Финальная шестерка

Элена приносит большое пальто, которое я надеваю прямо на мокрое. Она хочет о чем-то спросить, но я опережаю ее.

– Что вообще происходит? Зачем люди из ЕКА приехали в Рим?

– Ты что, правда не знаешь?

– Нет…

– Так отбор же. Сегодня объявят имена двадцати четырех!

– Двадцати четырех? – Знакомые слова, вроде забытого вкуса во рту. Я знал их еще до того, как Рим затопило, до того, как все потерял. – Европа! – выпаливаю я.

Элена кивает с легкой улыбкой.

В памяти всплывают обрывки прошлого. Мы с Анджеликой и родителями смотрим в прямом эфире пресс-конференцию ООН: мировые лидеры объявляют, что человечество находится в состоянии войны со своей планетой. Листовки о новой миссии распространяют официально, и мы узнаём о плане заброски молодых астронавтов на Европу, наиболее перспективный спутник Юпитера. На следующей неделе в нашей школе появляются «скауты» для отбора кандидатов. «Только молодежь может сосуществовать с радиационностойкими бактериями, которые обеспечат человечеству будущее на новой планете, – говорят ученые в телевизоре. – Только молодежь будет способна к воспроизводству, когда Европа станет пригодной для колонизации».

Все эти головокружительные мечты смыл потоп – у меня и в мыслях не было, что это дело доведут до конца.

– Значит, финалистов уже отобрали? – спрашиваю я. – Почему тогда НАСА и ЕКА просто не объявят их имена в онлайне? Зачем тащиться сюда… стоп! Кто-то из них здесь, что ли, живет? У нас в Риме?!

– Ну да! Правда, здорово? Хоть бы не я, у меня сердечный приступ случится. Имя объявят на пресс-конференции в полседьмого.

– Ты серьезно? Тогда пошли!

Я перехожу на бег. Элена протестует, говоря, что нельзя являться туда босиком и мокрым насквозь, но я хочу сам услышать, как кого-нибудь из моих друзей и знакомых назовут в числе финалистов. Папа сейчас потрясал бы кулаками, гордясь, что выбрали римлянина, мама сокрушалась бы, жалея родителей избранного.

Портик дворца затонул вместе с нижними этажами; я вбегаю с понтона в крытую галерею, ведущую в бельэтаж, piano nobile. Картины старых мастеров на стенах разбухли от сырости, расписные потолки испещрены трещинами, но жизнь здесь кипит по-прежнему. Следуя на гул голосов, я вхожу в Неоготический зал с мраморными колоннами. Хрустальная люстра на потолке сохранилась с допотопных времен.

Зал почти до отказа заполнен пережившими катастрофу, последними римлянами, как нас именуют СМИ. Итальянка в военной форме, человек из ЕКА и премьер с супругой поднимаются на эстраду, трое операторов готовятся к съемке, сердце у меня стучит все быстрей.

– Мне тоже надо туда, к родителям. Поговорим позже, ладно? Ты так и не сказал, зачем полез в воду.

Я и забыл, что Элена все еще здесь.

– Ладно. – Все смотрят вперед – авось никто не заметит, что с меня капает. – Спасибо тебе.

– Buongiorno, – говорит премьер в микрофон. – Спасибо, что собрались здесь сегодня, в день, который вернет Риму былую гордость. Вижу, вам так же не терпится услышать новости, как и мне, поэтому буду краток. Позвольте представить вам сержанта Клеа Росси из Итальянских вооруженных сил и доктора Ганса Шредера из Европейского космического агентства.

Пока все аплодируют, я отыскиваю себе местечко в последних рядах. Доктор Шредер выходит вперед.

– Благодарю вас, премьер-министр и все, кто присутствует в этом зале. Для меня большое счастье еще раз посетить Рим – не думал, что мне представится такой случай.

Все затихают, понимая смысл его слов. Наша родина быстро идет по стопам Байи, древнеримского города, затонувшего из-за вулканических сдвигов на Неаполитанском заливе.

– Проект «Европа», как вам известно, имеет первостепенное значение для нашей планеты. Чем скорее мы сумеем колонизировать этот спутник Юпитера, тем лучше для нас. Счастлив сообщить вам, что всего через год после сбора медицинских и академических тестов нам удалось отобрать финалистов в количестве двадцати четырех человек. Эти молодые люди проведут месяц в учебном космическом центре США, после чего из них будут отобраны шесть суперфиналистов, которые и полетят на Европу. – Доктор Шредер делает паузу. – И один из этих двадцати четырех, как вы уже поняли, находится среди вас.

Зал взрывается воплями, ликованием, нервным смехом. Я смотрю по сторонам: может, финалист стоит где-то рядом?

– Прошу, сержант Росси. – Доктор уступает ей микрофон.

– Римский финалист, который в понедельник отправится в учебный космический лагерь, – начинает она, – был отобран за выдающиеся способности к выживанию и еще за одно крайне важное качество.

Я задерживаю дыхание. Трудно представить, что кто-то из моих знакомых или друзей всего через два дня уедет в Америку – и, возможно, навсегда покинет планету. Вглядываюсь в толпу, чтобы засечь первую реакцию избранного.

– Вашего финалиста зовут…

Напряжение сгущается, мы все подаемся вперед.

– … Леонардо Даниэли!

Погодите. Я? Быть не может!

– Да вот он, здесь! – кричит кто-то.

Больше ста человек оборачиваются ко мне. Операторы подбегают, наставив на меня объективы. Элена, стоя между отцом и матерью, издает нечто среднее между стоном и визгом. Точно. Меня выбрали.

Один из операторов сует микрофон.

– Что вы чувствуете сейчас, Леонардо? Шок, страх, радостное волнение?

Сегодня я хотел умереть. И умер бы, если б не услышал лодочного мотора.

– Я… я не представлял, что так будет. – Мои слова разносятся эхом в притихшем зале. – И очень рад, что не упустил этот шанс.

Глава вторая

НАОМИ

Лос-Анджелес, Калифорния

– Вы шутите, да?

Я обвожу глазами взрослых, собравшихся в кабинете директора. Сейчас кто-нибудь из них выдаст заключительную часть анекдота. «Что будет, если собрать вместе старшеклассницу, ее растерянных родителей, ученого из НАСА, вооруженного офицера армии США и директора школы?»

– Нет, Наоми, это не шутка. – Женщина из НАСА выговаривает мое имя так, будто оно хрустальное и может разбиться. – Ты гордиться должна. Каждый из двадцати четырех был выбран за особое свойство или способность, необходимые для будущей миссии. Твои отличительные черты – это блестящий интеллект и способность мыслить логически. Если войдешь в финальную шестерку, будешь мозгом всей операции.

Мои родители хватаются за руки. Мама вхлипывает, мое сердце сжимается. Этого просто не может быть… но серьезные лица вокруг подтверждают худшее.

– Значит, меня включили в число двадцати четырех? – шепчу я.

– Да, – кивает офицер, майор Льюис, – но для начала ты поедешь в учебный лагерь, где состоится финальный отбор. Потом тебя отправят либо домой, либо…

– На Европу, – договариваю я. – В один конец.

В тишине слышно, как плачет мама. Я вскакиваю и обнимаю ее – не в последний ли раз? Что, если я скоро забуду, как это делается, забуду голос своего брата?

– Так нельзя. – Я умоляюще гляжу на стоящие над нами фигуры. – Если вы всё обо мне знаете, то должны знать, что у меня есть младший брат, что он болен. Я нужна ему. Нельзя же вот так взять и разбить семью!

– Это как призыв в армию, солнышко, – бормочет папа. – Они в своем праве.