Роман с Ветром

Да, сначала это был лишь простой сухой интерес, но лишь немного побыв в ее компании, он уже не захотел останавливаться. Что-то непреодолимо тянуло его к ней. Когда она начала говорить, он не мог оторвать взгляда от ее тонких, манящих губ.

Что она говорила? Что-то про возраст, кажется… Он не слушал, его тянуло к этим губам, словно магнитом, притяжение усиливалось с каждым вдохом и, в момент, когда он уже не мог ему сопротивляться, он сделал это…

И она ответила, подарив ему незабываемые мгновения возбуждения.

Пульс. Он был повсюду, стучал в висках, колол в кончиках пальцев… Где были его руки? Он не помнил, зато точно знал, где были ее! Ее тонкие пальчики упирались ему в грудь, но не отталкивали, а ласкали, они были такие теплые, такие нежные, такие…

«Чертов будильник! Чертова работа! Чертов глупец!»

Как в бреду, он оторвался от ее губ и вытащил из кармана телефон.

«Что ты от меня хочешь, глупый гаджет?»

Он минуту бестолково водил по экрану пальцем, но телефон упорно не желал слушаться. А звук все нарастал, приводил в бешенство, отрезвлял.

«Пора на работу!!!» – мигали на экране буквы. И Ветер, подчиняясь электронному командиру, бросил все, ее бросил на том пустынном пляже, и пошел туда, куда его послали. А мог бы позвонить Виталичу, сказать, что заболел или задержится, в магазине вполне справились бы и без него.

Но, «хорошая мысля приходит опосля» – это всем известная неписанная истина.

И, вот, уже отрубив свои положенные одиннадцать часов и шаркая потертыми подошвами по асфальту, он все еще злился на свою глупость. А что, если она обиделась? Если она не придет? Она же, как сладкий кусок пирога, вырванный изо рта, когда ты его уже чуток надкусил…

***

Он дошел до подъезда, поднялся по лестнице до двери, и уже достал ключи, когда его внимание привлек какой-то шум, исходивший из квартиры. Кроме хозяйки, миловидной бабушки лет восьмидесяти, в квартире обычно никого не было, да и та, к приходу Ветра, уже обычно спала в своей комнате.

Он дернул ручку, дверь поддалась и открылась, шум усилился, послышался незнакомый мужской голос:

– Давай, мать, – голос был хриплый, прокуренный, с каким-то неприятным акцентом. Его обладатель явно проявлял агрессию к старушке, – Куда ты ее спрятала?!

– Ой, – вскрикнула Мария Ивановна, – Ничего я не прятала, сынок, еще не приносили…

– За дурака меня держишь? Я же знаю, когда почтальон приходит! Не скажешь, где деньги – убью!

Ветер ворвался в квартиру, и с ноги распахнул дверь комнаты старушки:

– А ну, отвали от нее!!!

Мария Ивановна сидела на своей кровати, прижимая к лицу старую морщинистую ладонь:

– Ой, Ветер, – охнула она, – А у меня, вот, сынок из тюрьмы пришел…, – она испугано подняла лицо на мужика, который стоял посреди комнаты, и добавила, – Митенька…

Мужик был почти на голову выше Ветра, и почти в два раза толще. Он повернулся к нарушителю, лицо его покрылось красными пятнами, глаза блеснули недобрым блеском, а в правой руке появился нож:

– Ты че сказал? – проревел Митенька и бросился на мальчишку.

Ох, не зря, все-таки, Ветер много лет посещал спортивные секции, овладевал азами боевых искусств и качал свои мышцы. С виду щуплый юнец, оказался Митеньке совсем не по зубам, и тот, мгновенно потеряв свой нож, решил задавить наглеца весом.

В узком коридоре хрущевки завязалась шумная возня, и больше всех шумела Мария Ивановна, вопя и причитая во все горло:

– Ой, люди добры-е, помогите, сыно-о-очка убивают!!!

Шуметь в первом часу ночи в многоквартирном доме – вообще дело сомнительное, а уж под такой аккомпанемент, просто самоубийство.

Они перебудили и перепугали всех соседей на этаже! А когда вывалились на площадку, и с лесенки скатились кубарем, вообще весь подъезд переполошили.

Наряд полиции приехал на удивление быстро, взяли обоих под белы ручки, запихали в машину и увезли в каталажку. А Мария Ивановна, спотыкаясь, бежала за машиной, вытирала на ходу слезы и выла на весь квартал, умоляя отпустить ее Митеньку, ведь мальчик ни в чем не виноват…

***

– Игнатьев! – еще даже не расцвело, когда у решетки КПЗ появился дежурный, – На выход!

Полицейский открыл калитку и, выпустив юношу, указал рукой направление. Ветер поплелся по серому длинному коридору, руки его были зажаты в наручниках за спиной, а за ним по пятам следовал дежурный, исполняя обязанности конвоира.

– Комната 128! – скомандовал дежурный.

– Что там? – с испугом спросил юноша.

– Вопросики! – рявкнул полицейский, открыл дверь и втолкнул туда задержанного.

В небольшой комнате стоял обычный письменный стол, за которым сидел человек в штатском, напротив него стояла деревянная лавка.

– Садись, – дежурный толкнул Ветра в плечо, и тот рухнул на скамью. После чего полицейский, как-то странно, почти по военному, отдал честь и вышел, оставив мальчика наедине с человеком за столом.

– Игнатьев Ветер Игоревич, 25 августа 2000 года рождения, уроженец города Н? – человек вычитал этот вопрос где-то в своих бумагах.

– Да, – ответил юноша.

– Ну, что, ветерок, уклоняемся?

– Чего? – не понял вопроса Ветер.

– От армии, говорю, на каком основании уклоняемся?

– От армии? Я не понимаю…

***

Для Ветра все случилось внезапно и совершенно, абсолютно неожиданно. Нет, он, конечно, знал, что находится в призывном возрасте и военкомат посещал исправно, и об отсрочке на обучение знал. Только, почему-то, обо всем этом мгновенно забыл, когда принял решение покинуть институт.

Не вспомнил он об армии и когда в спешке кидал свои вещи в сумку, и когда прыгал в первый попавшийся поезд дальнего следования. Не одна мысль об этом не проскочила в его голове, когда он искал себе жилье в незнакомом городе, и когда устраивался на работу…

В то время в его голове не было места рациональности, им целиком и полностью владели эмоции и чувства: неразделенная любовь, ревность, обида… В силу молодости, буйства гормонов и глупости, он не мог тогда думать ни о чем другом, только о ней. Вернее о себе.

Все его существо захватила мысль о несправедливости жизни, об одиночестве, о том, что он ничем еще такого не заслужил, и наказан судьбой напрасно.

Со временем буря в душе улеглась, и жизнь потекла в обычном русле, без приключений, потрясений и зла. Дом, тренировка, работа, дом.

Заработанных денег вполне хватало на еду и жилье, но не на что-то большее, и иногда он подумывал о том, чтобы вернуться в институт, доучиться и начать работать по специальности. Только юношеская гордыня и стыд не позволяли ему повернуть назад.