Башня континуума

Кит потратил (очередную) уйму времени, демонстрируя джентльменам из Правления чертежи, документы и трехмерные модели Копилки ДО и Копилки ПОСЛЕ (словно в рекламе средства для похудения), доказывая им, что внешний вид Копилки почти не изменится после монтажа генераторов, и никто ничего не заметит, но правление в полном составе осталось непреклонным. Кит предложил провести генераторы в качестве мер безопасности, для чего не требовалось разрешение совета директоров. Правление в полном составе очень опечалилось, но вновь осталось непреклонным.

Увы.

Киту предстояло столкновение с советом директоров.

Кита они ценили и уважали, но страсть как не любили. Особенно председатель совета директоров Мерфи.

Кит их не ценил, не уважал, и страсть как не любил. И особенно председателя директоров Мерфи. Старику пошел уже сто шестой год, но он, кажется, и не помышлял о смерти. Он был бодр, свеж, как майская роза, и отравлял Киту жизнь как только возможно, и невозможно – тоже.

Кит все же к нему обратился и, страдая в предчувствии провала своих благих начинаний, растолковал, что к чему. Мерфи выслушал. Клацнул вставной челюстью. Острые зубы Мерфи были изготовлены из первосортного фарфора, такие же белоснежные и нарядные, как фамильный сервиз.

– Мальчик мой, – произнес Мерфи, – неплохо продумано. Да. Превосходно. Но это дорого, наши фонды не потянут столь значительной нагрузки. К тому же, генераторы непоправимо испортят классический вид нашего старинного величественного здания и нанесут непоправимый ущерб окружающей среде. Вдобавок, ваша навязчивая идея покончить с самоубийствами – простите за безвкусный каламбур – превратилась уже в настоящую навязчивую идею.

– Вы почему-то постоянно забываете, мистер Мерфи, что я здесь не просто управляющий на побегушках у совета директоров, а держатель очень крупного пакета акций. И я ни единым словом не заикнулся о корпоративных фондах. Расходовать средства на благие начинания – ну, это чересчур для вас и ваших прихвостней. Я согласен оплатить свою затею из собственного кармана, о чем я уже имел честь сообщить джентльменам из Правления.

– А вы почему-то постоянно забываете, мой дорогой сэр, что у нас здесь не абсолютная монархия. Мы трудимся в поте лица не исключительно ради того, чтобы блюсти ваши интересы. Да, вы являетесь потомком основателя Корпорации, с честью носите вашу славную фамилию, но мы должны думать и о других наших акционерах, в том числе, и миноритарных. И я совсем не понимаю вашей привычки называть наших уважаемых директоров моими прихвостнями, как, кстати, и членов Правления Делового Центра. Я полагаю, что мы все тут крайне лояльны к вам, не донимаем вас излишним контролем, и всем сердцем и с радостью приветствуем ваши разумные инициативы, каковые, к счастью, преобладают над некоторыми другими вашими инициативами, продиктованными, очевидно, присущим молодости идеализмом.

– Когда я приезжаю на работу и вижу, как очередного бедолагу отдирают от асфальта, меня тошнит, и высокие материи здесь не при чем.

– Ну, это началось далеко не вчера. Поймите же. С давних пор идиоты с психическими расстройствами считают Копилку подходящим местом, чтобы свести здесь счеты с жизнью. Отчего именно Копилка? Почему? Не знаю. Но посмотрите на вещи здраво. Эта особенность Копилки – неотъемлемая часть ее очарования, ее неоспоримой притягательности, ее мифа. Доходного мифа. Вы думаете, что туристы едут сюда толпой лишь оттого, что Копилка такая прекрасная? Верно, именно поэтому. Но еще и потому, что у нашего здания репутация трамплина в вечность. Людей притягивает все трагическое. Замки с привидениями. Пьесы Шекспира. Трамплин в вечность…

– Вы хоть сами понимаете, что несете? – спросил Кит брезгливо.

– А вы понимаете, что поднимаете шум из-за какой-то чепухи?

– Если это такая чепуха, как вы меня уверяете последние годы, – процедил Кит, – объясните мне, почему не факт, но масштабы происходящего столь тщательно скрываются от широкой публики. Почему отчеты по самоубийствам входят в число сверхсекретных документов, доступ к которым имеют исключительно руководители высшего звена Корпорации – после того, как дадут расписку о неразглашении. Такую же расписку вы берете с каждого сотрудника службы безопасности Делового Центра. В большинстве случаев о самоубийствах не рапортуется в соответствующие инстанции, хотя согласно тому же Уставу…

Мерфи уставился на Кита выцветшими голубыми глазами, которые видели воочию еще несчастного и безумного Мэттью Ланкастера.

– Что вы от меня хотите.

– Уже ничего, мистер Мерфи. Мне казалось, что мы полюбовно сможем уладить этот чепуховый вопрос между нами двумя. Увы. Я ошибся. К сожалению, я вынужден настаивать на проведении внеочередного собрания совета директоров по означенному вопросу.

Мерфи побагровел и защелкал челюстями, как заправский вампир. Возможно, он и был настоящим вампиром. Вполне подходящее его необычайному долгожительству, изумительному для столь дряхлой развалины цвету лица и полнейшему отсутствию представления о морали и этике.

– Нет, – отрезал Мерфи.

– Да, – ласково пропел Кит, на всякий случай прикрыв горло ладонью.

– Видимо, вам надоело почивать на лаврах, милорд, и вы возжелали в качестве разнообразия подвернуться публичной порке. Что ж, раз вы настаиваете, мы вам это устроим. Мало не покажется, обещаю.

Кит не сомневался, что устроят. При одной мысли, что ему придется лицезреть во внеочередном порядке их бесформенные, безликие физиономии, у него рот наполнялся горечью. Подавляющее большинство этих людей заседали в совете тогда, когда Кит еще не появился на свет, и подавляющее большинство из этого большинства являлись прямыми потомками людей, которые начинали делать бизнес еще с его героическим предком, лордом Джеком. В целом, совет директоров представлял собой нечто вроде громадного каменного монолита, обладающего чудовищной силы инерцией. Тягать его с места в нужном направлении было превосходной жизненной школой, но необычайно выматывающей и утомительной.

– Скоты, – пробормотал Кит, потянулся за портсигаром, но взгляд его упал на развешанные повсюду по галерее грозные бронзовые таблички с надписями, строго-настрого запрещающими курить. Мысленно чертыхаясь, он начал пробираться к выходу, лавируя между подвыпившими гостями.

Десятью минутами ранее Шарлотта Лэнгдон тоже пробиралась к выходу и, кажется, ей удалось покинуть галерею незамеченной. Забрав из гардеробной пальто, она вышла из галереи и направилась в холл, к лифтам.

Шум и блеск перфоманса остались далеко за спиной, извилистый коридор, ведущий в холл, был залит ярким светом, но выглядел почему-то абсолютно необитаемым, бесконечно длинным и невероятно тихим. Она непроизвольно ускорила шаг. Ей припомнились пугающие слухи о том, что ночами в Копилке творятся странные вещи. Будто из ниоткуда появляются двери, ведущие в никуда, слышатся таинственные шорохи и звуки шагов, а камеры наблюдения фиксируют призрачные белые силуэты, тоскливо бродящие по бесчисленным этажам колоссального здания.

Чепуха. Наверняка эти побасенки сочиняются для того, чтобы привлечь в Копилку как можно больше легковерных провинциальных туристов, а потом Большой Босс, сидя в своем уютном кабинете, зловеще ухмыляясь, подсчитывает барыши.

Она подумала о лорде Ланкастере и слегка вздрогнула. Должно быть, он одним своим присутствием мог обращать людей в соляные столпы. Какой у него тяжелый взгляд. Пока она там стояла со своим подносом, как дурочка, и что-то мямлила, он буквально искромсал ее этим своим взглядом, как хирург скальпелем, содрал живьем кожу и полюбовался кровоточащими внутренностями. Она надеялась, что больше никогда его не увидит.

– Ну, конечно, я больше никогда его не увижу… что за глупости. Это просто какое-то дурацкое совпадение… – пробормотала она под нос.

По коридору гулял сквозняк, и Шарлотта передернулась, поплотней запахивая пальто. Выйдя в холл, она подошла к лифтам и нажала кнопку вызова, когда по нервам ей ударил звук, громкий и отрывистый, словно взрыв петарды. Она повернулась и увидела, что одно из огромных окон распахнуто настежь, и ледяной ветер с улицы врывается внутрь, хлопая рамой, как детской хлопушкой.

Она подошла, ухватилась за раму рукой в перчатке, но вдруг передумала, швырнула сумочку в одно из мягких кожаных кресел, поставила локти на широкий мраморный подоконник и с наслаждением вдохнула свежий вечерний воздух, чувствуя, как ветер приятно остужает разгоряченное лицо.

А потом посмотрела вниз, и дыхание у нее перехватило. Внизу открылась бездна, черная, фиолетовая, алая и золотая, как пасть зверя, и ни конца, ни края не было этой бездне.

– До чего красиво, – прошептала она завороженно.

От высоты и воздуха закружилась голова, будто она выпила шампанского. Как странно и удивительно – почему она не подумала об этом прежде? Ведь все было так просто, так легко, так изумительно красиво…

Шарлотта сбросила пальто, стянула шарф и перчатки и сложила в кресло рядом с сумочкой. Затем подумала еще короткую секунду, сняла золотые часики, которые подлец Лэнгдон подарил ей на минувшее Рождество, и затолкала в сумочку.

А потом забралась на подоконник.

Такой Кит ее и увидел. Ее стройный силуэт отчетливо вырисовывался на фоне темного ночного неба, а январский ветер, яростно подвывая, трепал ее каштановые кудри.

Незажженная сигарета вывалилась у Кита из уголка рта. Он прикрыл глаза и открыл снова, втайне надеясь, что это галлюцинация, вызванная, очевидно, переутомлением, вроде утреннего фортеля, который выкинули его золотые рыбки, но – увы. Он потер глаза, надавив кончиками пальцев на глазные яблоки, но она никуда не исчезла. Она стояла на подоконнике и собиралась прыгнуть вниз… и что-то навело его на мысли, что она всерьез.

В подобных случаях полагается вступать с самоубийцей в длительный душещипательный диалог, убеждая отказаться от своей вздорной затеи и расписывая преимущества бытия перед небытием, но Кит никогда не был силен в этих психологических штуковинах и уж точно не блистал красноречием. Да и счет времени шел на секунды. Она, фактически, уже падала.

Не рассуждая, он рванулся вперед, схватил девицу и понял, что, возможно, совершил роковую ошибку. Ошеломленная внезапным нападением, она истошно закричала и принялась столь отчаянно и дико вырываться, будто он не спасти ее пытался, а погубить. Влажный от подтаявшего снега мраморный подоконник был невероятно скользким, а чудовищная истерика придала миссис Лэнгдон нечеловеческий прилив сил.

– От… пустите!

На мгновение Кит был весьма близок к тому, чтобы исполнить ее просьбу. Он не сомневался, что она все же прыгнет и утащит его за собой, обрекая на страшную, нелепую и… чрезвычайно ироническую смерть. Совет директоров Корпорации будет биться в экстазе. У них наверняка случится множественный оргазм.

– Ну уж нет, – прошипел Кит сквозь зубы и ударил истеричную девицу по уху. Она выдохнула и обмякла, после чего он сумел оттащить ее от настежь распахнутого окна. Дьявол! Кажется, в запале он не рассчитал удара и отправил эту психопатку в нокаут. Теперь она и впрямь могла подать против него судебный иск. Что за наказание! Стискивая зубы, Кит свирепо тряханул ее. Миссис Лэнгдон открыла глаза. С губ ее сорвался маленький вопль.

– Что? Вы? Это опять вы? Вы что, ненормальный? Почему вы меня преследуете?

– Я? Преследую вас? Очнитесь, наконец! Я думал, вы давно ушли домой! Дайте угадаю. Вы решили срезать путь и выбраться через окно.

Миссис Лэнгдон опять рванулась, но Кит держал свою добычу крепко, будто в тисках.

– Это не ваше дело…

– Ошибаетесь. Все, что происходит в этом здании – мое дело, личное, персональное. Вам, наверное, все равно, пустоголовая вы дрянь, а я ненавижу беспорядок, ненавижу, просто ненавижу! И прекратите орать, не то я вас опять ударю.

Она притихла, поняв, что он не шутит. Холл начал очень быстро заполняться людьми. Сперва материализовались его телохранители, следом – двое охранников этажа и, наконец, поскольку все-таки сработал детектор-оповещатель, и сигнал о внештатной ситуации поступил на центральный пульт управления, прибыли сотрудники специальной оперативной службы Делового Центра.

– Милорд, это учения? – неосмотрительно поинтересовался один из них, в серой униформе, с реанимационным чемоданчиком в руках.

– Нет, не учения, – рявкнул Кит, – будь это учения, вы бы их завалили напрочь, идиоты!