– Плохо.
Да, ничего хорошего в работе дипломата: много писать и встречаться с принцами в костюмах и галстуках.
Окончательно «нет» этой профессии я говорю после участия во встрече советских и немецких пионеров: мы в красных, они в синих галстуках. Встреча проходит за столом, как у взрослых. Представитель синих галстуков спрашивает, знаем ли мы какие-нибудь немецкие слова, один из советских пионеров тут же отвечает: «H?nde hoch!» Мне даже кажется, он изображает, что в руках у него автомат. Я понимаю, что эта фраза промелькнула в головах у всех присутствующих советских детей, и я не хочу во взрослой жизни оказываться в подобных ситуациях.
В тот же день на балконе я рассказываю родителям про дипломатическую неудачу. Мама смеётся, папа вздыхает и говорит о том, как важно контролировать свои поступки и слова. Заодно меня стыдят за то, что я не смогла, выступая на школьном радио, сразу выговорить слово «многонациональный».
P. S. Впоследствии на другой работе я легко составляла документы, хотя и не очень любила это делать, в речах стараюсь быть очень осторожной, а правильное и точное произношение в нашей семье по-прежнему очень ценится. Да и мужчины в костюмах и галстуках мне кажутся привлекательными. Хотя и не сказочными…
Художник
Школа наша небольшая, но кружков в ней открылось много. И спортивных, и творческих. У одного кружка загадочное название – «Коррегирующая гимнастика». Я записываюсь из-за этого удивительного названия, значение которого никто не может мне объяснить. Кажется, даже учитель физкультуры, который должен его вести, тоже не знает, что это такое. Так мне, во всяком случае, кажется. Но вот кружок, в который я записалась, понимая, что я хочу и буду там делать, называется «Кружок рисования».
Мне 9 лет. Я, как и большинство детей, люблю рисовать. Но я хочу научиться рисовать как настоящий художник. Так, как рисует восьмиклассник, сын нашего учителя рисования, чьи рисунки всегда получают первое место на школьных выставках. Он получает их заслуженно: его работы действительно отличаются от всех остальных, и я видела, как он трудится над ними в кабинете рисования. Почему-то я не ставлю себе в пример художника Васнецова, про которого так интересно рассказывала нам на лекции мама моего одноклассника, искусствовед. Она показывала нам картину «После побоища Игоря с половцами»: в центре картины лежит мёртвый русский воин, и открытые глаза его уставлены на тебя, где бы ты ни находился. Фокус с глазами затмевает тот факт, что воин мёртв, и меня картина не ужасает. Подобный сюжет никогда не пришёл бы мне в голову, я не вижу в нём красоты, хотя было бы здорово научиться изображать такой взгляд. Ещё я знаю картину «Опять двойка»: она есть у нас в учебнике, и в Третьяковке родители повели меня к ней сразу после «Царевича на сером волке». Вообще-то я пытаюсь рисовать бытовые сцены – дети на уроке или китайчата в синих костюмчиках, гуляющие по узким пекинским улочкам; правда, последний сюжет получается более декоративным и используется мною больше для украшения писем бабушкам и дедушкам. Но «Опять двойка», видимо, ставит слишком высокую для меня планку. И я иду на занятия в кружок для того, чтобы научиться рисовать как сын учителя рисования.
Натюрморт – ваза с букетом сирени. Я смотрю на соцветия сирени и понимаю, что не смогу изобразить их так, чтобы отдельные мелкие цветочки, знакомые мне по поискам пятилистников, сливались в это красивое сиреневое облако. Да ещё писать акварелью, которая норовит растечься, смешаться разными цветами и в довершение всего стечь в нижний край листа грязными ручейками. С пропорциями, правда, всё более или менее в порядке, и ваза получается. Но у сына учителя сирень живая: вот и сиреневое облако, и отдельные цветочки. Никогда не смогу я написать так, как он.
На следующее занятие я приношу портреты, выполненные карандашом. Я горжусь этими работами. Ленин-ребёнок, такой, как на октябрятской звёздочке, и Ленин-гимназист. Очень похоже, я точно знаю, что очень похоже. Но учитель смущён. Оказывается, рисовать Ленина могут только художники, получившие специальное разрешение, самые лучшие художники в мире. А мне до лучших в мире художников очень далеко – в углу класса лежит моя засохшая, вздувшаяся буграми грязноватого цвета акварель.
Надо было принести портреты, которые я нарисовала «по представлению» два года назад: я изобразила многих жительниц Цветочного и Солнечного городов – и Синеглазку, и Ромашку, и Кнопочку. Бабушке мои картинки сразу очень понравились, и она повесила их на кухне над столом. Бабушка пишет, что они до сих пор там висят и она ими любуется. Но эти портреты далеко, и вдруг с ними тоже было что-то не так, а у бабушки они точно имеют успех, она их ещё своим подругам показывает.
Неудача с натюрмортом с сиренью и ленинскими портретами не заставляет меня уйти из кружка рисования, но художником в будущем я себя уже не вижу.
…но художником в будущем я себя уже не вижу
P. S. Мои любительские портреты и сейчас получаются «похоже», я развлекаю ими знакомых и родственников, а сама больше всего горжусь тем, что, позанимавшись уже в весьма зрелом возрасте с преподавателем, написала натюрморт с сиренью, где сирень получилась красивой и «как живая».
А ещё я не стала математиком, лётчиком, геологом и космонавтом. Некоторые их этих профессий как-то сами исчезли с моего горизонта, а исчезновению других предшествовали, как и в случае с предыдущими тремя, некие события, которые остались в моей памяти забавными сувенирами. Время от времени я снимаю их с полочек, протираю от пыли, рассматриваю.
День открытых дверей
Я думала, что никогда не захочу переходить в другую школу, мне нравилось учиться в нашей гимназии, я привыкла к своим подругам, к учительнице. Мама говорит, что учительница пишет с ошибками, и, даже если бы мы не переезжали, всё равно надо было бы поменять если не школу, то хотя бы учительницу. Но я к Анжелике Гавриловне тоже привыкла, а она меня очень любит, потому что я победила на школьной олимпиаде по математике. В общем, я поехала на день открытых дверей смотреть новую школу только потому… ну, даже не знаю почему. Меня уговорили.
Двор школы был так себе: там стояли какие-то гигантские скрюченные зелёные драконьи пальцы. Бабушка, правда, пояснила, что это высокие туи на зиму одели в сетки, чтобы они не сломались под тяжестью снега. Но снега-то в этом году и не было, а драконьи пальцы мне, как потом оказалось, привиделись не зря.
Как только мы оказались внутри, я забыла и про драконьи пальцы, и даже про то, что я категорически не хочу уходить из своей гимназии, настолько мне сразу здесь понравилось. Хотя бабушке, которой не терпелось услышать мое мнение, я сразу говорить об этом не стала. Сказала только:
– Неплохо.
Думаю, бабушка оценила то, что я не сказала «прикольно», она всегда недовольна, когда я так отвечаю.
На самом деле мы обе были в восторге: такой свет и простор внутри помещения я видела только в Музее современного искусства в Мюнхене. Мы зарегистрировались, получили голубые стикеры нашей группы, потом в чудесном настроении прослушали в зале приветственное слово директора и ещё каких-то людей – наверно, учителей – и пошли осматривать школу, не зная, какой сюрприз ждёт нас на втором этаже. Сюрприз так сюрприз! Оказалось, что со второго этажа на первый можно спуститься через трубу-горку, вроде тех, на которых катаются в аквапарке. Я заглянула внутрь, думая, что увижу внизу серый пол первого этаж, но там что-то засветилось зеленоватым светом.
Около трубы дежурил старшеклассник, вылитый Гарри Поттер, однако он произнёс:
– Я не Гарри, я Стив.
Странно, я же не обращалась к нему и никак его не называла. Может, бабушка так его назвала? Спросить я не успела: бабушка уже догоняла нашу группу, которая направлялась в класс искусств. Главное, надо было запомнить, где находится эта замечательная труба с дежурным Гарри-Стивом.
Мы целый час, а может, и больше, ходили по школе, осматривали классы. Иногда было скучно, иногда очень здорово, я даже забывала про трубу. Вспомнила про неё неожиданно, в самый весёлый момент в танцевальном классе – надо было развеселиться, хлопнуть в ладоши и одной протянутой рукой передать свою радость кому-нибудь ещё из группы. В конце игры я немного расстроилась: до меня очередь никак не доходила. Я с надеждой взглянула на учителя, а он вдруг на секунду сложил из рук подзорную трубу, и внутри трубы мелькнула зелёная блёсточка. Учитель выбросил вперёд обе руки и дунул на ладони в мою сторону так быстро, что я даже не поняла, было ли это на самом деле или мне показалось.
– Он волшебник? – спросила я бабушку.
– Они, похоже, многие здесь волшебники, сплошные заклинания: митапы, сапорты, ивенты, – ответила она.
Наверно, это был сарказм (выражение, которое любит использовать моя двоюродная сестра): слова и правда звучали непонятно и смешно, хотя, видимо, имели какое-то значение.
Потом мы ещё побывали в классе точных и естественных наук. Он назывался Stem[1 - я знала только английское слово stem – стебель, а потом оказалось (это уже бабушка посмотрела в поисковике), что STEM классы – это где сразу несколько предметов проходят: Science, Technology, Engineering, Mathematics], но стебельков там никаких не было. Урок, или, вернее, собрание, вёл очень забавный и весёлый учитель, который почему-то не делал замечания двум мальчикам, гонявшим по клетчатой доске маленькие шайбочки и мешавшим всем слушать. И их родители не делали им замечания, только моя бабушка, но очень тихо, и они её не послушали.
Как только закончилась экскурсия по школе, мы с бабушкой побежали к трубе. Оказывается, бабушке труба тоже очень понравилась, только она не хотела катиться в ней, потому что на ней были узкая юбка и сапоги на каблуках. Я-то всегда считала, что бабушки не должны так одеваться, и это было доказательством моей правоты. Я взглянула на Стива, но он вдруг ответил, хотя я ничего и не спрашивала:
– Я не Стив, Стив ждёт вас обеих там.
Он так и сказал «там», а не «внизу».
Моя бабушка очень дисциплинированная: раз дежурный сказал про нас обеих, значит, ей тоже надо ехать. Как оказалось в дальнейшем, даже очень надо было. Мы покатились, бабушка пыталась притормаживать, а я сердилась на неё и, наоборот, отталкивалась от стенок и ускоряла движение. Так мы и двигались, пока не поняли, что едем до первого этажа что-то очень долго и не вниз. И стенок, чтобы отталкиваться, в трубе уже не было.
Мы летели в темноте, а за нами гналась Опасность. Я не видела её, но почему-то знала, что это большая зелёная драконья лапа, которая тянется к нам, вытягивается, становится всё длиннее и вот-вот нас схватит. Я оглянулась, хотя во всех сказках и запрещается оглядываться в таких случаях. Действительно, это была огромная зелёная лапа. Она почти дотягивалась до нас и из зелёной превращалась в чёрную, а мы и летели-то в темноте. Бабушка прижала меня к себе, теперь и она была бы рада ускорить движение.
– Как хорошо, что в этой школе не отбирают гаджеты. Может быть, мама найдёт нас по GPS, – прошептала я.
Бабушка неожиданно засмеялась, и наш полёт прекратился. Мы оказались в большой лодке, сделанной в виде красного дракона.
Мы плыли по зелёному озеру, поверхность воды была такой гладкой, что, казалось, домики с причудливыми крышами и холмики, видневшиеся по берегам, отражались в ней, как в зеркале. На лодке находилось много других людей, но они не обращали на нас внимания, как будто не видели нас. Только одна девушка вдруг захотела с нами сфотографироваться. Тут же какой-то молодой человек увёл её на корму, и она исчезла. Я понадеялась, что он не бросил её в воду, – брызги не полетели. Было бы жалко, если бы она утонула: девушка выглядела такой красивой и необычной, как китайская принцесса. Только волосы и глаза у неё отливали зелёным цветом, и я успела заметить её длинные зелёные ногти, одетые в золотые ажурные чехольчики.
– Главное, не отпускай мою руку, – сказала бабушка.
На берегу нас ждал Стив. На этот раз я была уверена, что это он, и бабушка сказала:
– Добрый день, Стив.
Она-то откуда знала его имя?
– Ты действительно хочешь, чтобы мама нашла тебя сейчас по GPS? Или сначала вы с бабушкой немного здесь прогуляетесь? – спросил Стив.
Странно, что он спросил меня, а бабушка не вмешалась, она только всё время крепко держала меня за руку. Но удивляюсь я сейчас, а тогда мне всё это показалось нормальным. И я забыла про неожиданный полёт и про ужас от догонявшей нас зелёной лапы. Я только хотела узнать, не утонула ли зеленоволосая девушка и куда мы попали. Про девушку я спросила в первую очередь, мне было её очень жаль.
– Можешь не волноваться о девушке, ты ещё её увидишь здесь. Но, когда она появляется, держись ещё крепче за бабушкину руку и старайся, чтобы Чжаопиан не фотографировала тебя, – таков был ответ Стива на мой первый вопрос.
Второй я задать не успела: мы уже летели в креселках на верхушку холма. Я говорю «летели», потому что креселки, точно такие же, как те, на которых мы зимой поднимались с лыжами на гору, не были закреплены на канатах. Возможно, канаты и были, но невидимые. Мне было страшно от того, что мы двигались не по прямой, а какими-то волнами, то выше, то ниже, как будто взмывали вверх, а потом падали. Но вокруг было очень красиво: наверно, в этих местах наступила осень, и все деревья и кусты под нами сверкали необычно яркими багровыми, жёлтыми и фиолетовыми красками. Я даже стихи вспомнила: «Лес, точно терем расписной, лиловый, золотой, багряный». Автора только забыла и название, хотя нас учат обязательно запоминать. Но, думаю, в таких обстоятельствах руководительница театрального кружка меня бы простила.
Неожиданно креселко закружилось, и в следующий момент оказалось, что мы сидим в беседке на самой верхушке холма. Озеро отсюда не было видно: его накрыл туман. От тумана оторвалось облачко, приблизилось к нам, и из него вышла та самая девушка с драконьего корабля с фотоаппаратом и золотыми футлярчиками на зелёных ногтях. Дальше всё произошло очень быстро: мы с бабушкой на секунду разжали руки, чтобы опять ухватиться друг за друга, и покрепче, в это время девушка щёлкнула камерой, сработала вспышка, я зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела, что Чжаопиан, вцепившись в бабушку уже не пальцами, а лапами с когтями, несёт её по воздуху от беседки. И облачко ей уже на требовалось: девушка оказалась летающим драконом. Я заплакала.
– Ну что ж, включай свой телефон, здесь, на верхушке холма, хорошая связь. Как только мама определит твои координаты, набирай слово «Дом» и окажешься рядом с мамой. А я попытаюсь отыскать твою бабушку, – убитым голосом произнёс Стив.
Оставить мою бабушку в лапах дракона и спокойно отправиться домой? Стив сразу понял, что я никогда так не сделаю и что плачу я не от страха, а от жалости к бабушке. Похоже было, что он повеселел.
– Ты не побоишься идти по зыбучим пескам?