Трещинки побежали по границе аквариума бесчисленными росчерками, рисующими витиеватый узор, и аквариум раскололся на две половинки.

Вода прибывала так же быстро, как из воздуха убывала тяжесть.

У тела оказалась не только форма, но появился и вес. Чем быстрее прибывала вода, тем сильнее ощущался вес. Словно воздух отдавал весь свой вес телу.