Темный мир. Возвращение

Тиль нахмурился:

– О чем ты?

– Мне больно, отец. – Таррэн крепко зажмурился, с силой прижав левую руку к груди, где гулко и безрадостно билось сердце. – Днем и ночью. В покое и в лабиринте. Когда беру мечи, когда смотрю, разговариваю… и особенно, когда вспоминаю. Каждый миг. Каждое мгновение. И я не знаю, как это остановить.

– Таррэн? – Тирриниэль нахмурился еще сильнее, а потом заставил сына поднять голову и похолодел: его глаза были пустыми, как выжженный дотла котлован. Но в то же время тлело в них что-то такое, отчего у немолодого владыки мороз пробежал по коже. – Что с тобой происходит?!

– Не знаю, – прошептал Таррэн, пошатнувшись, словно от порыва ветра. – Кажется, я схожу с ума, отец… но каждый раз, когда закрываю глаза, я вижу, как она умирает, и ничем не могу помочь. Это сон… но и не сон тоже, потому что каждый раз мне становится больно. Невозможно остановиться… невозможно успеть… и спасти ее тоже невозможно. Я сделал что-то не так, отец. Я позволил ей погибнуть. И это сжигает меня изнутри.

Тиль совсем встревожился:

– Таррэн, опомнись! Это просто сон!

– Нет, отец… я не справился. Или не справлюсь… очень скоро…

– Это просто сон! – не сдержавшись, рявкнул владыка Темного леса, встряхивая сына за плечи. – Ничего больше!

– «Огонь» говорит обратное, – шепнул Таррэн непослушными губами. – За последнее время он стал еще сильнее. Я едва могу удерживать его внутри. Он злится… в бешенстве оттого, что я не пускаю его на волю. Не знаю, сколько еще я смогу… но Бел так и не пришла. Разорвала узы, а без них «Огню» некуда деваться. Когда-то я еще мог… один… даже здесь. Но сейчас все по-другому. Почему-то я больше не могу с ним бороться… почему, отец?

На Тиля взглянули два алых провала на месте некогда зеленых глаз, и владыке стало нехорошо – столько мощи оттуда выплеснулось, так много магии… причем магии, почти ничем не сдерживаемой! Эта борьба отнимала у Таррэна все силы! Она причиняла ему боль! Выматывала сильнее, чем что-либо другое! Хотя, конечно, не так сильно, как невесть откуда взявшееся чувство вины за ничтожный проступок, на который в прежние времена никто и внимания бы не обратил. Даже Белка. Однако здесь, на Алиаре, это все-таки случилось: Таррэн, похоже, впервые не сдержал своего раздражения… она тоже вспылила и заупрямилась… и это почему-то сделало «Огонь жизни» нестабильным! Как в те времена, когда на Лиаре правил владыка Изиар, а его магия срывала покров безумия с бесчисленного количества разумов.

– Бездна… Таррэн, держись! – Тирриниэль сорвал с ветки опустошенный венец, из которого не так давно выкачали всю магию, и спешно всунул в ладонь сына.

Тот машинально сжал пальцы, и заключенный в венце изумруд моментально засиял. Секунду спустя заметно разогрелся, раскалился, а всего через два удара сердца запылал так неистово, что Тиль выругался и выдернул его обратно. Однако почти сразу выронил, обжегшись, и с растущим страхом посмотрел на сына.