Дебютная постановка. Том 1

Саня Абрамян на протяжении всего допроса тихонько сидел в уголке, но ничего не записывал, не задавал вопросов и даже, кажется, не слушал. То газетой шуршал, то в окно смотрел. «И чего он тут отсиживает? – с неудовольствием думал Губанов, время от времени поглядывая на давнего знакомого. – Неужели работы никакой нет? Лучше бы делом занимался, преступников ловил, а не сидел сложа ручки».

– Ну что, по пивку? – весело предложил оперативник, когда они вдвоем с Губановым вышли на улицу. – Здесь рядом забегаловка есть, грязновато, конечно, зато у них закусь дельная.

Николай посмотрел на часы: на службу возвращаться смысла уже нет, его отпустили с обеда до конца рабочего дня, встреча со следователем – причина более чем уважительная. Тем более такое важное дело, убийство не кого-нибудь, а солиста Большого театра.

– Можно, – согласился он.

В полуподвальном помещении с затейливо выписанной вывеской «Пиво – воды» действительно было не очень опрятно, зато к пенному напитку можно было взять тарелку вареных креветок, крупных и сочных. Кроме того, имелись бутерброды с соленым салом на черном хлебе и с соленой рыбкой – на белом. Свободного стола не нашлось, и Николай с Саней присоседились к двум мужикам с испитыми лицами, которые, оглядываясь, плескали в кружки с пивом водку из спрятанной под пиджаком бутылки. Ну да, пиво без водки – деньги на ветер. Мужики, прихлебывая «ерш», азартно обсуждали недавно подписанный договор с итальянским концерном «Фиат» и перспективы производства советского автомобиля новой модели.

– Тоже будем на хороших машинах ездить, не хуже ихних! – радостно предвкушал один из соседей по столу.

– Не, мы не доживем, – пессимистично возражал второй. – Говорят, еще даже место не выбрали, где автозавод будет, потом сто лет будут строить. А когда построят, то машины будут делать – полное дерьмо.

– С чего это дерьмо-то? У итальянцев отлично получается, а мы чем хуже?

– Мы – лучше, – наставительно произнес изрядно нетрезвый пессимист. – Только через сто лет это будем уже не мы, а неизвестно кто. И нам с тобой все равно новая машина не достанется.

Тема будущих советско-итальянских автомобилей так увлекла и возбудила потребителей «ерша», что они не обращали ни малейшего внимания на Губанова и Абрамяна, которые методично чистили креветки, запивали их пивом и очень тихо, сблизив головы, говорили о своем.

– А чья карточка была – известно? – поинтересовался Николай.

Следователь Дергунов и ему показал ту фотографию, которую нашли на теле покойного певца, но Губанов честно ответил, что не знает, кто это, и никогда эту девушку не видел.

– Пока нет, – беззаботно ответил Саня. – Те двое, которых мы нашли, ее не опознали. Но в принципе идея понятна: какая-то любовная история в прошлом, деваха брошена, объявился мститель. Или брат, или отец, или муж, или жених какой-нибудь. Сейчас главное – разыскать и хорошенько потрясти всех, кто был у Астахова в гостях, а дальше все раскроем за пару дней, делов-то. Установим девицу с фотографии, возьмем в оборот ее саму и ее окружение, кто из них по-французски говорит – тот и преступник. Наверняка окажется, что он и на даче у Астахова в вечер убийства был. Ничего сложного.

– Что-то ты не особо задницу рвешь свидетелей искать, – неодобрительно заметил Губанов. – Полдня ничего не делал, сидел у Дергунова и газетку почитывал. А теперь пиво со мной пьешь. Большим начальником заделался, что ли? Всю работу на подчиненных перевалил?

– А ты поработай в розыске, как я, сразу начнешь ценить возможность тихо отсидеться, – обиженно огрызнулся Абрамян. – То-то, я смотрю, ты год всего пропахал на земле и на бумажную работу свалил, с девяти до шести и обед с часу до двух по расписанию.

Упрек был справедливым, конечно. Николай Губанов действительно начинал службу в уголовном розыске. После армии он пошел работать на завод, а в январе 1958 года ЦК КПСС принял постановление «О фактах нарушения законности в милиции», в соответствии с которым требовалось пополнить милицейские ряды партийно-комсомольскими кадрами. Вот по этому комсомольскому набору, одному из великого множества, Николая и направили на службу: он сам, едва услышав по радио о постановлении, первым делом прибежал в заводской комитет комсомола, напомнил, что с самого начала говорил о своей мечте стать милиционером. После двухмесячных курсов «молодого бойца» его определили в один из московских райотделов, но уже через год пошла новая волна – пусть с преступностью борются широкие массы трудящихся, нечего государству содержать такой огромный аппарат сотрудников милиции. Начались сокращения штатов, из органов внутренних дел массово увольняли людей, потребовались кадровые перестановки, работников тасовали, как карты в колоде, переводили в другие службы. Николай Губанов оказался в другом подразделении, занимался паспортами, а в начале 1960 года Хрущев объявил об упразднении МВД СССР и, соответственно, упразднялось и Главное управлении милиции, в связи с чем последовала новая кадровая чехарда. После того как Министерство внутренних дел РСФСР в 1962 году превратилось в Министерство охраны общественного порядка, Губанов был назначен в кадровую службу сначала районного, затем Московского управления. Так что Саня Абрамян прав, в розыске Николай отработал всего ничего. Жалел ли он об этом? Вспоминал ли о тех временах с ностальгией? Вот уж нет! Если у Губанова и были по молодости какие-то романтические иллюзии, то теперь их не осталось. Ни одной.

Октябрь 2021 года, Москва

Петр Кравченко

– Николай Андреевич, как так получилось, что вы с братом и сестрой, все трое, пошли работать в милицию? – спросил Петр Кравченко. – Это случайно вышло, просто так сложилось, или вы все этого хотели?

– Этого хотели наши родители.

Прогулка по бульвару закончилась, теперь Губанов и его гость снова сидели в квартире, только теперь уже за накрытым столом, и поедали блинчики с творогом и сметаной, и не вдвоем, а в обществе племянницы Светланы. Блинчики были вкусными, но когда Петр попытался сделать комплимент кулинарным талантам Светланы, та рассмеялась и ответила, что купила их в ближайшей кулинарии. И не потому, что ей лень готовить или она не умеет, просто навести жидкое тесто ровно на четыре блина никак не удается, даже на шесть не получается, выходит куда больше, а для чего? Только деньги тратить и продукты переводить. Николай Андреевич тут же скептически заметил, что по новомодным правилам питание должно быть разнообразным и пищевой рацион нельзя обеднять, а вот в прежние-то времена готовили на несколько дней впрок и ели одно и то же – и ничего, никто не помер, а некоторые так даже и до весьма преклонных лет дожили.

– Сейчас доедим – и я расскажу, почему мы все в милицию служить пошли, – сказал он. – Нечего Светке по ушам ездить, она все это с детства знает, тысячу раз слышала.

Петр с трудом удержался, чтобы не рассмеяться: в устах пожилого солидного отставного полковника современное выражение «ездить по ушам» прозвучало забавно и немного нелепо. Вряд ли Губанов много общается с молодежью, скорее всего, смотрит всякие сериалы и черпает оттуда знания о сленге.

Николай был старшим ребенком в семье Андрея Митрофановича и Татьяны Степановны Губановых, он родился в 1934 году. В 1940-м родился Мишка, а в 1941-м Андрей Митрофанович ушел на фронт. Мать с двумя сыновьями уехала в эвакуацию, в 1944-м вернулись в Москву, в 1945-м пришел с войны отец, а в 1946-м на свет появилась младшая сестренка Антонина.

Послевоенная разруха, голод, продуктовые карточки… И огромное количество ворья и бандитов. Тот день Коля Губанов никогда не забудет. Он, двенадцатилетний, вел за руку шестилетнего Мишку, чуть сзади – мама с грудной Тонечкой на руках. Все вместе ходили к маминой двоюродной сестре, поздравляли с днем рождения, Тонечку показывали, на обратном пути собирались отоварить карточки. Как и откуда налетел бандит – Коля не увидел, обернулся только на сдавленный визг матери. Тут же вместе с Мишкой бросились на защиту. Мать, судорожно прижимая к себе дочку и боясь уронить малышку, уже не в силах была бороться за сумку, где лежали карточки, а мальчишки, подпрыгивая и царапаясь, пытались повиснуть на грабителе, здоровенном молодом парне в заношенном солдатском обмундировании. Силы были явно неравны, и остаться бы всей семье Губановых без пропитания на весь ближайший месяц, если бы не милиционер, который случайно проходил неподалеку. Схватка была короткой и яростной, грабитель сумел сбежать, а милиционер остался сидеть на земле с ножевой раной в животе. Но карточки были спасены, отобрать сумку бандит так и не успел, отвлекся на служителя порядка.

– Это же надо быть такой мерзотиной! – горячился Андрей Митрофанович, забирая жену и детей из приемного покоя, где семейство Губановых дожидалось, когда их спасителя прооперируют и врачи вынесут вердикт. – Увидел бабу с младенцем на руках и точно рассчитал, что ребенка будут защищать, а на сумку уже сил не хватит. Не на мужика напал, а на слабую женщину. Хорошо, что мать позади шла, эта гнида и не сообразила, что пацаны при ней. И как только земля таких выродков носит!

Целый месяц мама, отец и Коля с Мишкой по очереди ходили в больницу навещать своего спасителя, выкраивая из скудного продуктового пайка хлеб, сало, сахар, а то и банку тушенки, чтобы подкормить раненого. Звали того милиционера Иваном Миняйло, был он одиноким, шутил, мол, до войны жениться не сподобился, а после войны еще не успел, и позаботиться о нем было особо некому. Товарищи по службе навещали, но не каждый день, да вот Губановы полным составом. Мать себя не помнила от благодарности, каждый раз начинала плакать, войдя в палату, а отец считал Ивана настоящим героем и ставил сыновьям в пример.

– Дядя Ваня готов был жизнь отдать, чтобы вы не голодали, – наставительно говорил он каждый день. – Не для того он на войне кровь проливал, чтобы в мирное время люди от голода страдали. И вы должны вырасти и стать такими же смелыми и мужественными, как дядя Ваня, чтобы защищать людей от бандитской нечисти.

Сам Иван радовался приходу мальчишек, с удовольствием рассказывал им всякие поучительные истории про преступников и непременно добавлял:

– Вы молодцы, парни, не растерялись, не испугались, кинулись матери на выручку. Я-то уже через время подбежал, так что, если бы не вы, эта сволочь бандитская точно сумку бы вырвала. Вам обоим прямая дорога в милицию, преступников ловить, очищать от них наше советское общество. Нам нужны такие смелые ребята, как вы.

Андрей Митрофанович и Иван Миняйло крепко сдружились, и через пару недель после того, как Иван выписался из больницы и вернулся к несению службы, отец заявил, что уходит из конторы, где он работал старшим техником, и с завтрашнего дня будет служить в милиции, чему активно поспособствовал его новый друг. Мама отнеслась к известию одобрительно, а мальчишки – с восторгом. Милиционер – это вам не какой-нибудь техник, он – человек уважаемый, героический, самоотверженный, он людей защищает и не дает их в обиду. Есть чем гордиться!

За полгода до того, как Коле Губанову предстояло идти в армию, отец тяжело заболел, и врачи со скорбным видом советовали готовиться к худшему. Николай к тому времени, окончив восьмилетку, работал на том же заводе, что и мама, параллельно учась в вечерней школе. В милицию несовершеннолетних не принимали, так что сначала предстояло отслужить срочную, а уж потом выполнять наказ отца. Болезнь Андрея Митрофановича оказалась скоротечной. Незадолго до кончины он потребовал от детей дать честное слово, что все они посвятят свои жизни работе в милиции и защите людей от воров, бандитов и убийц.

– Поклянитесь, – сказал отец голосом слабым, но по-прежнему твердым. – Я подал вам пример, вы должны ему следовать и стать такими же, как дядя Ваня.

– И Тонька тоже? – недоверчиво переспросил двенадцатилетний Миша. – Она же девчонка, а девчонок в милицию не берут.

– Еще как берут, – усмехнулся отец и надсадно закашлялся. – Ты что, не видишь, сколько женщин в милицейской форме ходит по городу?

– Ну это так, на ерундовую работу берут, – презрительно отозвался Миша. – А на настоящую борьбу с бандитами – нет.

– Ерундовых работ не бывает, они все важны, – строго ответил Андрей Митрофанович. – Никакой борьбы с бандитами и убийцами не получится, если не делать другие важные вещи. Вот на фронте тыловое обеспечение – первое дело, без обмундирования, еды и транспорта никакую битву не выиграть. И без той работы, которую в милиции делают женщины, преступность никогда не победить. Ты понял?

Татьяна Степановна мужа боготворила и после его смерти даже мысли не допускала, что его завет не будет выполнен. Сыновья, собственно, и не помышляли о том, чтобы нарушить данное отцу слово, а вот Антонина, чей подростковый возраст совпал с оттепелью, зарубежными веяниями и вообще с воздухом свободы, попыталась сопротивляться. Идти в милицию и отдавать службе двадцать пять лет ей совсем не хотелось. Но мать была непреклонна.

– Папа сказал: все. Все дети должны работать в милиции, и обсуждать тут нечего. Ты умирающему поклялась, а теперь хочешь отступить. Неужели тебе не стыдно?

Наверное, Тонечке и впрямь стало стыдно, потому что разговор тот состоялся только один раз. Больше она эту тему не поднимала. И в восемнадцать лет пришла на работу в детскую комнату милиции на должность инспектора, чтобы заниматься устранением детской безнадзорности и бороться с правонарушениями несовершеннолетних, помогать родителям воспитывать детей и возвращать в лоно семьи и школы тех, кто предпочитает вольную жизнь в обществе сомнительных элементов.

– Отец последние годы жизни служил в милиции, так что у нас получилась целая династия, – довольным голосом говорил Николай Андреевич.

Рассказывал он со вкусом и видимым удовольствием, и Петр сперва даже мысленно отругал себя за то, что задал вопрос. Ему не терпелось узнать о событиях, которые в конце концов привели к убийству следователя, а теперь из-за неуместного любопытства приходилось тратить время на выслушивание длинной семейной истории. Но уже через несколько минут он с удивлением понял, что ему интересны все эти подробности. Даже мелькнула где-то на задворках сознания мысль, что, может, имеет смысл собрать материал и сделать совсем другую книгу, не о погибших сотрудниках правоохранительных органов, а о метаморфозах, происходивших с самими органами правопорядка… Все-таки интересно было бы разобраться, как и почему с ними происходило то, что происходило. То, о чем рассказывал Губанов, звучало, на взгляд Петра, совершенно немыслимо. Как может работать следователем человек, которого не готовили к следственной работе? Как можно раскрывать преступления и ловить преступников, если тебя не учили всем хитростям и премудростям? Как можно охранять закон, не понимая, а зачастую даже и не зная самого закона?

– Это уже много позже в Волгограде открыли Высшую следственную школу, – сказал Николай Андреевич. – А в шестьдесят шестом такие следователи, как тот же Дергунов, были огромной редкостью. Самородок, которому еще и с наставником повезло.

– Вы много с ним общались? – спросил Петр.

– Да вот только раз и побеседовали. Больше не довелось. Все, что знал, я ему тогда рассказал, и больше во мне надобности не возникало. А к самому делу я вернулся только через месяц с лишком.

– И что же случилось через месяц?

– О-о! В конце июля мы все уже на ушах стояли…

Июль 1966 года

Николай Губанов

Саня Абрамян старался говорить спокойно и непринужденно, но даже по телефону Губанову было слышно, что старый приятель нервничает и сгорает от нетерпения.