Виринея, ты вернулась?
– Дело вкуса, – хмыкнул Борис. – Что тут странного?
– Да вроде бы и ничего. – Глеб задумчиво пожевал губу и удивился, что кофе так быстро закончился. – Но когда я предложил кухню сделать в отдельном помещении и из нее вывести дверь в гостевой туалет, Вера заплакала. Знаете, это вообще один-единственный раз, когда она плакала.
Борис кинул взгляд на Анатолия, тот кивнул. Он ничего не записывал из того, что говорил Глеб, но сомневаться не приходилось – запомнит каждое слово.
– Может, все-таки чаю? – отрешенно предложил Глеб. Он включил чайник. Чаю вовсе не хотелось, но надо было себя чем-то занять, чтобы не выдать волнение и не дать нервам взять верх.
Анатолий и Борис синхронного покачали головами. Глеб являл собой жалкое зрелище: в засаленной футболке, заляпанных кофе серых спортивных штанах, небритый, с грязной головой. И как венец этого великолепия – «Вашерон Константин» на левой руке.
– Как вы начали бизнес? Чья это была идея? – продолжил допрос Анатолий.
Мысленно он уже добавил определенные черты к портрету Веры: в детстве не баловали, новые вещи практически не покупали (то ли не хотели, то ли средства не позволяли), девчонка была лишена всего того, что составляет жизнь среднестатистического подростка. Наверняка жила в небольшом темном доме, где была кухня, из которой дверь вела в туалет. Ее поведение после переезда – типичный результат детских травм и обид. Хотя вся эта информация ничего толком не давала: половина страны могла похвастаться таким детством.
Не дожидаясь, пока чайник закипит, Глеб вернулся на диван, сел и потер лицо руками, безуспешно прогоняя усталость. Глаза еще больше воспалились. Он поднял голову и, прищурившись, посмотрел на Анатолия. Непонятно, какие еще методы тот использовал, чтобы заставить говорить правду. Достаточно было одного – отсутствия сна. Глеб уже готов выложить, что угодно.
– Бизнес – это все Вера. Однажды я поздно вернулся домой. День был тяжелый, меня поймали с поличным, еле удалось убежать.
– Вера знала, чем вы занимаетесь?
– А вы как думаете? – усмехнулся Глеб. – Но официально я ее в известность не ставил. В тот день я попал домой за полночь: пришлось долго прятаться во дворах. Мы тогда снимали однокомнатную квартиру на окраине, но менты знали, что я там живу. Я боялся, что они меня узнают по описанию потерпевших и явятся, но в тот раз пронесло.
Глеб уставился перед собой, словно видел картину всего происходящего в новом арт-хаусном фильме и теперь описывал ее незрячему человеку.
– Было ближе к двум часам ночи, но Вера не спала. Я пришел, она сразу сказала, что пора завязывать. Я весь на взводе был, вначале вызверился на нее, что жить нам будет не на что: у меня ни образования, ни работы. И только потом до меня дошло. Спросил, откуда она знает? Я же никогда не говорил. Вот тогда она сказала, что видит, если захочет. То, что произойдет в ближайшие три часа. Ну я еще не понял, к чему это она. А она предложила открыть контору, типа я астролог, а она будет вместо меня предсказывать будущее, давать прогноз.
– Почему вы, а не она сама?
– Я не задавал вопросов.
– Вас совсем не интересовало прошлое жены? Откуда у нее такие способности, занималась ли она чем-то подобным раньше?
Глеб поднял голову и попытался сфокусировать мутный взгляд на Борисе.
– Я ее люблю, и мне все равно, что у нее было в прошлом. Да, реши она сама рассказать, мне было бы интересно послушать, но если она не хотела, зачем давить и ссориться?
Борис покачал головой. Он не понимал. Прежде чем подпустить к телу очередную модель, он всегда тщательно проверял ее прошлое: на кону стояло слишком многое. Впрочем, мелкому мошеннику Глебу терять было нечего. Он мог позволить себе такую роскошь, как безоговорочное доверие женщине.
– Вера сказала, что это поможет нам разбогатеть, но общением с клиентами должен заняться я, – продолжал Глеб, не замечая его реакции.
– Вере с вами очень повезло, – не удержался Борис. – Редко можно найти мужчину, который делает все, что говорит жена. И не задает при этом никаких вопросов.
– Я думаю, поэтому она за меня и вышла, – мрачно рассмеялся Глеб. В последние двадцать четыре часа он много чего передумал и пришел к выводу, что Вера прекрасно знала, с кем связывать судьбу. Она его использовала. Нагло и цинично. Это не было похоже на любовь. Впрочем, если подумать, она ему о любви ничего и не говорила. Ни разу.
– Так вы стали астрологом, – подвел черту Борис, отвлекая Глеба от грустных размышлений.
– Именно. Так я стал астрологом.
– Но вы же делаете прогноз клиенту не просто на три часа вперед? – уточнил Борис.
– Нет, у меня в компьютере стоит программа, которая делает все за меня. Нужно лишь ввести туда дату, время и место рождения человека, – усмехнулся Глеб. – А вот Вера говорит уже детали ближайшего будущего.
– С того дня вы больше кражами не промышляли?
– Нет, – покачал головой Глеб, – в тот же день Вера сказала, что беременна. А я не хотел, чтобы ребенок потом к папе на свидания в тюрьму ходил.
Повисла пауза. Борис и Анатолий не шелохнулись, а Глеб снова обхватил голову руками.
– Я так полагаю, что друзей у вашей жены не было? – уточнил Борис.
Глеб молча покачал головой. Борис бросил взгляд на Анатолия, тот кивнул. Борис поднялся.
– Ну что же, Глеб Николаевич, спасибо за откровенность. Если вам вдруг станет что-нибудь известно…
Глеб кивнул.
– Думаю, вы понимаете, что за вами будут присматривать.
Глеб махнул рукой:
– Ни в чем себе не отказывайте.
Борис направился к двери, Анатолий тут же последовал за хозяином.
– Берегите себя, Глеб Николаевич, вам ведь еще долг отдавать. Время пошло, кстати. А, и последний вопрос: как так получилось, что Вера Григорьевна ничего не знала о ваших изменах?
– Что? – Глеб ошеломленно посмотрел на Бориса.
– Да бросьте, Глеб Николаевич, кто из нас без греха? Но вы меня, надо сказать, удивили. Вашему здоровью можно только позавидовать. Для Веры Григорьевны такая прыть тоже стала большим сюрпризом.
– Вы что, ей рассказали? Вы с ума сошли? – Глеб подскочил с дивана и кинулся к Борису. В одну секунду путь ему преградил Анатолий.
– Присядьте, Глеб Николаевич, – настоятельно порекомендовал он.
Глеб сверлил Бориса взглядом из-за широкого плеча телохранителя, ему хотелось придушить мерзавца.
– Я использовал все аргументы, чтобы убедить Веру Григорьевну работать на меня, – пожал плечами Борис.
– Что вы наделали! Вы же теперь никогда ее не найдете.
Глеб сделал два шага назад и со стоном повалился на диван, в один момент отключаясь и проваливаясь в сон.
Глава 24
Известь нашлась в подвале, Вера погасила ее в большом корыте и, перед тем как приступить к побелке, решила уделить немного времени исследованию подпола. На прочных деревянных полках до сих пор стояли банки с соленьями, вареньем и даже маринованными арбузами: консервация обычно кормила их всю зиму. Вера задумалась, вспоминая вкус маринованного арбуза. В детстве он казался отвратительным, но сейчас она, пожалуй, не отказалась бы отведать его снова.
Пока Оля мыла полы наверху, Вера снимала соленья с полок и ставила в деревянные ящики для овощей. Один за другим вытягивала ящики наверх – надо будет дотащить до ближайшей мусорки. Вера ненавидела выкидывать продукты и трепетно относилась к тому, что готовили мама и бабушка. Старалась все съедать до конца и не допускать порчи продуктов. «Но есть старую консервацию просто опасно», – уговаривала она себя, снимая очередную запылившуюся банку с полки и нежно проводя рукой по пожелтевшей бумаге, где бабушкиным или маминым почерком было выведено очередное название «абрикосовое с косточками», «вишня без косточек», «клубничное», «малиновое». Чтобы избавить себя от щемящего чувства, Вера пообещала себе сварить в этом году такое же варенье из домашних ягод. Старую тетрадь с рецептами она заприметила еще утром в одном из ящиков. И Олю надо будет привлечь к процессу: пусть перенимает семейные традиции. Некоторые из них.
Освободив подвал и внимательно осмотрев имевшийся в наличии садовый инвентарь, Вера подняла в дом кипу старых газет, зачем-то хранимых бабушкой, и присоединилась к дочери. Вместе они до блеска отмыли старые окна, нуждавшиеся в основательной покраске, отскребли от птичьего помета цинковые подоконники. Вера безжалостно сорвала с окон занавески, пропахшие пылью, и кинула их в ванную. Порошка не было. Буран жалобно подвывал: утренней порции творога собаке оказалось недостаточно. Вера решила, что дальше откладывать нет смысла.
Переодевшись – натянув новые джинсы и спортивную кофту с длинными рукавами, – забрала волосы в пучок и надела темные очки. Семнадцать лет прошло, подросло новое поколение, может, проскочит?
– Оля, я в магазин! – крикнула она дочери, направляясь в сени.
– Я с тобой! – Оля кинула опостылевшую тряпку в ведро. – Только можно я то платье надену?
– Нет. – Вера вздрогнула.
– Почему? – не поняла дочь. Это было не в привычках матери – запрещать ей что-либо просто так.
– Потому что на улице еще прохладно, – быстро нашла объяснение Вера. – Надень что-то теплое и куртку с капюшоном.
– Но там солнце, – попыталась протестовать Оля.
– Сделай так, как я прошу, – излишне резко сказала Вера и тут же попыталась сгладить: – Мартовское солнце самое коварное. Все на него покупаются, не замечая холодного ветра.
Оля молча кивнула и отправилась переодеваться. Вера почувствовала, как перехватило дыхание. Крепко сжала кулаки, зажмурила глаза и сделала два глубоких вдоха. Без паники. Это всего лишь люди, не надо бояться, прошло много времени, все будет хорошо.
Три минуты спустя Оля вышла из комнаты: она надела темное шерстяное платье – брюки дочь категорически не признавала – и накинула легкую куртку.
– Буран, – свистнула Вера. Собака мигом выскочила из светелки и завиляла хвостом, всем видом выражая готовность отправиться навстречу приключениям.
Вера надела на Бурана ошейник и поводок: насколько она помнила, сельские собаки всегда были готовы атаковать чужака. Впрочем, это касалось не только собак.
– Мама, а село большое? – поинтересовалась Оля, когда они с Верой вышли на крыльцо и та закрывала двери.
– Было около трехсот домов, сейчас не знаю.
Вера направилась к калитке, машинально отметив, что, когда они вернутся, надо будет взять топорик и ножницы из подвала и проредить заросли. Оля следовала за ней.
– А долго мы здесь пробудем? – Олю заросли не смущали: она легко касалась рукой веток, и те словно расступались перед ней.
Вера задумалась. Вчера она бежала в панике в единственное место, где муж и Лобанов-Ростовский не смогли бы отыскать ее и Олю. Здесь она собиралась взять передышку, собраться с мыслями, а дальше что? Остаться здесь навсегда? Немыслимо. Оле нужно поступать в университет, она не может обречь ее на жизнь в глуши. Но, с другой стороны, только в этой глуши дочка и была в безопасности: здесь ее дар предвидения не сможет развиваться.
Веру разрывали двоякие чувства. Судьба дочери в ее руках, и от нее одной зависело, как она ею распорядится.
– Возможно, нам придется здесь пожить некоторое время, – обтекаемо объяснила она дочери. – Ты пока пойдешь в местную школу, запускать учебу нельзя.
Краем глаза Вера заметила, как Оля вздрогнула. Обернулась к ней, придерживая калитку и давая дочери возможность выйти на улицу. Затем ласково погладила по руке:
– Не переживай, здесь когда-то была неплохая школа. Бывшая председатель расстаралась. Учеников не так много, ну и со своими знаниями ты будешь лучше всех, – ободряюще улыбнулась дочери Вера. – Мы не можем пропускать: тебе поступать через два года. В этот раз все будет по-другому.
Оля кивнула. Они вышли на проселочную дорогу. На обочине еще лежала грязь, но середина дороги выглядела сухой: кто-то заботливо засыпал ее щебенкой. Вера кинула взгляд на бывший дом тети Мани и заметила Настю, смотрящую в окно. Девушка приветливо помахала ей рукой, Вера, замешкавшись буквально на секунду, помахала в ответ.
– Кто это? – заинтересовалась Оля.
– Соседка, они недавно переехали.
– Она тоже в школу ходит?
– Нет, – широко улыбнулась Вера, – Настя ждет ребенка. Она старше тебя.
– Ясно, – констатировала Оля и снова кинула любопытный взгляд в окно. В отличие от самой Веры Оле явно были нужны друзья. Возможно, Настя действительно станет для нее хорошей компанией, если в школе снова не сложится.
Солнце ощутимо пригревало, март обещал быть теплым, и Вера подумала, что с рассадой не стоит мешкать – сегодня же замочит семена и подготовит тару. Дорожка вывела на главную улицу села. Здесь располагались автобусная остановка, школа, детский сад и дома самых зажиточных жителей. В конце улицы находился сельский магазин. Вера подумала, что нужно сразу купить все необходимое, чтобы хотя бы несколько дней не показываться на улице. И тут же обругала себя: шило в мешке не утаишь, все равно о ее приезде узнают. Оле придется пойти в школу, а для этого ей надо договориться с директором. Наверняка противная Мария Семеновна все так же правит школой. А достаточно показаться ей на глаза, как все село будет в курсе.
Вера решительно ускорила шаг. За то недолгое время, что они шли от дома до центральной улицы, светлые кроссовки Веры уже успели потемнеть, подошва была вся в грязи. Глубокие лужи красовались посреди недавно отремонтированной центральной дороги. Серые покосившиеся дома нуждались в ремонте или хотя бы покраске. В переходный мартовский период даже дома с резными наличниками нагоняли уныние.
Несмотря на то что время близилось к обеду, людей на улицах было не много. Те, кто работал в городе, уже уехали. Ученики – в школе, малыши – в детском саду. Навстречу им попались две бабки, увлеченно обсуждающие что-то. Новые люди привлекли внимание, и бабки даже приостановили дискуссию. Одна из них пристально начала вглядываться в лицо Веры. Когда та с дочерью их миновала, бабка осенила себя крестным знамением и зашептала:
– Свят, свят, показалось.
Вера не заметила этого – лишь ускорила шаг, стараясь как можно быстрее пройти улицу, где даже дома со слепыми ставнями имели глаза и уши.
За пять минут они с Олей дошли до магазина, Вера толкнула дверь, машинально отмечая новую продавщицу, просторное помещение и неплохой ассортимент. Повезло.
Но удача отвернулась, едва Вера зашла внутрь, а Оля последовала за ней, приказав Бурану ждать на улице. В магазине три покупательницы обсуждали, что приготовить на приближающуюся Пасху. В тот момент, когда Вера вошла, они увлеченно спорили из-за рецепта куличей.
– Я в этом году буду печь на сметане, – с вызовом провозгласила одна из них.
Высокая, мощная, с перманентной завивкой на пережженных волосах и слишком ярким для утра макияжем. Она была похожа на доменную печь: дышала здоровьем, энергией и одновременно отпугивала желающих приблизиться (жар спалит – костей не останется). Клавдия Игнатьевна. Ее Вера знала слишком хорошо. Как и двух ее спутниц. Татьяна Николаевна была медсестрой в областной больнице. Невысокая, коренастая, похожая на добротную тумбочку. Ничего примечательного и привлекательного, но невероятно надежна и практична. Вторая – Галина Семеновна – бывшая председатель сельского совета. Высокая, худая, казалось, она не разговаривала, а тихонько шипела, что делало ее невероятно похожей на гадюку, которую если и разглядишь в густой траве, то будет уже слишком поздно. Тонкие узкие губы, серые волосы, забранные в пучок, очки и маленькие злые глазки.
– Сметана тесто тяжелым делает, – тихонько прошипела она, но Клавдия Игнатьевна ее проигнорировала. Она открыла рот, чтобы достойно ответить Галине, но тут взгляд ее упал на Веру. Она так и застыла с открытым ртом.
Игнорируя трехголовую гидру, Вера подошла к стойке.
– Два батона, килограмм муки, килограмм сахара, три упаковки сметаны, три пачки творога, килограмм масла, одну курицу, три килограмма картошки, полкило корейки, – твердо продиктовала она молоденькой продавщице, которая понятия не имела, кто перед ней.
Девушка начала все проворно складывать в пакет. Оля рассматривала витрину с печеньем и конфетами.
Первой пришла в себя Клавдия. Сиплым голосом, похожим на голос умирающего от удушья, она проскрипела:
– Виринея, ты вернулась?
Глава 25
Вторую половину дня Глеб провел в полиции. После ухода Бориса он провалился в забытье и проснулся пару часов спустя с тяжелой головой. Побродил по дому, распахнул окна, чтобы проветрить помещение: затхлый запах стал заметен даже ему. От одной мысли о кофе или крепком чае его мутило. Отыскал в недрах холодильника давешний пакет с молоком и с отвращением выпил уже начавшую скисать жидкость. В голове начало понемногу проясняться. Вера знает об изменах – хуже и быть не могло. Глеб заставил себя принять душ, надел свежие джинсы с рубашкой, сверху накинул легкий свитер, расчесался, забрал длинные волосы в хвост и машинально отметил, что не мешало бы наведаться к парикмахеру. Глаза по-прежнему были красными, несмотря на то что Глеб трижды умыл лицо холодной водой. Но сейчас его меньше всего тревожил собственный внешний вид. Немного поиграл с мыслью, надеть ли ему дорогие часы, но затем передумал. Для визита в полицию нечего разряжаться. Участок находился в трех кварталах от дома, и Глеб с удовольствием прогулялся. Шоковое состояние начало понемногу отступать, его сменила жажда деятельности.
В участке он написал заявление об угоне машины, выслушал от парней скептические уверения, что железная коняшка уже давно разобрана на винтики и шпунтики. Пообещал отблагодарить, если они совершат невероятное и все-таки найдут машину целой и невредимой. Заметил, что его слова вызвали энтузиазм, и решил не откладывать в долгий ящик возврат долга Борису. Он ни секунды не сомневался, что тот поставит его «на счетчик», если он решит задержать выплату.
Сто двадцать тысяч долларов. На счетах лежало около пятидесяти. Где взять еще семьдесят? Глеб кинул взгляд на отделение банка, находившееся рядом с полицейским участком. Отлично.
Девушка-консультант скучала за столом для приема клиентов. В послеобеденный час в банке было всего два посетителя: Глеб и пожилая женщина, получавшая пенсию в окошке кассы. Девушка напоминала бутон розы: юна, свежа, упруга и готова раскрыться от легкого прикосновения.
– Добрый день, – улыбнулся Глеб девушке, присаживаясь на стул, стоящий перед ее столом.
Та подняла взгляд, и Глеб понял, что сравнение с бутоном было некорректным. Глаза девушки были слишком взрослыми, отсканировали его, словно сканер – штрих-код товара в дорогом бутике. Глеб увидел, как она оценила свитер «Томми Хильфигер», поло от любимого «Ральфа Лорена» и джинсы «Версаче». Глеб даже пожалел, что не надел часы. Одного предмета хватило бы, чтобы девушка отнеслась к нему благосклонно. Впрочем, ей, обслуживающей в большинстве своем пенсионеров и банковских должников, увиденного оказалось достаточно. Девушка рас-цвела.
– Чем могу помочь? – томным голосом поинтересовалась она.
– Светлана, – прочитал он имя на бейдже, терявшемся на объемной девичьей груди, – я бы хотел снять средства со счета, открытого у вас в банке.
– Да, конечно, – защебетала девушка, занося руки над клавиатурой. – Ваши фамилия, имя, отчество, пожалуйста.
– Подольский Глеб Николаевич. Если не ошибаюсь, на счету в вашем банке, – Глеб почти бессознательно сделал ударением на «вашем», как бы намекая, что в других банках у него тоже имеются счета, а суммы на них могут быть и поболее, – около пятидесяти тысяч долларов.
Девушка на секунду остановила порхание рук и подняла глаза на Глеба, улыбнулась еще шире, кинула молниеносный взгляд на руку – обручальное кольцо. Но улыбка не изменилась. Из тех, кого мелочи вроде наличия жены не смущают.
– Конечно, конечно, я сейчас проверю, – уверила она Глеба, погружаясь в изучение информации на экране.
Глеб откинулся на тканевую спинку мягкого стула и, скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу, приготовился ждать. Впрочем, ждать пришлось недолго.
– Подольский Глеб Николаевич, – еще раз уточнила девушка, поднимая на Глеба удивленный взгляд. Улыбка сползла, уступив место разочарованию.
– Он самый, – еще раз подтвердил Глеб, чувствуя неприятный холод внутри.
– На вашем счету сейчас порядка двух тысяч долларов, – обожгла его холодом Светлана.
Глеб выпрямился на стуле, словно молодой ивовый побег, который безуспешно пытался согнуть шаловливый ребенок.
– Не может этого быть, – жестко заявил он.
– Тем не менее. Желаете узнать даты последних транзакций? – любезно предложила девушка. Она безошибочно прочитала на лице симпатичного мужика, что тот действительно ничего не знал об исхудавшем счете.
– Да, – кивнул Глеб. Глаза сузились. Да, он в последнее время несколько увлекся походами по девушкам и зачастил в «Метрополь» – место статусное и очень недешевое. Но не мог же он не заметить, как спустил почти пятьдесят тысяч долларов? Наверняка это Вера украла деньги. И словно в ответ на его мысли девушка сообщила:
– Позавчера, двадцать второго марта, совершена оплата в гостинице «Метрополь» в размере пяти тысяч. Также были сняты наличные в банкомате…
– Все, спасибо, я понял, – резко прервал ее Глеб.
– Будете снимать? – поинтересовалась Светлана.
– Да, – кивнул Глеб. – Я бы также хотел узнать, как взять кредит под залог недвижимости.
Глава 26
– Мама, что это было? – Оля едва поспевала за матерью, тянущей огромную сумку, набитую снедью и кормом для Бурана. Сумка, по мнению Оли, была неподъемной, но мать тащила ее, не замечая веса. Размашистыми шагами преодолевая улицу – казалось, еще чуть-чуть, и она побежит.
– Где?
– В магазине. Почему они назвали тебя Виринеей?
– Ошиблись, – пожала плечами Вера.
Они уже поравнялись со школой. Ну что же, лучше пережить все неприятности за один день, чем растягивать их, расковыривая старые раны. Вера сбросила сумку с плеча и впервые почувствовала, что вспотела и устала: сумка была действительно тяжелой. Вытирая пот, проступивший на лбу, она поставила сумку в тень разросшейся старой яблони, подпиравшей школьный забор.
– Подожди меня здесь вместе с Бураном, – коротко приказала Вера дочери и направилась к школе.
Школа была единственным, чем небольшое село могло действительно похвастаться. Сюда привозили детишек и из окрестных сел, и даже из райцентра, поэтому школа была относительно большой – три этажа. В свое время председатель сельского совета расстаралась на славу. И хотя злые языки поговаривали, что со строительства исчезла энная сумма денег, выделенная государством, а вскоре Глава сельсовета на пару с главой райцентра построили себе новые добротные дома, Вера относилась к этому равнодушно: неизвестно, какие средства выделялись, но на школу не поскупились.
Монументальное здание обрамлял двор, разбитый на сектора: футбольное поле для мальчишек, предусмотрительно огороженное зеленой металлической сеткой, рядом с ним – тускло-желтые тренажеры, которые со временем привлекли в школьный двор не только детвору, но и их родителей; в нескольких метрах небольшая детская площадка с лавочками по периметру – место сбора бабушек с внуками. Со временем школа перестала быть просто учебным заведением – она стала центром местной жизни и досуга. Все сельские свидания назначалась «на школе». Само здание по-прежнему выглядело прилично – совсем не изменилось за семнадцать лет. Снаружи школа была облицована темно-красной матовой плиткой. Крыльцо выглядело свежеотремонтированным.
Вера толкнула дверь и вошла в вестибюль. Напольное покрытие на первом этаже заменили: линолеум уступил место небольшой аккуратной коричневой плитке, удачно маскировавшей грязь в любое время года.
Кабинет директора Марии Семеновны Сохновой находился справа от входа. Консьержа или какой-либо другой охраны в школе не было – сонный покой и относительная безопасность были преимуществами сельской жизни. В здании царила тишина. Вера бросила взгляд на часы: начало первого – наверняка еще идут уроки.
Дверь в приемную Марии Семеновны была приоткрыта. В предбаннике сидела молоденькая секретарша – наверное, кто-то из многочисленных родственников директора, пристроенных по блату. В чем в чем, а в блате директор знала толк. Девица скучала, глядя в окно. Мобильный телефон, щедро украшенный стразами, лежал рядом. Глянцевый журнал, чашка с чаем. Делать ей было решительно нечего. Телефон звякнул, девица оживилась. Схватила его и попыталась разблокировать. Удалось ей это с третьего раза: мешали длинные ногти. Веру она в упор не замечала.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась та, заходя в приемную. Девица вздрогнула и выронила телефон на стол – тишину сотряс грохот. Она тут же схватила телефон, тщательно осмотрела на предмет возможных повреждений и недовольно посмотрела на посетительницу.