В поисках войны. Пять лет в Крыму

Санкт-Петербург, март 2015 г.

В этой главе я в поисках явной войны еду на установленный блокпост между Крымом и материковой Украиной, встречаюсь с пограничниками, мальчиками в балаклавах, оружием, окопами и баррикадами. Уже страшно, но война ли это?

Поездки в Крым, описания моих впечатлений и встреч в социальных сетях познакомили меня с ярчайшим явлением современности – онлайн-хейтерством. Люди, с которыми мы вместе наблюдали на выборах, кричали на митингах «Путин – вор», «Это наш город» и ездили на Марш миллионов через десятки постов на автобусе в Москву, вдруг начали писать мне, что я предательница, что я продалась, рассматривали мои фотографии, описывали длину носа и ширину задницы. Однажды мой друг в целях просвещения опубликовал мои заметки на популярном родительском форуме. Это была феерия. Там разобрали по косточкам не только мой внешний вид, моральный облик, какая я мать и как много у меня денег и откуда, но и публиковали фотографии моей семьи.

Вся эта вакханалия казалась игрой. Ну, такой – для взрослых. Казалось, что когда доходит до критической точки, всё остановится. Так или иначе. Впервые такое ощущение у меня возникло за пять лет до описываемых событий, когда поступали сводки о состоянии здоровья Сергея Магнитского. Где-то в глубине души оставалась вера, что если ситуация будет критической, то они остановятся. Что всё это такая игра для взрослых, но в играх не умирают, в играх бывает страшно, противно, но в последний момент тебя вытаскивают из игры. Но Магнитского не вытащили из «игры». В 2009 году от этого сильно кольнуло, но было так много частной жизни: дети, бизнес, ремонт… А в 2014 году война уже стала какой-то совсем реальной. Но война была где-то там. А тут – в Питере, Москве и даже сперва в Крыму – это ощущение игровой ситуации вдруг поразило своей силой. Жизнь разделилась на две реальности, как у военных: учебная задача и боевая.

Тогда ещё между этими двумя реальностями была физическая граница. Из Крыма я осторожно приблизилась к этой границе в первый раз в апреле 2014 года, поехав на блокпост, который в то время изображал границу между Крымом и материковой Украиной.

Среди моих новых знакомых (встреченных в Крыму) оказался человек, который давно и много работал монитором в составе самых разных миссий в горячих точках. Он радостно таскал меня по секондам и показывал хорошие кафе в Симферополе. Это был мужчина почти вдвое меня старше, из среды тех самых – Настоящих. Рядом с ним я чувствовала себя наивной маленькой девочкой. Мы договорились встретиться вечером после моей поездки в Севастополь для записи интервью с тем военным, которого похитили. Но поздно вечером на темном автовокзале Севастополя в ожидании автобуса так заманчиво светилась табличка «На Одессу», а между нами с Одессой был такой загадочный «блокпост». Слово из какого-то другого лексикона, никак не вяжущееся с кафе вокруг и людьми, суетящимися на вокзале. Я купила билет и позвонила новому знакомому: «Прости, я сегодня не приеду. Съезжу в Одессу, посмотрю на блокпост. Вернусь через пару дней». Я ожидала попыток отговорить ненормальную девицу от идиотской идеи, попыток объяснить риски, предложения составить мне компанию – чего угодно. Но только не этого: «Хорошо. Вернешься – позвони». Я себе казалась такой храброй, а поступок таким безрассудным (одной в ночь ехать на какой-то там блокпост, хрен знает зачем), что отсутствие даже попыток меня остановить как-то обескураживало. Через несколько месяцев мы встретились на одной правозащитной вечеринке. И (уже изрядно выпив) я спросила почему. Он ответил непонятное: «Есть только две модели поведения в опасных местах. Часть моих коллег старается нести ответственность за каждое решение каждого человека. Это разрушает. Я для себя решил никогда никого не отговаривать. Есть только два способа. И это твой выбор, как действовать». Много всего должно было произойти для того, чтобы я поняла, о чём он. Но всё это было позже. А пока автобус вёз меня к границе.

Автобус через несколько минут после Армянска остановился. «С паспортами на выход!!» Все выходят. На улице два десятка мужиков с автоматами и масками, закрывающими лица. В камуфляже. Как водится, без опознавательных знаков. «Сперва женщин!!» Кто это? Почему они нас проверяют? Смотрят паспорта. Именно что смотрят. Ни фотки не сверяют, ни даты не проверяют. Ничего. Видимо, чисто полюбоваться. Может, не видели их раньше? Женщин пускают обратно в автобус, по которому ходит мужик с автоматом. Тоже в маске. Мужчин на улице досматривают. Обошлось без эксцессов. Впустили. Поехали. Посты переложены баррикадами из мешков (наверное, с песком) и бетонных блоков. Народ не понимает. Вокруг были расставлены палатки, в которых и ночевали эти приятные молодые люди в масках. До украинского поста ехать минут 10. Меня сняли с автобуса. Пограничники (а на украинской стороне была настоящая прикордонна служба, без масок, в форме, с погонами) сказали, что в Украину мне никак нельзя, потому что въезд в украинский Крым без отметки в паспорте – это нарушение государственной границы и пропустить меня они никак не могут. И что такое решение было принято только три дня как.

Ребята были очень милы и доброжелательны. Посидела с ними час или полтора, пока автобус в обратную сторону не поехал, в который они меня и подсадили. Кстати, водители автобусов отнеслись с пониманием. За дорогу «туда» деньги вернули, а «обратно» – не взяли.

Записи из моих дневников, опубликованных в соцсетях.

Разговоры в автобусе на крымском блокпосту (разные люди):

– Что это за мальчики в масках?

– Кубанские казаки.

– Так и хочется спросить: «А твой паспорт где? Ты кто?»

Автоматчик в маске, обращаясь к женщине с ребенком:

– Ваш паспорт.

– Вот (дает паспорт).

– А ребёнок?

– Это моя дочь (и сидит дальше).

– А документы ее есть?

– Конечно (и дальше сидит).

На какой-то момент мне показалось, что он так дальше и пойдёт. Нет, вернулся, посмотрел документы ребёнка.

Разговоры в домике украинских пограничников.

Один из пограничников:

– Я же говорил, что надо было купить флаг Веселого Роджера, чтобы объяснять, кто мы.

Другой пограничник:

– Я больше в автобус не пойду. Невозможно объяснять, зачем это тут.

Снова первый:

– Главное – людьми оставаться, и все будет хорошо. Ещё бы там, наверху, так же жили бы, может, и мы бы тут не стояли.

Вступает третий:

– В Крыму отключили все украинские каналы, в Украине – российские. Я только СТС и ТНТ смотрел. Теперь вообще не смотрю.

Девушка, представившаяся крымской татаркой, вступает в разговор (приехала на автобусе, пришла оформляться сама, чтобы паспорт свой из виду не упускать):

– Ну, как это можно: жили в Крыму, как теперь в один день проснулись в России, все книги домовые, все документы все номера – всё менять. Я-то уеду, а родители говорят: «Вернулись на родину, здесь и умрем».

Заходит крымская бабушка с российским паспортом. Пограничники не могут понять, как ее пустить.

Девушка, осуждающе глядя на бабушку, продолжает:

– Как можно жить без украинского вида на жительство в Крыму?..

Погранцы:

– Ну, все же люди понимают, что это маразм. Вчера ещё россиян пускали, сегодня уже нет. Что завтра будет – не знаем.

Пытаюсь поговорить:

– А на том посту плохие дяденьки, не такие хорошие, как вы, в масках.

Ребята (погранцы) ржут (они вообще много смеются и шутят):

– Зелёные человечки.

Девушка:

– Их же должны были убрать.

Погранцы:

– Они беспределят. Ехал журналист из Америки, из автобуса вытащили, камеру на землю, по камере автоматом.

– Да иностранцам депорт в грудную клетку.

Добрые ребята такие. Конфетами угостили, на автобус посадили, чаю налили.

Странное ощущение на этой новоявленной границе. Вроде вот они явные признаки: окопы, балаклавы, страшные истории, ночь, страх, а стоишь там – как будто в фильме. Всё мирно. Все шутки шутят, урожай обсуждают, бурчат. Просто в любой момент ты можешь оказаться американским журналистом. И тебя побьют и расхреначат камеру. А потом можешь показаться «бандеровцем» и вовсе пропасть навсегда. А автобус поедет дальше. И, возможно, даже до остановки в Херсоне смолкнут разговоры, станет тихо. И каждый будет думать о своём. А потом проснется ребенок на заднем сиденье, попросит почитать книжку вслух… И опять – жизнь, картошка не копана, и цены высокие…

На слабо

Киев, март 2014 г.