Дочери Хозяина Теней

Дочери Хозяина Теней
Александра Ибис

Мы с сестрой переродились в другом мире! До семи лет никому не нужные близняшки-сиротки, мы вдруг оказались дочерями Винсента Колденхарда, единственного герцога империи, также известного, как Хозяин Теней. Сможем ли мы стать членами семьи, таинственных магических способностей которой боится вся империя? Удастся ли нам обрести счастье в этом чуждом для нас мире? И, что самое интересное… умеет ли Винсент Колденхард улыбаться?

Александра Ибис

Дочери Хозяина Теней

Часть первая

Глава 1

Вообще-то, мы с сестрой хорошие девочки. Всегда ложимся спать после отбоя и помогаем воспитательницам, если нас просят: где на кухне что перетащить, где бельё развешать. Без лишней скромности заявлю, что мы золото, а не дети. Но это не значит, что нас можно в буквальном смысле продавать за золото!

– Сутенёр? – шёпотом переспрашивает Анита. Глаза у неё огромные, круглые, как две монеты. – Я не ослышалась, он сказал «сутенёр»?

– Тише ты! – я прикладываю палец сестре к губам, чтобы она замолчала и не выдала наше присутствие.

Сегодня мы с Анни, как обычно в послеобеденное время, были с воспитательницей Мэри, которая учила нас читать и писать. По слухам, Мэри была внебрачным ребёнком какого-то аристократического рода, потому многому была обучена семьёй. Правда, никто не знал, как она в итоге оказалась среди персонала сиротского приюта. Она не говорила, мы пытались любопытствовать, но девушка отмалчивалась. Зато, стоило ей заметить в нас интерес к грамоте, как она взялась за наше обучение. Мы хорошо учились и быстро всё схватывали, в то время как другие дети играли во дворе.

Правда, Мэри всё сетовала, что нам бы дурачиться с другими ребятами больше и чаще. Но у нас с Анни были причины сторониться их: ментально мы чувствовали себя всё же старше. Как-никак, мы были необычными девочками!

Семь лет назад(а может, и больше, но по ощущениям для нас всё произошло за мгновения) с нами произошло большое несчастье. Мы с сестрой возвращались со школы, переходили дорогу и попали под машину. Помню, что, даже умирая, я держала Аниту за руку. Тогда нам было шестнадцать лет… Однако едва наступила тьма, как вскоре она рассеялась, и вот уже я содрогалась в крике, потому что внезапно стала маленькой… крохотной, как младенец! Я и была младенцем! А рядом плакал ещё один ребёнок.

Меня и этого ребёнка оставили на пороге приюта, и очень скоро я поняла, что другим младенцем была моя сестрёнка. Что наша связь близнецов оказалась настолько крепка, что мы умерли вместе и родились вместе ещё раз! Анита тоже это почувствовала. Нашими первыми словами был вопрос: «Это ты?» И ответ: «Да». Мы не помнили наши прошлые имена, зато помнили жизни. Помнили, что имели любящую семью и друзей. И понимали, чего лишились. Это наложило отпечаток на восприятие перерождения. Однако мы были счастливы иметь хотя бы друг друга.

Возвращаясь к настоящему… Мы занимались с воспитательницей Мэри, когда хозяин приюта вызвал её к себе в кабинет, при этом как-то странно на нас глянув. Этот-то взгляд нам и не понравился, вот мы и прокрались под дверь подслушать. Ничего хорошего мы не услышали.

– Подготовь их, – бросает мужчина нашей воспитательнице, а у меня волосы встают дыбом на затылке. Я хватаю сестру за руку и медленно тащу её от двери, а когда мы отходим достаточно далеко – бросаюсь вместе с ней вниз по лестнице и во двор.

– Надо валить отсюда! – заключаю я, когда мы забегаем за здание, в укромное место. – Так далеко, как только сможем, Анни!

– Но куда? Нам семь лет! – Анита тяжело дышит, бегать она никогда не любила. – Даже если ментально мы старше, мы мало знаем об этом мире. А того, что мы знаем, достаточно, чтобы понять: дети на улицах здесь гибнут, в лучшем случае – попадают в приюты. Думаешь, другой будет лучше этого?

– Ну, не знаю, может, в другом нас не отдадут сутенёру!

– А если, оказавшись на улицах, мы всё равно к нему попадём?

Анита говорит разумные вещи. Она всегда говорит разумные вещи. Что не отменяет вопроса:

– И что ты предлагаешь?

На это у сестры ответа не находится. Она судорожно вздыхает.

– Я боюсь, Али.

Я беру её за обе руки. Они трясутся.

– Я тоже, сестрёнка. Но неизвестность лучше сутенёра.

Нет, ну действительно же лучше! Правда, же?

– Помнишь, Том показывал нам то место, где прутик забора двигается? – решается Анита.

Я киваю, и мы шмыгаем в кусты. Волосы цепляются за веточки и, прежде, чем мы пробираемся к спрятанному за зеленью участку забора, через который можно пробраться наружу, моя ленточка для волос отвязывается и оказывается в обществе листьев.

– А я говорила, что надо косы заплетать, – хмыкает Анита, когда я обнаруживаю пропажу. Хвостик на боку у меня распался – и золотые волосы оказались рассыпанными по плечу. Точнее, не совсем золотые.

За забором – брусчатка. Оно и не удивительно – кто бы нас ни принёс на крыльцо семь лет назад, он закинул нас в столичный приют. Мимо нашего здания нередко проезжали дорогие кареты.

– Думаю, лучше идти по людной улице, – рассуждаю я на ходу, снимая ленту со второго хвостика и собирая волосы в один. – Так нас труднее будет найти в толпе.

Мы с сестрой поворачиваем – и тут же выходим на оживлённую площадь. Мы знали, что она где-то поблизости, но не думали, что настолько близко. Малюток, вроде нас, за пределы приюта ещё не пускали. В отличие от девятнадцатого века нашего родного мира, дети здесь дольше считались детьми.

– Здесь довольно шумно, – Анита жмётся ко мне ближе, оглядывая народ вокруг. Похоже, сегодня какой-то праздник. Вокруг полно лавочек с торговцами, горожане ходят группами и переговариваются, а ещё играют музыканты. Большинство одеты просто, но, кажется, мелькают и одежды подороже.

– Нам же на руку, – успокаиваю я близняшку. В отличие от неё, я не боюсь. Я… в восторге. – Мы… давно не гуляли так.

Анита смотрит на меня внимательно, потом неуверенно улыбается.

– Ты права, давно.

И вдруг мы одновременно замираем. Моя рука крепко сжимает руку Анни. Носик втягивает воздух.

– Чувствуешь? – шепчу я сестре на ушко.

– Какао пахнет, – восторженно отвечает Анита. Запах любимого напитка перебивает даже её страх.

Нас словно по воздуху несёт к открытым дверям небольшого кафе на площади, откуда идут настолько родные и чудесные запахи, что плакать хочется. Я обожала сладкое в прошлое жизни. И Анни его тоже любила. Но в приюте, ясное дело, мы не были балованы такой роскошью.

– Ну, по крайней мере, мы знаем, что здесь есть какао, – пожимаю я плечами, с завистью и текущей слюной глядя на девочку в прелестнейшем платьице, что сидит со своими родителями за одним из столиков в кафе.

– И счастливые семьи, – дрожащим голосом добавляет Анита.

Мы редко говорим с ней об этом, но… нам бы хотелось, чтобы нас удочерили. Мы не слышали причин, по которым наши родители в этом мире нас оставили, не знаем, умерли ли они или просто бросили нас. Но, хоть мы и были друг у друга, телами мы были детьми, вследствие чего и ощущали себя ими, хоть и старше сверстников. А дети нуждаются в семье. В родителях, защите и ласке, которых у нас не было!

– Девочки, вы потерялись?

Подскочив на месте, я резко оборачиваюсь и упираюсь взглядом в чужие длинные стройные ноги. Сглотнув, я высоко задираю голову, но у меня не получается рассмотреть лицо внезапного собеседника-великана ровно до тех пор, пока он не преклоняет колено, как рыцарь.

– Ох, – изо рта сестры вырывается поражённый вздох. Я её понимаю.

Чёрные непослушные волосы обрамляют красивое молодое лицо незнакомца. У него молочно-белая кожа, словно он совсем не восприимчив к палящему солнцу, зелёные глаза, прямой нос и такая мягкая улыбка, что будь я постарше, у меня бы сердечко чаще забилось. Мужчина не кажется страшным, но внешность обманчива, нам ведь с сестрой всё же не совсем-совсем семь лет!

Я встряхиваю головой, отгоняя наваждение, и мой хвост покачивается на свету.

– Это же… – незнакомец чему-то удивлён, он протягивает руку, словно зачарованный, но, увидев, что мы с сестрой пятимся, резко её одёргивает. – Я прошу прощения, юные леди. У вас очень интересный цвет волос.

Тааак… пошли странные комплименты. Анита опасливо оглядывается, я же стараюсь не отводить взгляда от мужчины.