Цвет греха: Алый

Да, только поэтому и пойду!

Вовсе мне не интересно, как он там…

Живой и ладно.

Не будет на моей совести лишения чужой жизни.

Незнакомец, между тем, действительно спит. На хирургическом столе, прикрытый белой простынкой по пояс. Неподалёку от него суетится медицинская сестра, которая занята послеоперационной уборкой. Я вежливо здороваюсь с ней. Останавливаюсь в дверях. Чтоб не мешать. Последнее из оставшегося – инструменты, которые она упаковывает в специальный металлический контейнер с непонятными надписями красной краской. А после того, как заканчивает и с этим, вежливо попрощавшись, удаляется.

Пациент всё ещё без сознания. Не уверена, насколько рана является действительно несерьёзной, как говорит Имаи-сан, всё-таки повязка, закрывающая рану, ничуть не маленькая. Я подхожу поближе, чтоб разглядеть лучше, и даже позволяю себе слегка наклониться, заметив чёрные символы, вбитые под кожу.

На японском.

Или китайском?

А может на ещё каком-то языке.

В иероглифах я не сильна.

Но становится вдвойне интересно.

Надпись – довольно крупная, тянется от линии солнечного сплетения, вдоль живота и ещё ниже. Задумываюсь над тем, чтоб у Имаи-сана спросить как-нибудь, если подвернётся такая возможность. И тут же ругаю себя за подобную мысль. Представляю его вытянутое лицо, когда озвучу нечто подобное.

Хоть на телефон фотографируй и переводчиком пользуйся!

С другой стороны, а зачем фотографировать и откладывать на потом? Если незнакомец всё равно в отключке.

Кто или что мешает сделать это прямо сейчас?

А ничего!

Мысль оказывается настолько забавной, что невольно улыбаюсь, потянувшись к заднему карману джинс, в котором припрятан мобильник. И случайно задеваю локтем оставленный на краю приставленного столика контейнер, который не забрала с собой медсестра. Хорошо, вовремя реагирую и ловлю его. Правда, мой телефон вываливается и падает. Но ничего. Он неспроста противоударный. Главное, ко всему прочему, не разнести тут всё, и устроить новый бардак. Впрочем, пока верчусь туда-сюда, успеваю задеть не только контейнер, но и сам хирургический стол. В частности, простынь, которая предательски съезжает, зажатая между моим бедром и холодным металлом. Тоже ловлю. И даже вовремя. Возвращаю, как было прежде. Осторожно и аккуратно. Чтоб незнакомца не задеть.

А он…

Всё ещё спит, да.

В отличие от его тела!

Которое реагирует весьма интересным образом.

И мне ничего не остаётся, как закусив нижнюю губу, с некоторым удивлением наблюдать за злополучной простынёй, которая постепенно приподнимается, выдавая вполне очевидные очертания того, что эта самая простынь призвана прикрывать.

– Стояк, – срывается с моих губ нервным смешком. – Превосходно, – добавляю ворчливо.

А всё потому, что мужская эрекция становится лишь твёрже и, закономерно, отчётливее, пока подлая простынь опять сползает, норовя вот-вот не только перестать скрывать выдающуюся анатомическую особенность, но и вскоре вовсе будет намного ниже.

– Ну, да, почему бы и нет? – заново ворчу себе под нос и с обречённым вздохом повторно тянусь к краю простыни.

Чтоб поправить, разумеется. И вовсе ни разу не рассчитываю, что от моих нехитрых манипуляций мужская плоть вдруг дёрнётся.

Вот же…

Замираю.

Даже вздохнуть лишний раз опасаюсь.

Подтянуть простынь чуточку выше, как собиралась, – тоже!

Но и не отпускаю…

Дурацкая какая-то ситуация!

И я еле сдерживаюсь, чтоб не застонать в голос от такой несправедливости, ведь помочь хотела, а выходит… как обычно.

Или ещё хуже!

Убрать руку и заблаговременно покинуть место преступления мне не удаётся. Только если мысленно. А по факту, стоит всего на дюйм сдвинуться, как моё запястье моментально перехвачено. Мужские пальцы смыкаются безжалостно и крепко, не оставляя ни шанса на то, чтоб избавиться.

Всё, поймал…

В сознание, по всей видимости, тоже пришёл!

Хотя я, честно, изо всех сил старательно молюсь об обратном, пока набираюсь смелости удостовериться в своём предположении.

Жаль, наспех сочинённая молитва совсем не спасает…

Синий взор широко распахнут. Мужчина пристально разглядывает сперва потолок, затем плавно переводит внимание к стенам, изучая окружающую обстановку, потом сосредотачивается на мне. По непроницаемому, отчасти суровому выражению лица вовсе не понять, как он воспринимает происходящее, и я начинаю молиться с удвоенным усердием, чтоб всё закончилось поскорее, как страшный сон, особенно, когда слышу:

– Прости, красавица, но я немного не в форме сейчас.

Мамочка моя родная, ну почему так стыдно?!

– А по вам так сразу и не скажешь, – язвлю с расстройства.

Вот теперь он удосуживается взглянуть на наши руки. И то, что сразу под ними. От мужского стояка мою ладошку разделяет лишь треклятая простынь. Совсем никакого расстояния. Я чувствую это соприкосновение слишком отчётливо, чтобы его игнорировать.

– Да. Действительно.

Всего секунда. Мужчина резко поднимается и усаживается, развернувшись ко мне таким образом, что я почти чувствую его дыхание – настолько он близко. Подлая простынь остаётся себе верна. Всё также подло сваливается. Окончательно. Падает на пол.

– Я всего лишь хотела узнать, что они значат! – спешно капитулирую, оправдывая все свои грехи, отшатываясь назад.

И тогда тоже не избавляюсь. Остаюсь рядом с ним. Ведь мою руку он так и не отпускает. Более того, теперь его колени плотно прижаты к моим бёдрам. Всё. Я в капкане.

– Они? – вопросительно выгибает бровь.

Вот уже дважды посещает это несуразное чувство, отзывающееся полнейшим диссонансом и войной в моей голове. Всему виной его взгляд. Смотрю в тёмные глаза и будто падаю в пропасть, пропадаю, не за что уцепиться и спастись, так глубоко.