Превратись. Первая книга

Чета почтительно откликнулась на приветствие. Она легонько кивнула, широко улыбнувшись, он коротко склонил голову с бесстрастным выражением лица и своего единого ока. Дьявол, беззвучно хмыкнув и, не собираясь продлевать знакомство, с видом обрезающего лишнюю лозу виноградаря, шагнул, одновременно прикрывая за спиной дверь, прочь, в чёрное, пружинящее под копытами пространство.

Так бы всё и завершилось – культур-мультур, как говорит Веда, склонная иногда к вульгаризмам, но на беду птица тоже решила, как следует, рассмотреть новое лицо и всем могучим корпусом дала галс к Южному ребру мира. Грубо говоря, она снизила высоту, для чего сложила планирующие крылья, в которых свистнул всегда свежий в этой части мира воздух – тьма почему-то со сладковатым привкусом свежевыпеченных булочек и прогретая мелкими мерцалками. Здесь их было, что блох у кошки – хватало.

Когда же она вновь развернула крылья, маховое перо задело случайного свидетеля супружеской встречи. Дьявол пошатнулся, делая когтистыми лапами хватательное движение. Богиня Юго-Западного Ветра вскрикнула, привстав так, что её колени утонули в похожем на шерсть оперении, а Север только сдвинул широкие выцветшие брови – и всё.

В иллюминированном парочкой крупных далёких звёзд галактическом переулке этот коротенький эпизод выглядел обыденно.

Дьяволу не удалось ухватиться за перо птицы, но он устоял, тут же успокоительно улыбнувшись даме. Зато, к сожалению, из кармана его френча при этом движении, слишком экспансивном для пожилого и представительного чёрта, выпал небольшой предмет и, кувыркаясь, понёсся прочь, как нарочно подброшенный воздушной волною, которую создал вираж могучей птицы.

Отлетев на небольшое расстояние, так что Катя успела мельком увидеть предмет вблизи, эта егозливая штучка, найдя свободный воздушный тоннель, свалилась в него, как в колодец. Её мигом утянуло так глубоко, что владелец, рванувшись было за потерей, тотчас отказался от преследования и замер, не желая, как видно, больше жертвовать чувством собственного достоинства.

Он издал лёгкий вполне пристойный присвист в ответ на соболезнующий взгляд Богини, который она перевела из засасывающей, как кошачий зрачок, воронки воздушного колодца на пострадавшего.

Тот сделал жест двумя лапами, говоривший – такова жизнь. С первого мгновения этот растяпа внушил Северу далёкое, как гром, подозрение, но теперь этот подозрительный испытывал только лёгкое презрение и обиду за сорванные минуты свидания.

Дьявол с потешным отчаянием пожал плечами и с такой весёлой досадой сдвинул надбровья под заросшим наглухо лбом, что Богиня окончательно прониклась к нему сочувствием, как к существу, умеющему с честью выходить из неприятно-тоскливых ситуаций, которые хорошо знакомы каждому из нас.

Дьявол и тут дал понять, что не считает никого виновным, и вознамерился покинуть невольных знакомых, с которыми не сказал еще ни слова.

Но Богиня, умевшая ценить мужество во всех проявлениях и рождённая в час, когда созвездие весов сверкало в небе прямо над её страной, поспешно протянула белую свою ручку, выскользнувшую из широкого шёлкового рукава.

– Сударь! – Воскликнула она. – Секундочку…

Услышав это обращение, Дьявол осклабился с видимым удовольствием.

– Страшно неудобно… – Говорила тем временем красавица со спины неуклюжего чудовища, подвластного именно ей, а не её молчаливому спутнику, нагому по пояс, а снизу затянутому в глупые синие штаны. – Ай, как неудобно… это всё Гаруда, глупец.

И она в такт словам сгребла маленькой пятерней густые перья птицы, а другой ладошкой хлопнула рядом с накрытым ковром. Гаруда отнёсся к этой экзекуции с возмутительной невозмутимостью. Ему определённо было наплевать, если такая важная птица умеет плевать, ну, словом, чхать на свою неловкость. Север молчал, вежливо глядя на дьявола.

Почему и в чём, собственно, Север заподозревал дьявола, ему и самому было неясно. Север среди прочего в своей очень долгой и очень трудной жизни, где так редки минуты полного покоя, испытал и участь воина. В своей глубокой сущности, его призвание, «чин», как говорили на забытой родине его жены, и заключалось в неустанном несении воинской службы, вернее, наихудшего её варианта. Знакомый поэт Севера, ныне пребывающий в далёких обителях, составил характеристику, чтобы Север мог предъявлять её по требованию на погранзаставах. Там говорилось о голоде, жажде, тревожном сне и дороге, которая не кончается.

Сейчас в глубине его странной, в чём-то ущербной, но изумительно чистой и честной души, что-то насторожилось. Словно бы ветка предостерегающе закачалась, выдав присутствие врага, и врага злобного, – ну, истинного жителя тьмы.

Поделись он подозрениями с возлюбленной, она бы сказала ему, что не следует поддаваться таким предостережениям – этак легко уподобиться диким чертям, чьи грубо сработанные души одержимы идеей превентивного удара.

– Знаете, госпожа… – Заговорил, наконец, Дьявол и они услышали его голос, хрипловатый горлодёр заслуженного курильщика и ценителя старомодных анекдотов, который ещё сильнее расположил к нему даму, а подозрения в душе Севера сделал определённее. – Знаете, всё, что ни делается…

Он оборвал фразу, с тщательно скрытым раздражением посмотрел на сомкнувшийся колодец и продолжил, сощурив круглые метушливые глаза:

– Возможно, это лучшее решение… Во всяком случае, лучше того, что я принял относительно некоего пустяка.

Он кивнул ухоженной бородой, спускавшейся до живота, барабанчиком натягивающего френч.

– Ага. – Добавил он с непосредственностью, неожиданной для аккуратно выбирающего слова и интонации потомственного служащего.

Он рассмеялся, очень сдержанно и, пожалуй, приятно, и подтвердил:

– Наилучшее.

Катя заохала и ещё раз мелодично извинилась, складывая ладони и склоняя голову так, что острая золотая заколка указывала на собеседника. Дьявол посмеивался и отрицал важность происшествия, затем, желая избавить их от последних угрызений совести, перевел разговор. Указывая на далёкое зеленоватое сияние в южном направлении, он заговорил о грядущих переменах – о них многие теперь говорили.

– Говорят, там что-то происходит… самые последние наблюдения убеждают, что Юго-Западный угол может преподнести неожиданности.

– Да, я тоже читала. – Поспешно заворковала Катя, поняв всем своим щепетильным существом, что собеседнику не доставляет удовольствия вспоминать о потере.

– Стало быть, – вежливо поддержал жену и нового знакомого Север, -этой неожиданности следует ждать уже сейчас, ибо то, что наблюдают учёные мужи, происходило два асмуса назад, не менее.

Тон он взял жестковатый, что составляло неожиданный контрфорс с исключительной учтивостью речей и чистотой произношения.

Дьявол деликатно захихикал.

– Не могли бы вы сказать, господин, в чём будет состоять эта неожиданность?

Север улыбнулся, и улыбка его жене не понравилась. Он не ответил, но не потому, что пренебрёг правилами незапланированного светского раута. Его молчание заполнило паузу лучше любого ответа. Дьявол, совсем не знавший Севера, не придал значения улыбке, и сам принялся «умничать», по его собственному выражению.

– Это затронет всех. – Толковал он. – Во всяком случае, мерцалки все окажутся втянуты. А что касается металок, то в первую очередь, те из них, у которых под скорлупой гранитов и базальтов зреет в огненной мрети неотступной жизни дитя-дракон.

(Вот, честное слово, так и сказал. Север поморщился, хоть был не книжник, а корабельщик, но такая литературщина и его смутила.)

– Если у Северной Стены что-то произойдёт, как знать, не ускорится ли развитие страшного младенца? И что тогда прикажете делать мирнейшим обитателям таких планет? Знаю одну, неподалёку, кстати. Там уже давно странности множатся, а жители ничего не успевают почувствовать. Хорошая, к слову, металочка.

Дьявол покосился на Катю с необъяснимым выражением ожидания, но Богиня Юго-Запада безмятежно слушала ересь, которую нёс этот задавака.

– Ну, насчёт странностей. – Вместо неё поддержал разговор Север. – Ничего с ними не сделается. А что касается драконёнка, то он может покинуть скорлупу, не повредив поверхности планеты.

Дьявол, вместо того, чтобы осердиться на явственно ироничный тон Севера, казалось, напротив того – почувствовал уважение к мрачноватому человеку в синих штанах, сложённому, как один из богов древности, и, вероятно, таковым и являющемуся. Он хотел ответить, и подыскивал реплику, которая свела бы на нет некоторую напряжённость случайной беседы и в то же время позволила бы закопчённому атлету выказать остроту своего ума, несомненно, неординарного, несмотря на чрезмерную брутальность суждений.

Но едва он такую реплику подыскал, во френче у него зашкворчало, будто у него там жарилась яичница из недосиженных драконят. Дьявол сделал выразительную гримасу, насколько позволяла его мохнатая физиономия, и извиняющимся жестом тронул френч.

Он попятился, грузный немолодой офицер в потрёпанном френче, старающийся выглядеть бравым молодцом перед очаровательной женщиной. Очень правдоподобно.

Это и вызвало неосознанный протест у Богини Юго-Западного Ветра, но это неумное ощущение она немедленно подавила. Вытаскивая из кармана врушку, Дьявол заметил вскользь, но почтительно:

– Прогулялся, старичок, проветрился… пора и честь знать.

Он откланялся, держа на отлёте шкворчащего врушку, и, встретясь взглядом с дамой, глазами показал, до чего ему жалко покидать многообещающее общество. Дёрнув герметическую дверь, он ушёл в открывшийся проём слабого разгорающегося света. Тяжкие, как пропылённые шторы, крылья его проволочились за ним по осветившемуся загаженному порогу, и там за порогом Катя успела увидеть к своему удивлению полотенце, белейшее полотенце, вафельное пупырчатое, которым вытирают руки, на полу и отпечатки копыт конторскими печатями на его вафельной наивной белизне.

Дверь захлопнулась, и отзвук разговора почудился Богине, а глупое видение она по своей всегдашней доброте стёрла из памяти. Катина память была домом в сто этажей и хранила всё, что за свою жизнь Богиня узнала обо всех живых существах хорошего.

Когда они остались одни, Север разлил по чашкам остатки вина.

«Забавный дед», – собиралась сказать Катя, следя за движением узких и крепких узлов мышц под смуглой кожей друга.

Кожа эта была выдублена не только светом Орса, но и дождями, ветрами и пытками, всеми асмусами орсолет, как сказали бы жители этой металочки, которой позабавивший богиню Юго-Запада старикан несколько минут назад пророчил страшные сюрпризы…

Произнести умиротворяющую фразу, на которые торовата была бесконечно милосердная женщина, ей не пришлось. Любовник её разомкнул уста и изрек, заглядывая в глаз бутылки сквозь соломенные ресницы:

– Горнапштикнер ему товарищ.