Непримиримые 4

Расстроенно плетусь в дальнюю кабинку. Пока вожусь, – всё же выпила много жидкости, – посторонние звуки стихают и, когда выхожу, радуюсь наставшему покою.

Клатч на столешницу, куртку на петлю, благо она тоже предусмотрена. Отрываю пару кусков салфеток для рук и бросаю на пол. Наплевав, как это будет смотреться со стороны, разуваюсь и с наслаждением мурчу:

– М-м-м, – спина, ноги… мой скелет устал, даже косточки благодарно похрустывают от того, как выгибаюсь. А в ступнях блаженный холод от кафельной плитки.

Так погружаюсь в экстаз от ощущений свободы без боли, что реагирую только на щелчок замка.

– Селивёрстов, – смахивает на невменяемый ик, – это женский туалет!

Да! Я – сама очевидность. Но, во-первых, шок, во-вторых, испуг, в-третьих… может, правда дверью ошибся?

– Ты одна? – злой взгляд, в глазах свирепствует непогода.

Вопрос тупейший, отзываюсь после небольшой заминки:

– Нет… – сердце выписывает невообразимые фигуры, до боли прыгая в груди.

Теперь недоумённый взгляд Селивёрстова пробегается по уборной, пустующим кабинкам и возвращается ко мне.

– Я имела в виду себя и тебя, – поясняю для непонятливых. – И ты, кстати, тут лишний, – беру себя в руки и с напускным равнодушием включаю кран.

– Нарика куда дела?

– Кого? – то ли на ухо туга, то ли Селивёрстов сегодня решил меня убить шоком.

– Хера, говорю, куда дела? – цедит сквозь зубы.

– Если ты про Родиона, – лёгкая заминка, – то он в мужском, куда и стремился, и в отличие от тебя, не промахнулся.

– Если ты одна, то почему стонешь… – шаг в мою сторону.

– Мне было ТАК хорошо… – нисколько не лгу, – я откровенно получала удовольствие. Он был сродни экстазу!

– У тебя ломка от недотраха? – ещё шаг.

– Я тебя умоляю, – фыркаю негодующе.

– Удовлетворённая женщина не ублажает себя.

– А я что-то про ублажение себя говорила? – возмущению нет предела. – Я наслаждалась тишиной и покоем… О-о-о, – перекашивает от мерзости догадки, – так ты ворвался потому, что думал, что я тут… – не в силах озвучить маразм домысла, лишь трясу потрясённо головой.

– Я не врывался, пришёл поговорить.

– На тему? – вскидываю брови.

– Нас…

– Не поздновато? – с наигранной скукой.

– Лучше поздно, чем никогда…

– Фраза ненадёжного человека, которому хоть как-то нужно оправдать свои слабости.

– Признание слабости – уже признак силы.

– Ну, если ты себя этим успокаиваешь…

– Объясни, с какого перепугу муда-Шляхер стал твоим парнем? – не ведётся на мою язвительность Игнат.

– С того, что вакантное место пустовало, – меня так просто не расшатать на более глубокие эмоции. – Мы подумали, и я решила.

– Это шутка такая? – чуть склоняет голову, брови съезжаются на переносицу.

– Нет, – держусь на частоте отчуждённость, словно ведём банальный разговор о погоде.

– А если… – пауза. Селивёрстов сглатывает, будто ему жутко сушит горло, – я претендую на эту роль? – если бы только что не услышала, не поверила в его способность это сказать.

Издевается? На дуру играет? Разводит…

Ведь разводит?..

Взгляд решительный, лицо непроницаемо мрачное.

Прямо обухом по голове. Не лжёт…

Прикусываю губу, заглушая позорный всхлип разочарования.

Он не смеет сейчас это говорить!!!

– Как я уже сказала – поздно, – хорошо, что яду не добавила в тональность, а так бы выдала, как мне НЕПОЗДНО.

– Давай обсудим выход из положения, – поражаюсь выдержке Селивёрстова.

– Нет.

– Порви с ним и…

– Нет.

– В вас ёб*** стрела девиантного амура?

– Даже знать не желаю, что это за монстр, но мы с Родионом вместе!

– А твой монгол?..

– Он не мой, – чуть веду плечом, хотя по позвоночнику морозец прогуливается, и жест слегка нервным получается.

– Ир, бл***, ты себя слышишь? – а вот и цунами в голосе Игната оживает. – Шляхер в одночасье – твой парень! – не без злой иронии. – Казах на оху*** муле прискакал «не про тебя», но при этом ты с ним ссосёшься в лаборатории! – на последних словах повышает интонацию, а в конце припечатывает правдой, от которой сердце ухает в печёнку и испуганно подпрыгивает до горла.