Виринея, ты вернулась?

Глава 22

Борис Лобанов-Ростовский начинал день рано. Не потому, что тому, кто встает, тому Бог дает. В таком случае Борис вообще бы не ложился. Нет, все было гораздо проще: чем больше работаешь, тем больше зарабатываешь. Но если кому-то проще это списывать на Божьи милости – пожалуйста, почему бы и нет? Ровно в шесть утра он заходил в рабочий кабинет. Два часа до того момента, как в офис начнут прибывать подчиненные, были самым любимым временем суток. Его владения располагались на верхнем этаже нового офисного здания. Борис предпочитал сидеть повыше: так лучше видно. Сонный город, пробуждающееся солнце, редкие машины на улицах, полумрак в комнате. Офис был ультрасовременным – прозрачный аквариум. Жалюзи лишь напротив его рабочего места – на той стене, что отделяла его кабинет от остального офиса. От секретаря, сидевшей в кабинете справа, и от начальника охраны Анатолия, обитавшего слева, Борису было нечего скрывать. За его спиной расстилался город.

Немного нелепо посреди холодного стеклянного пространства смотрелся массивный стол из красного дерева, обитый зеленым сукном, и стоящее рядом с ним массивное винтажное кресло. Но Борису было плевать – в кресле ему удобно, а стол давал простор воображению: когда-то он принадлежал известному архитектору. Только здесь Борис мог рисовать. Еще одной особенностью офиса была идеальная звукоизоляция. Ею он особо озаботился. Ведь каждое утро, в течение двух часов, он слушал классическую музыку. Она помогала ему творить. Неподдельной страстью Бориса были перестройка и реставрация старых особняков. И хотя сам он не имел художественного образования и весьма посредственно рисовал, Борис обладал видением. Каждый раз, когда он покупал очередной разваливающийся на части дом, он совершенно точно видел, как тот будет выглядеть после окончания реставрации. Ему нравилось вдыхать в старинные постройки новую жизнь. За прошлый год Борис Лобанов-Ростовский превратил часть ветхого городского купеческого наследия в ресторан, салон-красоты и элитную недвижимость. На него всегда работали историки. Он физически не переносил новоделов, которые могли закрасить белой краской старинную лепнину, мозаику или ручную роспись стен. Таких он бы расстреливал на месте. Сам Борис действовал другими методами: каждый раз, когда очередной умирающий дом попадал в его руки, он привлекал к работе специалистов по истории. Они рассказывали о судьбах семей, владевших особняками, частенько отыскивали в архивах старые фото владельцев. Демонстрировали, какими дома были до революции. Все это Борис собирал по крупицам и скаредно хранил. Чем больше узнавал историю особняка, тем ярче вырисовывалась в голове картина и понимание: в этом доме основной, к примеру, была столовая. Семья собиралась там каждый вечер и за чаем из самовара делилась новостями. А в том доме жили ценители искусства – проводили вечера в гостиной, собирая светское общество: музицировали, писали стихи в альбомах, вели жаркие дискуссии. В последнем доме, который он приобрел, жила бывшая балерина Большого театра. Раз в месяц она устраивала балы. Значит, реставрацию надо начинать с бального зала. Так, потихоньку, его игрушки начинали приобретать целостность. После того как Борис придумывал «концепцию», за дело брались реставраторы. Аккуратно сдирали корку с многочисленных застаревших ран, нанесенных домам невеждами, и зачастую под очередным слоем краски или обоев находили оригинальные жемчужины – лепнину, роспись, ценное дерево.

Оригиналы всегда реставрировали. На это Борис денег не жалел. Собрал лучших мастеров со всего региона, часто проектами руководили специалисты из столицы и даже заграницы. Шаг за шагом они воспроизводили оригинал. Параллельно работали декораторы, рыскающие по барахолкам, блошиным рынкам, интернет-аукционам и находящие соответствующие дому предметы интерьера. Его люди имели связи во всех ломбардах города и всегда были в курсе, если какая-нибудь отчаявшаяся старушка решит продать семейную реликвию, будь то предмет интерьера, картина или украшение. Они появлялись там спустя полчаса и выкупали раритеты. Сам же Борис был мелким божком, вдыхающим жизнь во все эти процессы. Он один держал в голове всю картину и ревностно следил, чтобы его идеи воплощались в жизнь.

Так появился ресторан «Кухмистерский», салон красоты «Будуар» и элитный дом «Бал-маскарад». Заведения пользовались бешеной популярностью среди городской элиты, а квартиры в «Бале-маскараде» и вовсе ушли с аукциона. Кстати, финальное решение о продаже квартиры тому или иному покупателю принимал сам Борис. «Вандалов» в свои сокровищницы он не пускал.

Сейчас, включив вальсы Шуберта, он погрузился в изучение плана дома, который хотел купить, но не решался без совета Веры. Его интересовал хозяин, странным образом получивший этот дом в наследство. С черными риелторами Борис никогда не связывался. И хотя его люди заверили, что по документам все чисто, Бориса что-то беспокоило. Дом выглядел слишком заманчиво: единственный чудом уцелевший особняк, стоящий посреди оживленного проспекта. Четыре этажа, колонны и запущенный сад. Дом ветшал, старел, и, возможно, внутри его ожидала масса сюрпризов. Старые дома – как китайские шкатулки: никогда не знаешь, что найдешь внутри. Там мог быть и деревянный каркас, полностью изъеденный жуками, а могло ожидать превосходное состояние, нуждающееся лишь в небольшой полировке. Борис уже видел, каким будет этот дом после реконструкции. Пожалуй, его можно будет сдать в аренду одному из консульств. Дело за малым – «добро» от Веры.

От размышлений его отвлек Анатолий: деликатно постучался. Как обычно весь в черном: брюки, водолазка и куртка. Борис сделал музыку тише. Недовольство решил не выражать: Анатолий никогда бы не решился его побеспокоить в утренние часы без веской на то причины.

– Можно, Борис Вольдемарович?

Борис кивнул. Анатолий зашел в кабинет, сел в кожаное кресло, стоявшее перед массивным столом. В руках он держал распечатки (на случай, если босс затребует подтверждение его слов, чего никогда еще не случалось).

– Новости о Вере? – Борис откинулся на спинку кресла и скрестил пальцы.

– Да. Подольская Вера Григорьевна не покупала билеты на самолет, поезд или автобус, – отрапортовал Анатолий.

Борис молча кивнул, внимательно слушая.

– Мы сняли показания с уличных камер, а также уговорили пару жильцов соседних домов предоставить информацию с их камер наблюдения. Около девятнадцати часов тридцати минут из дома Подольских выехала машина – желтый «Мустанг». Машина вначале направилась в школу, где учится дочь Подольских. В школе пробыла недолго и направилась на север, к выезду из города. А вскоре исчезла с камер наблюдения. За рулем, предположительно, была сама Вера Григорьевна. С Глебом Николаевичем мы в тот момент ехали к вам… в гости.

– Она же не умеет водить, – полуутвердительно спросил Борис.

– Не факт, – пожал плечами Анатолий, – права на вождение автомобиля на ее имя не выдавали, но это лишь подтверждает всю имеющуюся информацию.

– Какую именно?

Анатолий вздохнул и мрачно уставился на шефа:

– Веры Григорьевны Подольской не существует.

Глава 23

Глеб держал в руках лист бумаги формата А4, в котором черным по белому было написано: «Восемнадцатого февраля тысяча девятьсот восемьдесят третьего года в городе N родились только мальчики. В отделе регистрации населения нет данных о Вере Григорьевне Решетневой, в замужестве Подольской». Глеб со странным упорством перечитывал информацию снова и снова. Семнадцать лет вместе – и ни малейшего сомнения в ее честности. Все было так складно: небольшой рабочий городок, смерть матери и бабки, побег в страхе интерната, билет на первый попавшийся поезд и судьбоносная встреча на вокзале. Невозможно было и помыслить, что Вера врала с самого начала, выдавала себя не за ту, кем была на самом деле. Как так могло получиться? Он сам, мастер мелких афер и комбинаций по разводу населения, был мастерски обведен вокруг пальца молодой девчонкой. И где и как теперь ее искать?

Он обзвонил две школы города N, который Вера выдавала за родной. Представившись корреспондентом газеты и рассказав сопливую историю о том, как Вера спасла из огня маленького ребенка, попросил рассказать о ее детстве. Но ни в одной из школ никогда не слышали о Вере Решетневой. Так же как и в книгах местного ЗАГСа о ней не было ни малейшего упоминания. Соответственно, к этому городу она не имела никакого отношения. Глеб все больше убеждался, что жену и дочь никто не похищал. Если Вера успешно соврала ему о прошлом, что мешало наврать о том, что она не умеет водить машину? Вполне могла научиться за время его отсутствия и скрыть этот факт. Благо он сам дал ей такую возможность. У Глеба было хобби: он ездил на все значимые кинофестивали мира, чтобы вдохнуть тот особенный запах жизни богатых и знаменитых и снять пару-тройку зарубежных умелиц. Он не жалел денег на лучшие места в зале, любил хороший звук и изображение. Содержание фильмов было для него вторично. Атмосфера – вот что имело значение. Он даже ходил на показы арт-хауса – просто для себя, – хотя особого интереса к нему не испытывал и, откровенно говоря, не понимал. Жена его увлечений не разделяла. Ей было скучно. Утверждала, что фильмы не оставляют пространства воображению, что они навязывают готовые образы, действия и даже мысли персонажей. Ей же нравилось придумывать миры самой. Поэтому Вера жила в мире книг. Каждый раз, когда Глеб отчаливал на очередной фестиваль, Вера уверяла, что отправляется в библиотеку. И действительно, он часто видел кипы книг, лежащие на видных местах по всему дому. Вот только читала ли она их на самом деле или просто прикрывалась, чтобы заняться чем-то другим, – большой вопрос. Ладно, некогда думать о тоннах лжи, которые нагородила жена. С Верой потом разберется. «Если, конечно, найду», – мрачно подумал он. Сейчас нужно спасать свою шкуру: Борис явно не поверил, что Глеб не в курсе того, куда делись жена и дочь, поэтому не слезет с него, пока не добьется правды. И действовать будет любыми методами. Еще есть долг, который нужно вернуть Лобанову-Ростовскому в течение недели. При таких раскладах будущее не сулило ничего хорошего. Собственно, будущего у него и не было. Единственный способ остаться в живых – это найти Веру раньше Бориса. Но как это сделать?

Глеб схватил ноутбук и в слабой надежде ввел в строку поисковика «Вера Подольская». Ничего. Ладно, Вера вряд ли сидит целыми днями в соцсетях, но вот Оля наверняка должна общаться с друзьями. Хотя Глеб не был уверен, есть ли у дочери друзья: Оленька всегда была немного отрешена от этого мира. Ни разу не пригласила подругу домой, не ходила ни к кому в гости, на дни рождения ее тоже не приглашали. Да что там – никто из одноклассников ни разу им не позвонил, даже когда Оля сломала ногу и месяц не ходила в школу. Ничего удивительного, что про Олю Подольскую поисковик тоже ничего не знал. Глеб отложил ноутбук в сторону и заметался по развороченному дому как загнанный зверь. Открыл холодильник – не обнаружил ничего интересного, кроме пачки молока. Отчаянно захотелось выпить, но дома было лишь несколько бутылок красного вина, в которые Глеб каждый вечер подмешивал Вере снотворное. От одного их вида тошнило. Сгонять в магазин, что ли? Глеб тут же вспомнил, что сгонять не получится: он остался без машины. Может, купить новую? Эта мысль еще больше огорчила: денег на покупку не было. Кстати, странно, что Лобанов-Ростовский (ох и фамилия!) еще не напомнил о долге. Словно в ответ на его горестные размышления залился дверной звонок. Не было нужды спрашивать, кто это. Соседи за солью к ним не забегали. Глеб распахнул дверь и уставился мутными глазами на Бориса. Тот, в отличие от него, выглядел свежим и отдохнувшим. Вот кого совесть не мучает и дает спокойно спать по ночам. Впрочем, есть ли она у него?

– Не возражаете, Глеб Николаевич? – Борис отодвинул его и прошел в дом без приглашения. Поморщился от кислого запаха: Глеб так и не переоделся с момента знаменательной игры в карты. Борис окинул взглядом помещение и нахмурился.

– Вас что, ограбили?

– Нет, от меня жена сбежала, я же говорил, – пробормотал Глеб и рухнул на диван, потер глаза – красные, воспаленные после суток без сна.

– Я думал, у вас появились новые версии.

– Новых версий нет и не будет, я не мастер художественного свиста. – Глеб устало махнул рукой: – Валяйте, можете все здесь осмотреть. Разрешаю даже поискать под кроватью или в шкафу. Что найдете – то ваше, – мрачно хохотнул Глеб.

Борис пристроился на ручке кресла, стоящего напротив дивана, окинул взглядом помещение.

– Очень уютный дом, Глеб Николаевич, а сад вообще выше всяких похвал.

– Это все Вера. – Глеб потянулся за чашкой, стоящей рядом с одной из Вериных книг на низком деревянном столике возле дивана. Сделал глоток и скривился: кофе остыл и был отвратительным.

– При встрече передам ей свои комплименты, – светски уверил его Борис. – А теперь рассказывайте, где может быть ваша жена?

Он скрестил руки на груди, приготовившись слушать.

– Понятия не имею. – Глеб растянулся на диване, не в силах больше сидеть: – Не возражаете?

– Если буду возражать, дам знать. Толик, зайди, – вдруг позвал он.

Входная дверь отворилась, и в проеме возник давешний спутник Глеба. Человек в черном. Глеб моментально подскочил на диване, Борис едва сдержал улыбку.

– Вы прилягте, Глеб Николаевич, отдохните. Здесь все свои. Просто я не мастер вести разговоры с людьми, а вот у Анатолия есть особый дар. Талант, можно сказать. Он помогает людям вспомнить прошлое.

– Утюг, плоскогубцы, испанский сапожок, сыворотка правды? – обреченно поинтересовался Глеб.

– Для начала – точно сформулированные ответы на мои вопросы. – Анатолий остался стоять. – Если будете отвечать правдиво, то с моими методами вам не придется познакомиться.

Глебу расхотелось валяться на диване. Он встал и направился к барной стойке, отделанной мрамором и белым деревом, визуально отделявшей комнату от кухни. Стойка была идеей Веры; она ни в коем случае не хотела отводить для кухни отдельное помещение: сказала, что ей не хватает воздуха и света, пространство должно быть максимально открыто. В итоге в их почти двухсотметровом доме было всего три комнаты, а весь первый этажа Вера разделила лишь барной стойкой.

Анатолий следил за ним взглядом.

– Итак. Начнем ab ovo, как говорится. Как вы познакомились с женой? Мне можно, как священнику, всю правду, – посоветовал Анатолий астрологу.

Глеб обреченно вздохнул и попытался сконцентрироваться, вспомнить детали. Прежде всего это нужно было ему самому. Может быть, в прошлом осталась какая-то ниточка.

– Мы познакомились семнадцать лет тому назад на вокзале, – начал он. – Я увидел симпатичную девушку. Она вышла из поезда, и ее никто не встречал. Грех было не воспользоваться. Ну я и подкатил.

– Что вы делали на вокзале? – уточнил Анатолий, хотя и так знал ответ. Просто небольшая проверка на честность. Он пристально наблюдал за Глебом. Тот нервничал, боялся, готов был впасть в истерику. Но не лгал. Пока.

– Я? – Глеб запнулся. – Друга провожал.

– Глеб Николаевич, – укоризненно покачал головой Борис.

– Ладно, я промышлял мелкими кражами, – с раздражением признался Глеб, – но это уже в прошлом.

– Хорошо, – кивнул Борис, поднялся и пересел в кресло, закинув ногу на ногу: беседа обещала быть длинной.

– Знаете, ложь – это один из грехов, – назидательно констатировал он.

– У меня их достаточно, чтобы не беспокоиться именно об этом. – Глеб заправил капсулу в кофейную машину и нажал на кнопку.

– Вы подкатили к девушке, и что дальше?

– Предложил выпить кофе вечером, попросил номер телефона. Она сказала, что только приехала в город, еще не знает, где остановится, и попросила мой номер.

– Вы дали?

– Ну да, почему нет? – пожал плечами Глеб.

– Что дальше?

– Дальше – она позвонила в тот же вечер, мы встретились, немного погуляли. Через неделю я предложил ей переехать ко мне, знаете, даже квартиру снял. Вера была… не такой. – Глеб снова вспомнил, какое впечатление жена произвела на него при первой встрече. «Не такая» было очень точной характеристикой. Пожалуй, он мог сравнить ее с девушкой-инопланетянкой из фильма, который однажды видел. При внешней посредственности, отсутствии яркой красоты и модельных параметров Вера резко отличалась от всех девиц, с которыми он был знаком. У нее была одна отличительная черта – казалось, что она видит тебя насквозь. С ней можно было не притворяться. Можно было быть самим собой. Непозволительная роскошь.

– Она сразу согласилась переехать? – поинтересовался Борис.

– Нет, – покачал головой Глеб. – Сказала, что переедет только после свадьбы, и я сразу сделал предложение.

Анатолий хмыкнул:

– Интересный выбор. Что вы ей могли предложить на тот момент?

– Ничего, – усмехнулся Глеб, – на это я и купился. Ей ничего от меня не было нужно. И я влюбился впервые в жизни.

Анатолий бросил взгляд на шефа, тот кивнул.

– Что она рассказала о себе?

– Не много. Сказала, что сирота: мать умерла рано, отец неизвестен. Воспитывала бабка, после ее смерти она уехала из своего городка и решила попытать счастья в столице.

– Из какого города?

– Из N, но можете не стараться, я уже отправил запросы. В этом городе Вера Григорьевна Решетнева никогда не жила.

– Так, – Борис снова скрестил пальцы и задумался, – а паспорт вы ее видели?

– Нет, она сказала, что его украли в поезде, а менты выписали ей справку. После росписи она сразу взяла мою фамилию, и ей дали новый паспорт. Этот я видел миллион раз: место рождения N, Вера Григорьевна Подольская, родилась восемнадцатого февраля тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Все ложь, – грустно подытожил он и выпил кофе залпом.

– Она могла сделать себе другой паспорт так, чтобы вы об этом не знали? – уточнил Анатолий, в принципе, заранее зная ответ на этот вопрос.

– Она могла сделать что угодно, – вздохнул Глеб. – Как оказалось, я вообще мало что знаю о своей жене. К тому же время такое было – конец девяностых. Самое то ловить рыбу в мутной воде. Вам что-нибудь предложить, господа? – светским тоном обратился он к Анатолию и Борису. Те синхронно покачали головами.

– Что она рассказывала о своем детстве? Имена, друзья, воспоминания? – продолжил допрос Анатолий.

– Ничего не рассказывала. – Глеб заправил еще одну капсулу, казалось, что еще немного, и он отключится.

– Глеб Николаевич, осторожней с кофе: такое количество просто вредно, – мягко предупредил Борис.

– Хуже не будет. – Глеб нажал на кнопку. – Мы сразу договорились – никаких вопросов. Мне не хотелось рассказывать, чем я промышляю, а она лишь один раз сказала, что детство вспоминать не хочет.

– Занималась ли она каким-то спортом, может, в хоре пела? Какие у нее таланты?

– Ничего такого, – покачал головой Глеб, беря чашку и делая маленький глоток.

– Образование?

– Только школа.

– Она постоянно читала, – напомнил Борис. – Человек без образования и увлечений обычно не обременен любовью к книгам.

– Откуда вы?.. – Глеб обреченно махнул рукой. – Нет, она не все время читала. Я вспомнил. Она как-то пошла в книжный магазин и купила там целую кипу книг, кучу денег потратила, я даже расстроился немного. И там ерунда какая-то была типа Жюля Верна или что-то про индейцев. Я еще удивился: такое обычно в школе читают, а она накинулась. Как будто у нее до приезда в город вообще не было возможности читать.

– Что-то еще особенное было в поведении? – Анатолий принял стойку. Наконец-то Глеб начал выдавать интересную информацию.

– Да не сказать чтобы… Она просто… Даже не знаю, как сформулировать. Она всегда была не такая, как все, – наконец подыскал нужное определение Глеб.

– В чем это выражается? – У Бориса возникало такое же ощущение каждый раз, когда он сталкивался с Верой.

– Ну, например, вначале она вела себя как маленький Маугли. Чтобы было понятно: ее растила бабка, достатка в семье не было, не до жиру – быть бы живу. Поэтому в самом начале, когда мы только поженились, она попросила меня купить самый мягкий матрас, который только был в магазине. Первое время мы спали на водном, – улыбнулся Глеб, вспоминая те счастливые дни. Искренний восторг Веры и ее смех.

– Потом я повел ее в магазин купить одежду, и она выбрала… – Он хихикнул. – Это был просто ужас, если честно. Какие-то платья вечерние с камнями и блестками, которые она надевала в магазин за хлебом, туфли на высоченных каблуках, тонны макияжа. Потом она начала почти каждый день ходить в парикмахерскую: маникюр-педикюр-спа, я даже переживал, что она станет как одна из моих подружек. Бывших, – быстро уточнил он.

– Не вижу ничего «не такого», – критически заметил Борис. – Типичное поведение молодой девочки, добравшейся до большого города.

Последняя его любовница была из таких, и это поначалу даже забавляло.

– Но через год она родила Олю, и все изменилось. Как подменили, – пояснил Глеб. – Выкинула все вещи, влезла в джинсы с футболками, каблуки так ни разу больше и не надела. Сидеть стала на полу, перестала пользоваться косметикой и ходить по парикмахерским. Голову мыла травой какой-то и Олю купала тоже только в отварах. Дом заставила купить, сад засадила, ну, вы видели.

– Вернулась к истокам, – пробурчал Анатолий, Борис согласно кивнул.

– Что еще? – спросил он у Глеба.

– Да ничего. В доме запретила перегородки ставить, выкрасила все в белый цвет, окна огромные, много воздуха и света. Ну, сами видите.