Мой муж – Николай II. Дарите любовь…

Да благословит тебя Бог, моя единственно любимая!

Нежно целую и обнимаю тебя и девочек.

Навеки твой

Ники.

Николай II и Александра Федоровна. 1896 год.

«Второй день рождения дорогой душки Аликс, что она празднует в России. Дай Бог, побольше таких дней в нашей жизни! К обедне пошло только семейство и все принцы. Завтракали в зеленой гостиной».

    (Из дневника Николая II, 1896)

Александра Федоровна – Николаю II

24 июня 1916 г.

Мое любимое Солнышко!

Нежно благодарю тебя за твое дорогое письмо.

Шт. написал мне об этих вопросах, и вчера я принял Шах. и долго с ним беседовал. Во время нашего разговора разразилась гроза; стало совершенно темно, и недалеко от города ударила молния. Все электрические провода вдруг засветились, как будто огнем, было довольно жутко! После обеда гроза окончилась, и ночь была спокойная, лил только страшный дождь. Сегодня погода серая и неопределенная – к счастью, стало немного свежее.

Появился Ольгин Мартынов, вид у него хороший, он надеется продолжать действительную службу – настоящий молодец!

Что за чепуху болтают о Сергее? Он сейчас как раз на своем месте! Как можно поставить во главе продовольственного дела Великого князя?

Известия хороши; трудный участок фронта около Галузии, Новоселок, Колок в данное время занимается нашими войсками, которые вытесняют оттуда неприятеля, преследуя его через болотистую и лесистую местность. Благодаря этому наш фронт станет значительно короче, тогда как он до сих пор был сильно изогнут. Войска Щербачева имели значительный успех на фланге, примыкающем к Лечицкому. Теперь я могу сказать, что общая картина стала значительно лучше, чем 12 дней назад.

Считаю жадно дни до нашего свидания – может быть, в начале июля; только б ты не страдала от жары, живя в поезде!

Да благословит тебя Бог, моя любимая!

Нежно тебя и девочек целую и остаюсь навеки твоим

Ники.

Александра Федоровна – Николаю II

Царское село

25 июня 1916 г.

Мой родной, милый!

Хочу сегодня же вечером начать письмо к тебе. Мне все еще неудобно держать перо: кожа на пальце все лупится от спиртовых компрессов и на ней пузыри, а потому палец с трудом сгибается. Милый, я позабыла тебе сказать, что вчера я принимала митрополита, мы с ним обсуждали вопрос о Гермогене, который уже несколько дней в городе, принимает репортеров и т. д. Он не имеет никакого права быть здесь, ты ведь ему не дал на это разрешения; он получил его от Волжина и митрополита Влад., в подворье которого он проживает в Киеве. Многие газеты пишут о нем; «Новое время» сообщает, что опальный епископ, вероятно, скоро получит назначение в Астрахань, и там же говорится, что Синод разрешил ему приехать сюда. Шт. тоже случайно слышал об этом и был чрезвычайно недоволен, а потому я попросила митрополита заехать от меня к Шт., чтобы он от своего имени попросил последнего сказать Волж., чтоб он не беспокоил тебя на этот счет и что он лично находит это пребывание здесь Гермог. совершенно недопустимым, а также несвоевременным, так как нельзя забывать, за что ты велел его выслать, и что опять пойдут истории. Сейчас особенно следует избегать подобных историй, они выбрали такое время, когда Гр. отсутствует. Странно, что он живет здесь уже несколько дней, и это держалось в тайне даже от Шт., которому полиция обязана была тотчас же донести об этом. Я пишу об этом только на тот случай, если бы ты об этом услыхал, его следует выслать обратно на место его постоянного жительства. Надеюсь, что Шт. сказал это Волж., спроси об этом Шт. Пока остается Волж., дела не могут идти хорошо. Он совершенно неподходящий человек для занимаемого им поста; это просто красивый светский человек и работает он исключительно с Влад. В понедельник у меня на приеме был Раев, брат врача, сын митрополита Паладия – кажется, он профессор. Это прекрасный человек, близко знающий церковные дела с самого детства. Запиши себе, чтобы расспросить Шт. о нем; он очень хорошо о нем отзывался (его взгляды, конечно, разнятся от воззрений Волж.). Он совсем не похож на Волжина и носит парик – ты, вероятно, знаешь его – он директор курсисский; когда были беспорядки во всех средних учебных заведениях и университетах, поведение его курсисток было прекрасным. Мне было интересно повидать его, потому что он очень хорошо осведомлен в церковных вопросах. Пожалуйста, не забудь поговорить о нем со Штюрмером.

26-е. Какая жара! Крепко благодарю тебя, мой ангел, за твое милое письмо. Я очень рада, что мое длинное письмо не показалось тебе скучным и что ты во всем согласен со мной. Сандро Л. завтракал с нами; он завтра уезжает, чтоб принять полк близ Риги. Он очень поправился, стал гораздо спокойнее, и глаза у него меньше бегают. Бедные О. и Т. уехали в город, А. в Териоки; у нее дорогой, верно, будет Беккер. Младшие девочки в лазарете; я встречусь с ними там и возьму их с собой покататься. Теперь, милый мой, если мы 3-го отправимся в город, что, думается мне, следовало бы сделать, так как это будет большое военное торжество, кто примет парад, кто поздоровается с войсками, кто скажет им спасибо? Не представляю себе, как все это сойдет без тебя.

Павел телеграфировал жене, чтоб она не приезжала к его именинам; это означает, по-видимому, что к тому времени выступит гвардия. От 5 до 7 у меня был зубной врач, и сегодня жду его опять; это совершенно невыносимо в такую жару.

Должна сейчас кончать. Какая это будет радость, если мы скоро увидимся! Напиши мне относительно А., могу ли я ее привезти с собой. Наш Друг очень сильно этого хотел; она тоже принесла бы счастье нашим войскам, ибо Он говорит, что женушка всегда приносит с собой туда счастье.

Бог да благословит и защитит тебя! Поцелуи без конца шлет тебе твоя старая, изнывающая от жары

Солнышко.

Спасибо, ангел мой, за прелестные анютины глазки!

Николай II – Александре Федоровне

Царская ставка.

26 июня 1916 г.

Мой милый ангел!

Сердечно благодарю за дорогое письмо. Не вижу необходимости присутствовать тебе или девочкам на открытии выставки военных трофеев. Не понимаю, почему они поднимают так много шуму по этому поводу. Нет времени писать, только хочу сказать, что люблю тебя глубоко и страстно. Храни тебя Господь, моя любимая! Крепко целую твой

Ники.

Александра Федоровна – Николаю II

Царское село

27 июня 1916 г.

Ангел мой нежный!

Горячо благодарю тебя за твое дорогое письмо – это такая огромная радость, это мне награда за работу в лазарете. Кн. Гедр. вернулась со своими ранеными. Она работала три дня в перед. отряде, где не было хирурга (он только что уехал), сделала 30 операций, из них много трепанаций; она видела моих бедных, милых сибиряков.

Апраксин завтракал у нас, рассказал нам много интересного. Он разъезжал с моими поездами-складами, был в Луцке, в Черновицах и т. д. и скоро опять туда вернется. Затем принимала сенатора Кривцова – о, что за отвратительный, аффектированный человек со сладкими фразами – мне всегда тошно от него! Раев произвел на меня прекрасное впечатление. Затем был у меня полк. Ломаневский – мой бывш. паж; он страшно был счастлив видеть тебя. Сейчас мой мозг как бы в совершенно размягченном состоянии. Собираюсь идти послушать артиллерийских балал. в нашем лазарете – они в среду отправляются в Луцк, после концерта – дантист. Не хватает мыслей для письма, притом такая нестерпимая жара – я совершенно раскисла. Еще раз спрашиваю тебя насчет этой скучной церемонии открытия выставки трофеев, почему она должна быть такой официальной? Обсуди это с Фред. и с военным министром. Если нас там не будет, допустимо ли, чтобы Михень взяла на себя представительство? Протелеграфируй только – «не присутствуй» или «лучше присутствуй там», чтоб я вполне определенно знала, как поступить, пожалуйста, ответь немедленно! Очень много буду думать о тебе завтра. Будь решителен, дорогой мой! Больше писать не могу. Целую без конца.

Навеки, светик мой, твоя старая

Девочка.

Бог да благословит и защитит тебя! Надеюсь, что рука у Бэби не очень болит.

Николай II – Александре Федоровне

Царская ставка.

27 июня 1916 г.

Моя голубка!

Нежно благодарю тебя за твое дорогое письмо.