Игра на чужом поле

– Это сложно объяснить на словах… Короче говоря, я пытаюсь использовать свое музыкальное образование и сам пишу музыку к фильмам, стараясь, чтобы она выражала именно то, что я хочу сказать как режиссер.

Когда Настя спохватилась, был второй час ночи. Она не смогла припомнить, когда еще ей было так хорошо в компании совершенно незнакомых людей. Виноград был сладок, кофе – крепок, старуха, вопреки опасениям, оказалась прекрасной собеседницей, живой, остроумной, лихо пила коньяк и заразительно смеялась. Глаза Дамира обволакивали Настю, его взгляд был уже не теплым, а обжигающим, и ей казалось, что она, отогревшись под этим взглядом изнутри, начала плавиться снаружи, у нее нет ни рук, ни ног, и вообще непонятно, как она сможет встать с кресла.

– Настя, не хотите прогуляться перед сном? – спросил Дамир, выглядывая в окно. – Там, между прочим, полная луна. Очень красиво.

– Давайте, – согласилась она, пожалуй, несколько более поспешно, нежели позволяли приличия. От старухи это не укрылось, и она заговорщически подмигнула Насте.

– Вы на машине, Дамир? – спросила Настя, медленно идя через озаренный лунным светом парк.

– Нет.

– Как же вы будете добираться? Городской транспорт уже не ходит, а на такси надежда слабая.

– А разве я не сказал? Я же купил путевку на неделю. Прямо сегодня и купил. Утром прилетел из Новосибирска, наша студия там находится, заглянул домой к Регине Аркадьевне, соседка говорит – она в санатории. Примчался сюда, а Регина мне и посоветовала здесь поселиться. А что? Комфорт, прекрасная кормежка, а главное – Регина рядом. Я ведь, собственно, к ней приехал. Хочу показать ей кое-какие наработки.

– Похоже, вы до сих пор продолжаете у нее учиться, – тихо сказала Настя, плотнее закутываясь в шарф.

– Регина – гений, – очень серьезно ответил Дамир. – Чудовищная судьба и потрясающая стойкость. Она ведь хромая с детства. Хорошее лицо, дивные волосы, а во всю щеку – отвратительное родимое пятно. Талантлива она была невероятно. Специалисты слушали ее записи и шалели от восторга. Как только она появилась перед ними на сцене – все, конец. Это ведь были сороковые годы. Артист должен быть божеством, в него должны влюбляться, тогда на концерты будут ходить. А кто будет покупать билеты, чтобы слушать хромоножку с изуродованным лицом? О том, что люди должны слушать музыку в исполнении талантливой пианистки, и думать никто не хотел. Как же, зрелищность и грандиозность сталинских времен! Поэтому Регина поставила крест на исполнительстве и занялась преподаванием. Она и здесь заставила говорить о себе. Гений есть гений. Она умела за пять минут десятью словами и тремя аккордами объяснить ученику то, что другие педагоги вдалбливали неделями, месяцами. Если у ребенка есть хоть крошечная искорка, хоть малюсенькая крупинка способностей, под Регининым руководством расцветал дивный цветок. Дети ее обожали, родители боготворили. И новый удар! Ее не пустили вместе с учениками в Польшу, на Международный конкурс юных исполнителей. То есть все участники конкурса приехали со своими педагогами, а два человека из нашего Города – с инструктором горкома партии.

– Господи, как чудовищно, – вырвалось у Насти. – Но почему?

– А как вы думаете? Могла ли в шестидесятые годы бедная учительница музыки по фамилии Вальтер поехать в загранкомандировку? Тут и обсуждать нечего. Хуже всего другое. Нашелся идиот, который счел необходимым объяснить ей, почему ее ученики поедут с человеком из горкома, а не с ней. Но, поскольку мужества сказать антисемитскую правду у него не хватило, он ей сказал, что, дескать, внешность у нее непредставительная. На конкурсе, когда объявляют исполнителя, обязательно представляют педагога, который должен встать и поклониться публике и жюри. Как же, мол, вы с вашей ногой да с вашим лицом…

– И что было дальше?

– А дальше Регина поставила цель и начала ее добиваться. Набрала дополнительных учеников, стала не зарабатывать, а буквально заколачивать деньги, света не видела. Наконец взяла отпуск за свой счет и поехала в Москву. Лицо ей привели в порядок, не полностью, конечно, но стало значительно лучше. Если специально не приглядываться, то и не заметишь. А с ногой вышло совсем плохо. Четыре операции, одна за другой, что-то у них там не заладилось, а может, просто ошиблись в чем-то. Короче, если раньше Регина просто хромала, то после лечения стала ходить с палкой. Ей тогда было уже почти сорок. На личной жизни можно было ставить крест. А имей она побольше денег, обратись к врачам лет на десять пораньше, все могло быть по-другому. И семья была бы, и дети. А так – одна как перст.

– Но ведь у нее и сейчас есть ученики, – возразила Настя, – да и вы ее не забываете.

– Не надо преувеличивать мое благородство, Настенька. Я езжу к Регине не как к учительнице, которой по гроб жизни благодарен, а как к гениальному музыканту. Если хотите, пойдемте ко мне в номер, я вам продемонстрирую, что я имею в виду.

– Уже поздно, – слабо запротестовала Настя.

Дамир шагнул под фонарь и, оттянув рукав куртки, посмотрел на часы.

– Двадцать минут третьего. Действительно, поздновато. Знаете что, Настя, давайте будем называть вещи своими именами. Я вообще за честность и простоту. Вы не возражаете?

– Попробуйте, – еле слышно произнесла Настя онемевшими губами. Ей стало тошно.

– Во-первых, предлагаю перейти на «ты». Идет?

Она кивнула, ненавидя себя в душе.

– Во-вторых, я официально заявляю вам, то есть тебе, что ты не просто нравишься мне, ты очень мне нравишься, я нахожусь на грани влюбленности и, безусловно, хотел бы, чтобы мы сейчас отправились ко мне в номер. Но пусть будет так, как хочешь ты. Если ты считаешь, что сегодня еще рано, я готов подождать до завтра, или до послезавтра, или до любого другого дня в течение ближайшей недели, пока я не улечу обратно в Новосибирск. Только не надо путать одно с другим. Я привез с собой аппаратуру, потому что приехал к Регине за советом. Я приехал работать. Если я приглашаю тебя к себе, чтобы показать свою работу, то я приглашаю тебя именно за этим. Я, Настя, не мальчик, который приглашает девочку в подвал послушать магнитофон, а в итоге девочка жалуется, что ее изнасиловали. Мне уже почти сорок. И я не нуждаюсь в дешевых трюках, чтобы уложить в постель понравившуюся мне женщину.

«Уж это точно. Ты их укладываешь не только в постель, но и на пол, и на стол, и вообще на что подвернется. Как жаль, боже мой, как жаль! Все в тебе хорошо, Дамир, кроме одного: ты врешь. А я этого не люблю».

Глава 4

День пятый

Женя Шахнович разбудил Алферова и Добрынина задолго до завтрака.

– Итак, отчитываемся, – провозгласил он. – Я сразу признаюсь, у меня – полный провал. Считайте, что каждый из вас разбогател на пятьдесят штук. Что у тебя, Паша?

Довольно усмехаясь, Добрынин в деталях доложил о своих вчерашних похождениях. В обществе вытащенной на жеребьевке дамы он провел куда больше шести часов, познакомившись с ней перед самым обедом и расставшись незадолго до рассвета, благо та жила в одноместном номере. Шахнович заставил его в деталях пересказать все их разговоры, чем вызвал у Павла нескрываемое раздражение.

– Поздравляю. Павел получает свои честно заработанные двести штук. Николай?

Алферов неопределенно пожал плечами.

– Она какая-то… не такая. Не знаю… Даже разговаривать не хочет. Посоветовала мне крышу починить.

– Чего? – изумленно переспросил Добрынин.

– Сходить к психиатру, вот чего. Не дело вы, ребята, затеяли. Мы же какими-то придурками выглядим, когда лезем знакомиться.

– Во-первых, не мы, а ты, – возразил Паша. – Я лично себя прекрасно чувствую, и придурком меня никто не считает. А во-вторых, ты злишься, потому что ничего не выиграл. Спорим, я эту твою белесую в шесть секунд сделаю?

– Напоминаю, что повторная ставка – двести, – добавил Женя. – Ну как, Паша, берешься за номер пятьсот тринадцатый?

– Кто не рискует – тот не пьет шампанское! – широко улыбнулся Добрынин.

* * *

Что-то с этой Каменской не так, говорил себе Шахнович, бегая по всем корпусам санатория «Долина» и выполняя не только заявки на ремонт электропроводки, но и ремонтируя любую электротехнику, от телефонов до телевизоров. Во-первых, откуда-то пошли слухи, что она работает на МВД, хотя сам-то Женя отлично знал, что ей даже одноместный номер давать не хотели. Елена Свирепая (как называли администраторшу за глаза молодые сотрудники) по обыкновению сцыганила взятку, так что никто за Каменскую из МВД не просил. Откуда же поползли эти слухи? Женя знал, что иногда люди, которые хотят, чтобы о них поменьше знали и не лезли к ним с расспросами, напускают на себя таинственность, вроде как они из милиции или из органов безопасности. Раньше, во всяком случае, такое частенько случалось. Неужели сама Каменская где-то кому-то намекнула, что она из «органов», чтобы к ней не приставали? А то, что она хочет, чтобы к ней не лезли, – несомненно. Интересно, почему? Анастасия Каменская из пятьсот тринадцатого номера была первым за четыре месяца человеком, чье поведение Женя Шахнович объяснить не мог. И это заставляло его думать, что наконец-то он нащупал ниточку к решению задачи, ради которой он уже четыре месяца по заданию своего шефа работает здесь «на все руки мастером».

* * *

– У нас возникло осложнение. Один из заказчиков категорически требует девушку не из нашего контингента. Ему понравилась одна из тех, кто отдыхает в санатории. Никакому убеждению не поддается. Да и глупо надеяться, что его можно убедить, вы сами понимаете, кто такие наши заказчики. Среди них нет и не может быть психически полноценных.

– Что будем делать?

– Срочно ищите похожий типаж. Может, удастся его обмануть. Он же видел ее с большого расстояния, лицо в деталях разглядеть не мог. Да там и нечего особенно разглядывать, лицо на редкость невыразительное. Не понятно, что он в ней нашел. Рост сто семьдесят пять – сто семьдесят семь сантиметров, вес приблизительно шестьдесят шесть – шестьдесят восемь, бюст – восемьдесят, талия шестьдесят четыре – шестьдесят восемь, бедра – сто. Волосы светло-русые, пепельного оттенка, длина – чуть выше середины спины, чтобы лопатки прикрывали. Вот такие примерно параметры. Глаза светлые. Особых примет нет. Я вам ее покажу, надо будет сделать фото, чтобы потом подбирать грим. Действовать придется очень быстро, пока заказчик не заподозрил подвох.

– А с ней самой никак нельзя договориться?

– Исключено.

– Почему?

– Заказ категории «Б». Ты же знаешь, как тщательно мы выбираем контингент для этой категории. Никто не должен потом ее искать.

– Понятно. С другими заказами все в порядке? Или тоже сложности?

– Ну… У одного из заказчиков появились дополнительные пожелания, их довольно трудно выполнить, но я знаю, как это можно сделать. Мне нужно еще дня два-три, и можно снимать. С третьим заказчиком проблем нет, как всегда. У него два заказа, один категории «Б», второй – категории «В». Можно снимать прямо сегодня.

– Сценарии?