– Привет!
Как и Миша, Макс огляделся, привыкая к пространству, в котором оказался, но ничего не сказал. Гостиная, как и кухня, – вотчина моей бабушки, которую, в отличие от бабушек моих подруг, без преувеличения можно назвать прогрессивной. Она не питала слабости ни к накрахмаленным салфеточкам, ни к вышитым крестиком картинам, ни тем более к настенным часам с кукушкой или полосатым половикам. Комната, где бабушка любила принимать гостей, была в одно и то же время уютной и аскетично-строгой; из мебели можно отметить стоявшие здесь угловой диван цвета чёрного шоколада, два удобных кресла, стол-трансформер, горку из красного дерева и пианино, на котором когда-то играла ещё моя прабабушка. Выкрашенные в розовато-бежевый цвет стены украшали несколько семейных фотографий, пейзаж местного художника, написанный в манере Левитана, и большой плазменный телевизор. На подоконниках в одинаковых маленьких горшочках цвела азалия, с карнизов свисали классические шторы серо-зелёного цвета, над одним из кресел высился кремовый торшер.
– Я, конечно, никогда не представлял себя в роли репетитора, – сказал Макс, усаживаясь за стол, – но не против попробовать. С чего начнём? С домашки на понедельник?
– Нет. Давай с самого начала. – Я открыла учебник на теме «Повторение курса алгебры за десятый класс».
И мы с энтузиазмом первооткрывателей углубились в вычисление тригонометрических уравнений.
Когда пересекаешься с человеком только в одном месте, к примеру, в школе, привыкаешь к определённому образу, и этот образ, как старая одежда, становится человеку мал, едва ты узнаёшь его лучше, общаясь с ним помимо привычного окружения. Сейчас, у меня дома, Максим выглядел немного по-другому – и одежда на нём не та, и голос звучит мягче, и держится проще… Но вот только алгебра всегда остаётся алгеброй, хоть в школе ты её решаешь, хоть дома.
Бабушка явилась вовремя – от нелюбимых цифр у меня начинали закипать мозги. И явилась не с пустыми руками. На подносе стояли две чашки, над которыми вился пар, и две вазочки – одна с домашней выпечкой, другая с шоколадными конфетами. Я не особый любитель сладкого, так что конфеты пусть Волков ест.
– Вот, покушайте, отметьте заодно праздник, а то, поди, устали от своих занятий, – с этими словами бабушка поставила поднос к нам на стол.
– Какой ещё праздник? – озадаченно спросила я.
– Двадцать третье февраля с утра было. – Бабушка поджала губы.
Действительно, как же невежливо с моей стороны! Какой-то у меня избирательный склероз – дедушку с утра поздравила, Мише эсэмэску отправила, а о том, что надо бы поздравить и Макса, напрочь запамятовала.
– Ой, а я и забыла! Ну, поздравляю тебя, что ли, – пролепетала я, проклиная свою забывчивость.
– Спасибо, – вежливо ответил Макс.
Бабушка неторопливо расставляла посуду, Максим отодвигал тетрадки, я же просто тупо наблюдала за их действиями.
– Праздник-то оно, конечно, праздник, – тем временем говорила бабушка, – и отмечают его все, кому не лень, и в том числе те, кто родину ни в грош не ставит, и те, которые считают, что это родина им по гроб обязана, а не наоборот… Верно я говорю, молодой человек?
Макс энергично затряс головой.
– Вон молодёжь пошла нынче, – продолжала бабушка, – и в армии не служит, ни пожилым, ни беременным в транспорте место не уступает, вступает в однополые браки, а поди ж ты – День защитника отечества отметить не забывает!..
– Совершенно верно, – поддакнул Волков. Думаю, только ради того, чтобы не расстраивать старую женщину.
– Вы кушайте, кушайте на здоровье. – Бабушка зачем-то потрепала его по плечу и вышла.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только звяканьем моей ложечки о края чашки. Макс занялся пирогом.
– М-м-м, вкусно, – сказал он с набитым ртом, – твоя бабушка божественно готовит.
– Да, это она умеет. – Я улыбнулась. – Не принимай близко к сердцу то, что она сказала. Моя бабушка во многих вопросах – человек старой закалки. Дед мой прошёл Афганистан. А папа вообще в армии не служил, и мне кажется, они его за это немного недолюбливают… Лично я считаю, что это, в конце концов, дело каждого – заниматься тем, к чему душа лежит. Все люди разные, у всех свои склонности и интересы. Почему, например, кому-то нельзя любить другого, если тот другой с тобой одного пола?.. Не понимаю. А если один народ пошёл войной на другой из-за того, что кого-то не устраивает чёрточка на политической карте мира, то, извините меня, все мы в первую очередь – граждане мира, а не какого-то определённого кусочка земли, и ни одна смерть, ни один разрушенный дом, ни одна покалеченная судьба не оправдывают политических амбиций кучки моральных уродов, которые никак не поделят свой чёртов пирог!..
Макс поморгал.
– А знаешь, я с тобой отчасти согласен. Но только отчасти. Так что давай не будем спорить, а то, не дай Бог, поссоримся.
– Ах, так! – Я замахнулась на него надкушенным куском яблочного пирога.
Макс улыбнулся.
– Лучше поделись своими планами по поводу конкурсного сочинения.
– Ну… Есть одна идея. Не знаю, может, ещё передумаю. Совершенно не хочу сочинять ни оды здоровому образу жизни, ни тем более какие-нибудь душещипательные сопли о любви, когда, к примеру, в смертельно больную девушку влюбляется главный школьный заводила и так далее. На эту тему уже столько фильмов снято и столько книг написано!.. А карябать жалкую пародию на то же «Спеши любить» совсем не хочется.
– И что же ты придумала эдакое?
«Эдакое»!.. Я чуть сдвинула брови – он издевается, что ли?..
– В общем, суть вот в чём: беседуют две подруги – одна жалуется на своего мужа и просит у другой помощи. Я решила обойтись без слов автора вообще, использовала одни диалоги – видела такой приём в одном рассказе, понравилось. Но больше пока ничего не скажу. Прочту, когда будет готово.
– Ладно, – согласился Волков. – Ты устала? Или ещё позанимаемся?
За окном давно стемнело, Максу, верно, домой пора. Да и мне, честно говоря, уравнения надоели до чёртиков. Поэтому я сказала:
– Давай продолжим в следующий раз?
– Завтра?
Я вздохнула.
– Давай завтра.
В конце концов, нужна мне серебряная медаль или нет?..
– Ну, тогда до свидания.
– Да, увидимся.
Я проводила Макса до входной двери, бросила на прощание: «Пока-пока», – и вернулась к своему сочинению. После ненавистных цифр складывание слов во фразы и предложения показалось мне райским отдыхом.
Конкурсное сочинение было готово уже на следующий день. И я, немного волнуясь и смущаясь пристального взгляда сидевшего напротив Волкова, отгородилась от него блокнотом и, совсем немного запинаясь в самом начале, прочла следующее:
– Кэрри, у меня есть подозрения, что Дэвид мне изменяет!
– Господи, Долли, не может быть!.. Вы же были такой образцовой парой!
– Образцовой? Ха. Не говори ерунды. Просто мы никогда не скандалили друг с другом на людях. Двое детей и пятнадцать лет супружеской жизни – далеко не повод считать двух законченных эгоистов образцовой парой.
– Но как ты узнала?! От него что, пахнет женскими духами? Поздно приходит? Давно не проводили время наедине друг с другом?
– Да нет же. Как раз наоборот, и это меня дико удивляет. Представляешь, Дэйв совершенно без повода стал дарить мне цветы. Называть «любимой» и «единственной». Отказался от длительных командировок…
– Ну и ну!..
– Вот и я о том же. А на детей ему всегда было плевать – они у него есть так, для статуса. Но в прошлое воскресенье он – сам! без скандалов с моей стороны – выразил желание сводить Пита на бейсбольный матч. А потом потянул мелкого в кафе есть пиццу и мороженое. Пит был в восторге. Говорит, это лучший день в его жизни!.. А я вечно, как последняя идиотка, ломаю голову, как бы в очередной раз развеселить детей, чего бы им эдакого выдумать – то Диснейленд, то бассейн с дельфинами, то пиратская вечеринка… А они хоть бы «спасибо» сказали!..
– Долли, кажется, здесь нельзя курить…