
Ночная охота
– Мы отдали долги.
– А как насчет ваших обещаний?
Человек приблизился и затушил сигарету о барную стойку, вдавив ее в деревянное покрытие:
– Отдай то, что с тебя причитается, или увидишь, как я выпотрошу твоих родителей.
Его слова были обращены к Тристану, но вместо этого задели в самое сердце меня.
«Только не при ней», – завопило воспоминание об отце.
Моя мать вскрикнула, когда его голова упала на пол рядом с ней.
А потом лезвие вонзилось в ее сердце.
Атия, беги!
И я побежала.
Я бежала, ведь мои крылья были слишком малы, чтобы летать, да и я была уверена в собственной скорости, пока…
«Неповиновению твоих родителей нет прощения, – сказал человек из пепла, крепко схватив меня за запястье. Его фиолетовый костюм мерцал в темноте. – А теперь воспользуйся моим милосердием и беги. Беги далеко и изо всех сил».
Что-то острое и зазубренное зашевелилось внутри меня от воспоминаний, и я вдруг ощутила приступ неконтролируемого гнева.
Я вскочила, и мой стул с грохотом упал на пол.
Тристан и незнакомец изумленно обернулись.
Сердце яростно стучало в груди. Я посмотрела на руки и поняла, что они дрожат.
– Не угрожайте ему так.
Мой голос был низким, гортанным и больше походил на рык. Я годами не думала о том дне, не воскрешала в памяти крики моей матери и не позволяла запаху человека из пепла коснуться своих ноздрей.
Я не позволяла себе этого.
– Не лезь не в свое дело, девочка, – сказал человек.
Верный совет.
Темным тварям нельзя вмешиваться в людские споры, но я ничего не могу с собой поделать.
– Довольно, – сказала я, изо всех сил сохраняя самообладание.
Незнакомец выглядел пораженным. Без тени страха в глазах он разглядывал мое человеческое обличье:
– Слушай сюда, девчонка…
Я вскинула ладонь вверх и ударила его по лицу.
Хрупкий нос незнакомца с легкостью рассыпался под моей рукой.
Он повалился на спину, от неожиданности и ужаса выпучив глаза. Кровь хлестала, как из старой прохудившейся бочки.
– Ты… ты…
– Я же сказала, хватит, – повторила я с непоколебимой решимостью.
Я сделала шаг к нему.
Незнакомец отскочил назад.
Теперь в его глазах был страх.
«Я могла бы оживить худшие из твоих кошмаров, – думала я. – Могла бы прокрасться в твое сознание и перебирать там все страхи, пока ты не взмолишься о пощаде.
Я бы высасывала воздух, почерневший от твоего страха, позволяя ему стекать вниз по горлу и окутывать кожу, словно теплое одеяло.
Могла бы окрасить этот дом твоей кровью и наплевать на Богов с их законами».
Я сглотнула, прекрасно зная, что не могу сделать ничего подобного.
Не здесь.
Не при Тристане и не при хозяевах «Ковета», которые как раз обернулись и наблюдали за происходящим.
Я бы показала этому человеку свое настоящее лицо и с удовольствием посмотрела бы, как его щеки побледнеют от такого зрелища. Но открыться всей деревне – все равно что объявить охоту на саму себя.
Подразнить людей и Богов.
Уж лучше я сама покину Роузгард, чем буду дожидаться, когда меня вышвырнут.
Я сделала вдох, чтобы успокоиться.
– Я здесь новая предсказательница, – выдала я, одолевая гнев. – Я могу залезть в вашу голову и вытащить все грязные секреты, которые вы пытаетесь скрыть. Каждое тело.
Глаза незнакомца сузились.
– Я могу рассказать об этом хранителям деревни. Или другим вашим клиентам. Думаю, они будут рады возможности списать долги.
Рот незнакомца скривился от ненависти.
Возможно, он догадывался, что это ложь и каждое сказанное мной слово было не более чем шуткой. И все же я почувствовала его тревогу, когда он представил, что могло случиться, окажись эта угроза правдивой.
Представил, как я могу его уничтожить.
– Давай, прячься за юбкой своей предсказательницы, – незнакомец ухмыльнулся в лицо Тристану, прижимая рукав к носу, чтобы остановить кровь. – Только это не конец. Ты же знаешь, она всегда получает то, что ей причитается.
Она? Я проводила взглядом удалявшуюся фигуру незнакомца, пока тот не толкнул дверь и она не стукнула за ним, чуть не сорвав с петель колокольчик.
Кто эта таинственная «она»?
– Не могу поверить, что ты только что это сделала, – подал голос Тристан.
– А ты был против?
Он уставился на меня, как будто и впрямь не был уверен в этом.
Я пожала плечами и вернула на место стул, который недавно швырнула на пол. Снова взгромоздилась на эту шаткую конструкцию, все еще чувствуя пламя борьбы, бушующее в теле.
– Мы честные люди, кстати, – ни с того ни с сего сказал Тристан. – Я и мои родители. Мы не воры.
– Я и не называла вас так.
– Тебе, наверное, стало любопытно узнать, что он имел в виду.
– Я взяла в привычку никогда не интересоваться делами других людей, – ответила я. – Они всегда оказываются намного менее заслуживающими внимания, чем я себе представляю.
Тристан хмыкнул:
– Ты странная, Атия. Может быть, даже страннее, чем я думал.
Я изогнула бровь.
– Да это и хорошо, – спешно поправился он. – Странная лучше, чем скучная.
Я задумалась над его словами:
– Я могла бы быть скучной.
– Надеюсь, ты не будешь, – ответил он. – Мне ведь не с кем поговорить.
– Подозреваю, что беседы о монстрах – не лучший способ заводить знакомства.
– Не понимаю почему, – парировал Тристан. – В нас всех есть что-то от чудовищ. Но в нас есть и кое-что еще.
«Только не во мне», – подумала я.
– И что же это?
– Надежда, – ответил он уверенно. Таким голосом говорят только те, у кого ее никогда не отнимали. – Семья. Друзья. Люди, ради которых мы хотим быть лучше.
Я сглотнула, и пустота внутри меня увеличилась.
У Тристана, возможно, все это и было, но только не у меня.
Боги давно отняли это, и настало время оставить Роузгард, пока меня не захватила столь привлекательная мысль о том, что я смогу все вернуть.
Я должна исчезнуть.
И пусть те, с кем наши пути пересекались, навсегда забудут о моем существовании.
Я стану историей и ничем больше.
4
Атия
Что бы вы ни слышали до этого, ночь не была создана для монстров.
Она была дарована людям как возможность обрести свободу, скрывшись от беспощадной резкости дня, где все постоянно на виду. Освободиться от ограничений, наложенных ими самими или кем-то другим.
Ночь была создана, чтобы позволить людям стать уязвимыми и беззащитными.
Тут-то и подоспели монстры.
Тогда-то мы и отвоевали ночь для себя.
У нас не было выбора, как однажды сказал мой отец, когда я, восьмилетняя, уставилась на него. После Оксении это то немногое, что Боги оставили для нас. Одну лишь ночь. Одни лишь тени. И мы должны бережно хранить эти тени, ведь они нас укрывают.
Несмотря на явную красоту, голос моего отца, когда тот рассказывал об Оксении, звучал будто бы выстраданно и тихо, навевая тревогу. Только говоря о мире людей и воспоминаниях, которые у нас останутся, он излучал теплоту и спокойствие.
Именно это я запомнила лучше всего.
Вовсе не те массивные закрученные рога, которые были столь велики и затейливо переплетены, что выглядели как лабиринт на его голове. Словно бы тайны, рождавшиеся у него в сознании, вышли наружу на всеобщее обозрение.
Я помню его голос и то чувство безопасности, которое он мне внушал. И как я гадала, такими ли благоговейными были те, другие, нам подобные.
Что до моей матери, я помню, как она пела, то клацая и гудя, то сладко мурча, то пощелкивая языком. Как она звучала, даже просто прохаживаясь по тесному амбару, служившему нам домом.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Обол – мелкая серебряная или медная монета в Древней Греции.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

