Семь портретов

– Сама.

– Пожалуй, не откажусь.

Он, наконец, снял свою шляпу и опустился в одно из кресел.

– Я вернусь через минуту, – предупредила его она, выходя за дверь.

Им еще не приходилось говорить так спокойно и неторопливо. С тех пор, как были проставлены все подписи, и формальности остались позади, прошло достаточно времени. Теперь они оба сумели остыть и о многом подумать.

Разливая чай, она впервые заметила, что в этом доме была совершенно иная посуда. Возможно, Антон не привык пить чай из чашек без позолоты и ручной росписи, но ничего другого она предложить ему не могла.

– Тебе нравится такая жизнь? – спросил он, когда она опустилась в кресло напротив него.

– Отчего же нет? Я всем довольна.

Антон осторожно держал в руках блюдце и чашку, стараясь глядеть куда угодно, только не на нее.

– Я ни разу не пил твоего чаю. Подумать только, с тех самых пор, как мы поженились.

– Это поправимо. Приходи каждую неделю, и я буду угощать тебя не только чаем, – стараясь не выдавать своего напряжения, полушутливо предложила она.

– Ты готовила для меня хоть раз за все наши годы?

Рита смотрела на его безупречно отглаженную сорочку, застегнутый на все пуговицы серый жилет, шелковый галстук и черный пиджак, и ей казалось, что в нем совершенно ничего не изменилось. Разлука с ней не подействовала на него, и сейчас развод показался правильным решением – возможно, ее присутствие ничего для него не решало.

– Тебе не довелось пробовать то, что у меня получалось, – уклончиво ответила она.

– Было бы любопытно.

– Ты волен прийти к нам на обед когда захочешь, – зная, что он все равно не сможет найти на это время, великодушно сказала она.

– Я приду. В котором часу вы обедаете?

– По воскресеньям я стараюсь успеть к часу пополудни.

– Жди меня на этой неделе. Чем порадуешь?

– Я еще не думала об этом. Теперь, когда я больше не твоя супруга, мне не придется беспокоиться о том, чтобы угощение пришлось тебе по душе, не правда ли? – Антон даже отпрянул от нее, и она еще раз засмеялась. – Боже, не принимай эти слова близко к сердцу, я просто шучу.

– Шутишь?

Рита остановилась на мгновение, вспомнив, что слово «шутить» не использовалось в их семье.

– Да. Это было глупо, прости меня.

– Все в порядке, я понял. Откуда ты берешь деньги? Я могу давать больше для Робби, если ты не справляешься.

– Я дам тебе знать, когда у меня совсем ничего не останется, – все еще улыбаясь, ответила она.

– Сделай одолжение. – Он был абсолютно серьезен. – Я не желаю, чтобы мой сын и его мать побирались.

– До этого не дойдет.

Ей было любопытно, что бы он сказал, если бы она поделилась с ним своими планами касательно работы. Впрочем, она не считала нужным рассказывать ему о том, что, чуть было, не стала уборщицей.

– Так когда придет Роберт? – переспросил он, нарушив ход ее мыслей.

– Через пару часов, не раньше.

– Пожалуй, я зайду в другой раз.

Как обычно. Рита согласно кивнула и стала ждать, когда он уйдет.

Наверняка он уже забыл о том, что несколько минут назад обещал прийти в грядущее воскресенье.

Снимки были чудесными. Очевидно, Артур выбирал для съемки незатейливые пейзажи без сюжета, но в них явно чувствовалась некоторая общность. Было заметно, что он старался не брать в объектив людей или животных. Даже случайно попавшие на фото прохожие или отдыхающие находились на самом краю общей картины – все основное пространство было заполнено только природой и незаметными на первый взгляд сооружениями вроде мостов или полуразрушенных арок.

Ни на одной из фотографий Рита не нашла резких теней или выразительных линий – каждый снимок был ровным и мягким. Она вспомнила его слова о том, что вид на берег реки, мог бы выглядеть мрачнее на фото, и теперь ей было ясно, что Артур знал, о чем говорил.

– На ваших снимках все такое необычное. Такое умиротворенное, но вместе с тем застывшее и несчастное.

Они вновь стояли на берегу – она решила выйти и посмотреть, как он будет работать. Удивительным было еще и то, что Артур легко согласился взять ее с собой, хотя, как оказалось, он был до крайности стеснительным и не мог сосредоточиться, когда кто-то пристально смотрел на него.

– Всякий снимок выглядит застывшим.

Наверное, его задело это замечание, но Рита не могла лгать и льстить, если речь шла о красивых вещах.

– Нет, на других вид такой, будто в следующую секунду деревья закачаются, а люди тронутся с места. На ваших фотографиях нет движения, но эта безмятежность прекрасна. Вы напрасно ругали свою работу – мне она нравится.

– Вы снисходительны ко мне.

– Снисходительна?

Странное слово – обычно она его применяла иначе. Кто-то был снисходителен к ней – жалея из-за ее полноты, несчастливого замужества, «недалекости» и прочих бед, которые казались смертельными женщинам ее бывшего круга.

– Нет, вовсе нет.

Обидное слово. Нет, она вовсе не хотела, чтобы он считал ее снисходительной к нему.

– Так почему не скажете честно? Я еще никому не показывал эти снимки, и мне хотелось бы слышать лишь правду.

– Я думала, что вас обидели мои слова о том, что пейзажи выглядят застывшими, но вы хотите, чтобы я выразилась еще грубее?

– Да.

Рита взяла из его рук фотографии, осторожно перебирая и разглядывая каждый образчик в отдельности.

– Не нахожу изъянов, простите меня, – покачала головой она, возвращая ему аккуратную стопку.