Таланты и покойники

Виктория Павловна осторожно открыла глаза. Да, тела действительно не видно.

– Кошмар, просто кошмар! – вне себя выкрикнула она, но тут ее ум прояснился достаточно, чтобы созрел вопрос: – А кто вы, Игорь Витальевич? Почему вы… ну…

– Я, видите ли, следователь прокуратуры, причем данный участок – мой.

– Вы? – не поверила Вика. – Следователь?

– Да.

– И… и зачем вы тогда… зачем вы ходите к нам? У нас тут все хорошо… было.

– Ну, Виктория Павловна, следователь ведь тоже человек и имеет свои увлечения. Я люблю театр, а живу здесь поблизости. Услышал, что у вас выступает сам Преображенский, пришел посмотреть. Ваша постановка «Лира» очень мне понравилась. Если откровенно, я не сторонник всяких там новомодных штучек. Наверное, я консерватор. По крайней мере постановки предпочитаю традиционные, а их сейчас мало где встретишь. Вот и стал по возможности посещать ваши спектакли. А цветы – знак моего к вам уважения. Я ведь знаю, что вы – не только режиссер, но и душа этой студии. Все держится на вашем энтузиазме, вашем таланте. А цветы почему-то дарят исключительно актерам. Не очень-то справедливо, правда? А я во всем люблю справедливость.

Игорь Витальевич объяснял размеренно, несколько монотонно, и от этого Вика понемногу успокаивалась. К тому же слова следователя бальзамом омывали ее раны. То-то же, есть люди, восторгающиеся ее талантом, а этот самодовольный кретин уверял, будто таланта нет! Впрочем, она быстро вспомнила, что самодовольный кретин лежит в двух шагах с раздробленной головой, и мысли приняли другое направление.

Итак, бедный Евгений Борисович погиб. Интересно, успел ли он сделать свое черное дело и раскритиковать гостям Викину постановку? Хотя неважно. Если и да, то теперь эти высказывания померкнут по сравнению с ужасной вестью. Хотелось бы знать, как повлияет случившееся на резонанс премьеры? Конечно, нехорошо так думать, но Преображенскому уже не поможешь, а жизнь продолжается. Наврать бы, что он умер от сердечного приступа! Очень романтично, прямо как Мольер – почти на сцене. Все газеты с восторгом бы описали, а заодно похвалили спектакль. Но врать бесполезно, шила в мешке не утаишь. Все-таки удивительно беспокойный он был человек, умел доставлять хлопоты окружающим! Какой черт занес его в подсобку? Какой черт не закрепил как следует блок? Словно нарочно – вчера забыли прикрыть люк, сегодня – новая напасть. И, что характерно, оба раза именно с Евгением Борисовичем. Не мытьем, так катаньем он должен был оказаться в центре внимания! Но теперь это – в последний раз. Не устраивать ему больше скандалов, не произносить монологов ни на сцене, ни в жизни, не притягивать зрителей гениальной игрой. Как он играл сегодня – уму непостижимо… и больше никогда, никто этого не увидит. Несправедливо все-таки устроен мир! Почему люди умирают, не успев полностью реализовать себя? Его дар был в самом расцвете.

Додумать до конца не довелось – прибыла вызванная Талызиным группа. Все обращались к Обалдевшему поклоннику с почтением, весьма Вику удивившим. Тщательно осмотрев подсобку, приехвашие заинтересовались блоком. Виктория Павловна не слишком-то разбиралась в технике, о чем честно и сообщила. В свое время ей хватило информации, что блок не работает, поэтому она попросила мужчин перенести его сюда. Кого именно? Наверное, Кирилла с Денисом. Да, Кирилл?

Тот неохотно согласился. Но, можете быть уверены, блок они хорошенько закрепили. Он, Кирилл, лично проверил надежность конструкции, Денис вам подтвердит! Кто мог ее разрегулировать? Ну, например, Тамара Петровна Полякова. Подсобка – ее вотчина, она тут днюет и ночует. Разумеется, она не стала бы портить что-нибудь нарочно, но женщина есть женщина, от нее нельзя требовать понимания важности определенных вещей, очевидных любому мужчине.

Приведенная в подсобку Тамара Петровна тут же разрыдалась, хотя тело успели увезти.

– Это правда? – восклицала она сквозь слезы. – Это правда?

– Что именно? – флегматично уточнил Талызин.

– Что Евгений Борисович… что Евгения Борисовича… что его больше нет?

– Правда.

– Горе, о боже, какое горе! – заламывая руки, причитала Тамара Петровна. – Какая потеря! Вы ведь видели его игру, да? Он был гений, настоящий гений, и вот его больше нет! Театральный мир осиротел. Он был последний из могикан, среди нынешних таких не встретишь…

Игорь Витальевич покладисто кивнул:

– Согласен. Пожалуйста, Тамара Петровна, попытайтесь успокоиться и ответить на несколько вопросов. Что вы знаете об этом блоке?

– Он не действует, – несколько секунд подумав, заметила она.

– А как он оказался здесь?

– Ну… Виктория Павловна сказала, раз так, нечего ему загромождать сценическое пространство. И совершенно правильно сказала. Мальчики перетащили его сюда.

– Какие мальчики?

– Дениска и Кирилл.

– Очень хорошо, – кивнул Талызин. – А вы с тех пор к нему прикасались?

– К кому? – удивилась Тамара Петровна. Она явно приходила в себя и уже не истерически рыдала, а лишь тихонько всхлипывала.

– К блоку.

– А, к блоку… Ну не знаю. То есть да, прикасалась. Пыль иногда протираю, если надо. А что? При чем здесь… Вы имеете в виду…

Игорь Витальевич поспешно ее прервал:

– Когда вы протирали пыль, он был хорошо закреплен? Не мог упасть?

– Ну… откуда мне знать? Не падал никогда, вроде держался. Так это он… он бедного Евгения Борисовича… у-у-у!

Она запричитала с новой силой, и ее тут же отпустили домой. Отпустили и остальных, предупредив, что некоторым придется явиться в прокуратуру по вызову, чтобы дать показания. Однако Виктория Павловна специально задержалась. Она надеялась, что Обалдевший поклонник, хоть и следователь, все же остается человеком и разъяснит ей перспективы. Раз он так ее уважает!

В буфете было безлюдно, лишь грязная посуда напоминала о недавнем застолье. «Все в страхе сбежали, – горько подумала Вика. – И все сделают вид, будто спектакля не было. И студию закроют». Сейчас эта мысль почему-то казалась не такой трагичной, как пару часов назад. Маринка права, это не вопрос жизни и смерти, а всего-навсего карьеры и престижа. Вопрос жизни и смерти, он был решен только что, и смерть опять победила жизнь. Неужели так бывает всегда?

– Вас довезти до дома? А то уже поздно.

– Ой, спасибо! Что б я без вас делала?

Вообще-то Вика жила неподелеку, к тому же ее автомобиль стоял прямо под окном, однако грех было не воспользоваться случаем выпытать что-нибудь у Талызина по пути. А машина постоит ночь у ДК, тут место спокойное. Мысли о смерти отступили перед насущными проблемами, и жизнь в душе Виктории Павловны привычно и незаметно одержала очередную победу.

– Надеюсь, вы не станете обвинять бедную Тамару Петровну в… в небрежности? – осторожно поинтересовалась Вика, с недоумением отметив, что «жигуль» следователя почти так же стар, как ее собственный.

– У нас для этого нет ни малейших оснований, – успокоил ее Талызин.

– Она – очень добросовестная и порядочная женщина. А если что иногда и забудет…

Вике пришел на память открытый люк, но она сочла неуместным о нем упоминать. Милиционеры… ну или следователи, какая разница? – странный народ! Прицепятся, начнут что-то выдумывать. А Обалдевший поклонник – тем более странный. Сидит и молчит, будто не он задаривал ее цветами. Другой бы не упустил шанс, раз остался наедине. Ей этого, разумеется, не нужно, только все равно глупо с его стороны! Впрочем, тем лучше, что он дурак.