Темные отражения. Темное наследие

И я тоже.

В полночь мы наконец-то остановились передохнуть. Я припарковалась напротив небольшой закусочной – достаточно далеко, чтобы машину не заметили, но достаточно близко, чтобы видеть, что происходит внутри. Мужчина в невысоком поварском колпаке протирал стойку, болтая при этом с двумя подвыпившими завсегдатаями, которые радостно поглощали одну тарелку блинов на двоих. У них за спиной висел телевизор – показывали репортаж о Европе.

– Что-то она не спешит, – проговорил Роман с некоторым беспокойством, поочередно глядя то на закусочную, то на туалет, расположенный справа отдельной постройкой, как если бы это была заправочная станция. Потому-то нам показалось безопасным остановиться здесь.

– Всe в порядке, – сказала я. – Пусть не спешит. Она же не успела помыться в мотеле.

Из-за меня.

Роман наклонился вперед и включил приемник.

У меня не хватало эмоционального ресурса на то, чтобы слушать репортажи о произошедших событиях и о том, как меня провозгласили виновной за это. Я протянула руку, чтобы убрать звук, но тихие слова Романа остановили меня.

– Я знаю, как тебе тяжело слушать то, что они говорят. Но мы должны быть в курсе новостей и следить за тем, как идет расследование.

Я снова положила руку на руль.

Он был прав, но случившееся со мной еще не перешло в разряд воспоминаний. Перед глазами все время всплывали картины того страшного дня: взрывы, растерзанное тело Мэл, окровавленные лица. Я снова и снова мысленно прокручивала всю последовательность событий, кадр за кадром, словно поставив на повтор – пыталась понять, что сделала не так, что могла бы изменить и спасти всех этих людей. И мне хотелось убежать куда угодно, лишь бы не слышать, как обсуждают те последние, ужасные мгновения.

– Ладно, – выдавила я.

Роман запустил поиск. И пока приемник, переключаясь с канала на канал, искал главную радиостанцию этой зоны, из динамиков доносился шорох помех вперемежку с обрывками передач и полузабытых песен. Когда транзистор поймал нужную волну, раздался такой громкий звук, словно ведущий перешел на крик. Роман вздрогнул и покрутил регулятор, чтобы сделать потише.

– …не могу не согласиться с мистером Муром. По сути, мы предварительно согласились более эффективно работать над его Персонализированной Программой Независимых Обучающих центров. Сообщения о том, что его компания уже отправила результаты пилотного проекта, внушают оптимизм. Не секрет, что я не большая поклонница ЧШП, но я остаюсь открытой к этой идее, если экспериментальная школа получит одобрение государственной инспекции в следующем месяце. Как вы знаете, пока что туда у нас не было доступа… Да, следующий вопрос…

Я сразу узнала голос президента Круз, и этот ее тон мне тоже был хорошо знаком. Он означал, что она устала сопротивляться, как делала это уже много лет, и ее наконец загнали в угол.

– Что такое ЧШП? – спросил Роман.

– Частные школы для «пси», – сказала я, вслушиваясь в то, что продолжала говорить президент. Наверное, пресс-конференцию организовали сегодня утром. Смело, учитывая то, что сейчас у всех на слуху. – Что-то вроде интерната для таких, как мы. Основная задача – лучше интегрировать нас в общество, обучить навыкам, которые пригодятся на рынке труда.

– Я думал, это что-то вроде… независимых поселений? Разве не ты проводила презентацию?

– Этот проект не прошел голосование, – раздраженно бросила я. Но я злилась не на Романа, а потому что вспомнила, чем все закончилось. – Решили, что он слишком дорогостоящий для экономики, которая только восстанавливается. Несколько компаний, включая фирму Мура, предложили профинансировать различные школы и проекты жилых комплексов. В результате выбрали его предложение.

Если детей действительно будут учить полезным навыкам в безопасных комфортных условиях, идея сама по себе вполне неплохая. Особенно с учетом того, что самым первым предложением – по-прежнему шокирующе популярным среди многих американцев – было выделить удаленную территорию, обустроить там самую простую инфраструктуру и запереть «пси» за электрической изгородью.

– Нет, Джордж, я согласна и с ним, и с вами, – продолжала Круз. – Эти программы могут стать отличным шансом, особенно для невостребованных «пси». Первый класс пилотного проекта состоит из двенадцати добровольцев, и мы надеемся, что сможем перевести из интернатов и приемных семей еще пятьдесят человек. Но, повторяю, это станет возможным только после того, как мистер Мур закончит первоначальное тестирование и представит программу для более глубокой проверки.

– Сколько детей остаются… невостребованными? – Роман запнулся на этой отвратительной формулировке.

– Одна тысяча сто двенадцать, – сказала я. – Большинство находятся в приемных семьях, но «пси» старшего возраста чаще живут в интернатах. Каждый из них находится под патронажем властей, для них выделены социальные работники, которые с ними всегда в контакте.

Парень снова уставился на дорогу, на его лице отразилась озадаченность.

– В чем дело? – спросила я.

– Все в порядке, – пожал он плечами. – Просто… я удивлен, что ты вроде как приняла это решение. Ты же была в лагере.

Я ошарашенно посмотрела на него.

– А при чем тут это?

После того как много лет назад перед всем миром прозвучало мое большое интервью и вслед за этим еще десяток подобных, мне уже казалось, что нет человека, который бы не слышал эту историю. Тысячи людей были в курсе всех деталей моей жизни, и я уже не ощущала ее в полной мере своей.