Невыносимый

Включаю радио.

– Пересядь. На переднее. Или придется тебе меня терпеть еще на полчаса или час дольше, если не поговорим сразу.

Настраиваю звук так, чтобы основная громкость шла к задним колонкам. Пока еще тихо.

– Значит, потерплю, – доносится от нее негромкое, но уверенное. – У тебя все равно нет детского кресла, – добавляет через паузу.

Она ж с принципами…

– Ну, извини, я как-то не в курсе был до настоящего момента, что оно мне пригодится, – отзываюсь справедливо. – Но ты продолжай в том же духе. Меня все устраивает, – «утешаю» следом.

Громкость так и не прибавляю. Наоборот, ее почти совсем не слышно, когда автомобиль трогается с места.

– Каток где?

– Парк «Семейный».

Больше ничего не говорит, сосредотачивает внимание на сыне, слегка расстегивает детский комбинезон и стаскивает с него шапочку, заботливо приглаживая темные волосики.

– Хочешь пить? – интересуется.

– Не, – отрицательно качает он головой. – Мам, а давай купим такую же машину? Красивая, – заканчивает с восхищением, трогая черную тканевую обивку переднего кресла с пассажирской стороны.

– И кто ее будет водить? – улыбается она, с интересом ожидая ответа. – У меня нет прав, я не могу. Ты – еще маленький для этого.

– Так я же вырасту, – справедливо замечает он.

– Вот когда вырастешь, заработаешь, тогда и купишь, и будешь ездить на такой. Она, знаешь, сколько стоит?

– Много, да? – грустно вздыхает мальчишка.

– Очень много, – согласно кивает его мать.

Ребенок ненадолго замолкает.

– Значит, вырасту, заработаю, куплю и буду тебя катать, куда захочешь, – выносит вердиктом по итогу.

– Договорились, – целует девушка его в щеку.

Я делаю вид, будто интересуюсь только дорогой – тем, что впереди, поглядываю в зеркала только при перестроении. Но и этого вполне хватает, чтоб каждая черта мальчишки впилась в разум, оставляя вместе с собой какое-то странно убогое чувство чего-то существенного, не поддающегося определению.

В самом деле похож на меня?

Если вспомнить все свои нелепые детские фотки, которые родители в свое время с особым фанатизмом развешивали по всему дому, то выходило, что да.

Цвет глаз такой же.

Оттенок волос.

Мимика.

А может я просто самого себя убеждаю?

Многие дети похожи. Друг на друга. На других взрослых.

Не все ж теперь мои…

Сходу.

Сама мысль – у меня есть сын.

Она…

Странная.

Чуждая.

Никак не приживается в моей голове…

Просто машина. Просто поездка. Просто два малознакомых мне человечка позади. Ничего экстраординарного, по сути.

Или за все эти годы я просто слишком тщательно и основательно разучил себя что-либо чувствовать?

И вряд ли сумею научиться обратному…

– Мам, а я в эту Канаду надолго уеду? И почему нельзя с тобой остаться? Я не хочу без тебя, – выдирает из мыслей очередной вопрос мальчишки.

Туманова косится на меня и не спешит отвечать так сразу. Лишь по прошествии минуты подает голос.

– Давай обсудим это после катка, дома? – предлагает.

– Значит, надолго, – грустно вздыхает ребенок.

– Это если твой отец даст разрешение. Насколько я помню, вывозить ребенка за границу без согласия второго родителя, запрещено, – встреваю в разговор.

Да, пока еще не ставлю ультиматумом. Просто напоминаю ей о вероятном будущем, которое может наступить.

– Мой папа работает в другом городе, поэтому пока я дедушка, – сообщает ребенок раньше, чем Туманова успевает его одернуть.

– Дедушка? – переспрашиваю. – Дедушка… Олег?

С областным прокурором тесно общаться мне не приходилось, так что его имя я вспомнить не смог бы в любом случае.

– Платонов Олег Сергеевич, – вставляет уже сама Туманова, глядя на меня при этом странно оценивающим взглядом.

Загорается красный сигнал светофора, и я останавливаю машину на перекрестке. Все ее переглядывания я игнорирую. Оборачиваюсь, обхватив рукой кресло.

– Знаешь, Макс, сдается мне, что твой папа уже не в другом городе работает, – сообщаю ему доверительным тоном, склонившись ближе.