Клятвенник Империи: Присяга из Пепла

– Мы, представители высоких Домов, народ милосердный, – Каспар приторно улыбнулся. – Всегда даём шанс исправиться. Искупить, так сказать… вину. Потому мы и здесь, Сиверов. Пришли облачить на тебя «шутовской устав». Старая добрая традиция, помогающая влиться в коллектив. Осознать свою… так сказать, новую роль.

Один из громил достал из-за пояса небольшой, но плотный свиток, перевязанный пёстрой, кричаще-яркой лентой. Тот испускал неприятное, едва уловимое вибрационное поле – ощущение лёгкого, тошнотворного зуда в самой глубине черепа.

Илья отшатнулся. Инстинктивно. Он не знал, что такое «шутовской устав», однако нутро кричало об опасности. Эта вещь точно была неправильной. Она искривила воздух вокруг себя.

– Придержите его, – кивнул Каспар.

Громилы схватили Илью за руки, легко и профессионально прижав к стене. Хват стальной, тренированный. От обоих несло потом и дешёвым вином. Каспар развернул свиток. Текст на бумаге был написан мерцающим, переливающимся всеми цветами радуги, веществом и пульсировал. Буквы складывались в унизительные, похабные фразы.

– Дающий сию клятву, – начал читать нараспев Каспар, – обязуется именоваться не иначе как «Князь-Вонючка». Целовать сапоги каждому встречному из Дома Клинка и по первому требованию исполнять танец шута…

Илья не слушал слова. Он видел магию. Видел, как мерзкий, ядовитый текст словно начинает оживать. От пергамента в его сторону потянулись багровые щупальца, чтобы въесться, вплестись в его сущность. Это было насилие. Грязное, похабное, ломающее волю. Хуже, чем удар ножом в подворотне.

Ледяная, острая паника взорвала виски. Вместе с ней проснулась знакомая, ненавистная ярость. Чувство загнанного в угол зверя, у которого отнимают последнее. Он не думал. Не мог думать. Начал действовать.

Дар, эта дикая, неконтролируемая сила, рванулась изнутри, отвечая на угрозу. Мир сузился до тонких, сияющих нитей. Илья смотрел на структуру и видел, как уродливые, пёстрые нити «шутовского устава» готовятся опутать его. И снова первым импульсом было – рвануть. Разорвать. Сжечь дотла. Но он хорошо помнил пепел на коленях ростовщика. Помнил цену. Помнил испуганное лицо сестры.

Тогда Илья сделал иное.

Вместо того чтобы рвать… оттолкнул. Всей мощью своего отчаяния. Собрав клокочущую ярость, он создал вокруг себя тонкий, крошечный барьер. Абсолютное, тотальное ОТРИЦАНИЕ.

Мысленно на уровне инстинктов, проскрипев всего одно слово. Приказ, обращённый к реальности:

«НЕТ»!

Это было не очень красиво и тем более, не технично. Крик души, облечённый в магию. Но эффект оказался впечатляющим.

В комнате резко и абсолютно стихли все звуки. Погас даже свет. Самый обычный, идущий от светящихся шаров под потолком коридора. Воцарилась тьма. Свиток в руках Каспара вспыхнул ослепительно-белым светом, и буквы с тихим шелестом рассыпались в мелкий, цветной пепел, щедро украсив камзол обидчика.

Громилы, державшие Илью, с глухим стоном отпустили пленника. Оба схватились за головы, словно от внезапного приступа головной боли. Каспар отпрянул не менее резко, смачно ударившись спиной о дверной косяк. Ухмылка сползла с лица аристократа, сменившись шоком, перетёкшим в чистейшую, неподдельную ярость.

– Ты… ты чёртов… – он не находил слов.

Илья едва стоял на ногах, крепко прислонившись к стене, и тяжело дышал. Мир перед глазами поплыл. Он чувствовал себя вывернутым наизнанку. Горло не просто болело – оно онемело. Парень в данный момент не мог издать звука. Ни единого. Сиверов с ужасом осознал, что не может вспомнить… цвета глаз младшей сестры. Они были… они были… а какие? Безликий вакуум на месте воспоминания.

Расплата!

Каспар выпрямился. Ярость на лице сменилась ледяным, убийственным холодом. Он демонстративно стряхнул с рукавов пепел от свитка.

– Ты дорого заплатишь за это, грязнокровка, – тихо произнёс он, и в окружающей тишине эти слова прозвучали громче любого крика. – Ты не понимаешь, с кем связался. Ты не просто псина на приёме у императора. Ты псина, которая вдобавок гадит на ковёр. За такое не бьют по морде. За это режут горло.

Он развернулся и вышел. Громилы, всё ещё бледные и неуверенные, последовали за ним, захлопнув дверь.

Илья снова остался один. Он медленно сполз по стене, обхватив голову руками. Тело трясло мелкой, неконтролируемой дрожью. Он проиграл. Снова позволил ярости взять верх. Илья показал свою силу и сделал себя мишенью.

Сиверов долго сидел на полу, не зная, сколько времени прошло – минуты или часы. Дверь, скрипнув, снова открылась. На пороге стоял тот самый костлявый преподаватель с лицом хронического недовольства. Магистр Кузьма, что принимал первый экзамен. Мужчина держал в руке светящийся шар, который отбрасывал жёсткие тени на измождённое лицо.

– Ну что, сорок седьмой, – произнёс он без всякого предисловия. – Развлекаешься? Надо же… «Нулевая Клятва». На примитивнейшем, дикарском уровне, но всё же. Как интересно! И чертовски глупо с твоей стороны.

Илья, не понимающий, что имеет в виду магистр, хотел оправдаться. Но из горла вырвался лишь беззвучный, хриплый выдох.

– Молчи уж, – отрезал магистр. – Твои связки сейчас словно дырявое решето. Ты выплеснул всё, что было в тебе, единым махом. Поступок клинического идиота. Ради чего? Чтобы не целовать сапоги какому-то выскочке из Клинков?

Магистр вошёл в комнату и грузно опустился на табурет.

– Они, в общем-то, правы, – продолжил он, бесстрастно глядя на Илью. – Твоя магия – ересь чистой воды. Грубая, неотёсанная и опасная. Как кухонный нож в руках у ребёнка. Сегодня ты обнулил шутовской устав, а завтра, глядишь, случайно снимешь печать с демона, потому что его клятва тебе не понравилась.

Кузьма ненадолго замолк, изучая дрожащего юношу.

– Однако, – магистр тяжело вздохнул. – Ты смог это сделать. Без обучения. Без подготовки. На одних лишь инстинктах. Это… как минимум интересно. Коллегия всегда жаждет новых инструментов. Даже таких… топорных.

Магистр пошарил в складках мантии и вытащил маленький, тёмный флакон, заткнутый восковой пробкой.

– Держи, – он бросил флакон Илье. – Настой Дома Певчих. Три капли под язык. Не больше. Голос быстрей восстановится, да и снимет острую боль. Будешь хоть как-то крякать завтра на лекциях.

Илья поймал флакон дрожащими пальцами. Он недоумённо пялился на магистра. С чего подобная благосклонность?

– Это не доброта. – буркнул Кузьма, словно читая мысли. – Инвестиция. Мне поручили вести твою группу по основам логомантии. Не хотелось бы слушать твоё хриплое блеяние. Так что лечись. А потом… – он пристально посмотрел на Илью. В глазах мага мелькнул тот самый хищнический интерес, что был на экзамене. – Потом я покажу тебе, что такое магия слова на самом деле. И посмотрю, сломаешься ты на первом же занятии… или нет.

Магистр поднялся и вышел, оставив Илью наедине с темнотой, тишиной и маленьким флакончиком надежды в руке.

Три капли. Горькие, обжигающие, словно растопленный металл. Илья сглотнул судорожно и почувствовал, как по горлу разливается ледяная волна, смывая острую боль. Онемение отступило, сменившись странным, щекочущим холодком. Он попробовал издать звук.

– А-а-а…

Это был не его голос. Больше похоже на лязг заржавевших механизмов. Но, это уже были не беззвучные муки. Это был инструмент. Убогий, изувеченный, но инструмент.

***

Утро началось с того, что Илью разбудили оригинальным способом. Сбросили на пол, словно мешок картошки. Магистр Кузьма, не дав опомниться, грубо взял его за плечо, поднял и вытолкнул из комнаты, даже не дав умыться.

– Дрыхнуть он, видите ли, изволит! Шагай быстрее, сорок седьмой. Твоё первое индивидуальное занятие начинается. Пока остальные слушают скучную лекцию о классификации печатей, ты получишь… персональный вводный урок.

Он повёл Илью не вверх, по парадным лестницам, а вниз, в подвалы Коллегии. Воздух вокруг быстро менялся. Исчез запах воска, древесины и ладана. Их сменила тяжёлая, влажная прохлада, пахнущая старым камнем, пылью и чем-то едва уловимым, горьковатым, словно окислённая медь.

Лестница была крутой и узкой, а ступени стёрты до вогнутости. Редкие светильники на стенах едва освещали путь. Кузьма шёл быстро не оглядываясь. Серая мантия магистра мелькала в полумраке как призрак.

– Запомни, сорок седьмой, – голос преподавателя гулко отдавался от сырых стен, – то, чем ты владеешь, не совсем магия. Больше порча. Ты не создаёшь, не укрепляешь, не изменяешь. Ты рвёшь. Как дикарь, который видит тугую, сложную петлю и решает не развязывать, а разрубить топором. Последствия в нашем деле могут быть… непредсказуемыми.

Они спустились ещё глубже. Илья начал чувствовать знакомое давление на подсознание. Но, в этот раз это не был гул работающего механизма, что-то иное. Глухое и настойчивое. Словно огромное и древнее существо скребётся под полом, пытаясь выбраться. В нос проник запах тысячи старых книг или свитков.

– Мы идём в архивы? – проскрипел Илья, с трудом выговаривая слова. Холодный настой позволял говорить, но звуки давались с усилием.

– Верно, – подтвердил Кузьма не оборачиваясь. – Но не в те, что показывают любопытным аристократишкам. Мы идём в подвалы архива. Туда, где хранятся… отбракованные клятвы. Несостоявшиеся договоры. Ошибочные редакции. И кое-что ещё.

Магистр остановился перед массивной, окованной чёрным металлом дверью. На полотне не было ни замка, ни ручки. Только гладкая, отполированная до зеркального блеска пластина из тёмного камня.

Кузьма приложил к пластине ладонь и произнёс что-то. Очень тихо, почти шёпотом. Камень под рукой на мгновение вспыхнул тусклым, зелёным светом, и дверь бесшумно отъехала в сторону, открывая проход.

За дверью располагалось помещение, больше похожее на логово алхимика или лазарет, но только для книг. Полки от пола до потолка были заставлены не аккуратными свитками, а грудой смятых, обугленных, разорванных пергаментов. Некоторые были залиты странным, застывшим веществом, другие стянуты железными обручами, словно буйные звери. В густом, тяжёлом воздухе висела пыль, кружащаяся в лучах единственного светильника. Масляной лампы с зелёным стеклом, стоявшей на заваленном бумагами, массивном столе.

За этим столом, склонившись над древним, рассыпающимся фолиантом, сидел человек. Костлявый старикан, которого Илья заметил в день экзаменов.

– Привёл своего дикаря, Кузьма? – произнёс старик, не поднимая головы. Голос звучал сухо, похрустывающее. – Надеюсь, он у тебя хоть помылся? Больно уж воняет страхом и потом. Мешает концентрации.

– Помылся бы сам, старый крот, – огрызнулся Кузьма, протискиваясь между стеллажами. – От тебя несёт вековой пылью и забвением. Знакомься. Илья Сиверов. Сорок седьмой. Тот, кто умеет рвать. А это магистр Хрисанф, наш архивариус.

Хрисанф, наконец, поднял голову. Лицо старика было испещрено морщинами, но глаза, маленькие и невероятно живые, блестели из-под густых седых бровей с явной хитринкой. Старик снял очки в толстой оправе и протёр их краем мантии.

– Рва-а-ать? – повторил он, растягивая слово. – Примитивно, грубо и неэффективно. Как долбить скалу головой вместо того, чтобы найти в пласте трещину. Покажи-ка свои руки, мальчик.

Илья, опасаясь, протянул руки. Хрисанф схватил его запястья цепкими, костлявыми пальцами. Прикосновение было холодным и сухим.

– Вижу, – пробормотал он, всматриваясь в ладони, словно гадалка. – Вижу следы. Да ты не просто рвёшь, а… чувствуешь разрыв. Видишь его. Для такого, как ты клятвы – не священный текст. Ткань. И ты в этой ткани видишь дыры. Любопытно. Очень любопытно.

Магистр отпустил руки Сиверова и откинулся на спинку стула.

– Кузьма говорит, ты воспользовался «Нулевой Клятвой»? На примитивнейшем уровне, но воспользовался. Знаешь, что она означает?

Илья молча покачал головой.

– Крик, – сказал Хрисанф. – Детский, истеричный, но очень громкий крик в самое ухо вселенной. Ты завопил: «НЕТ». И на миг, на крошечную долю секунды, реальность вокруг согласилась, отменяя правила. Однако подобная грубость… имеет последствия. Она будит спящих и привлекает голодных.

Старик поднял лампу и поднёс к стене. На камне отчётливо виднелись глубокие, словно от когтей, царапины.

– Коллегия будет учить тебя, что магия слова – инструмент для порядка. Сила, что скрепляет мир, предотвращая хаос. Это ложь! – Хрисанф сплюнул в угол. – Магия слова – это самый мощный инструмент хаоса из всех существующих. Любое слово – это искажение тишины. Любая клятва – насилие над свободой воли. А любое насилие… рождает отпор.

Он вернул лампу на стол и пристально посмотрел на Илью.

– Ты, мальчик, по сути, не маг. Ты симптом. Следствие болезни всей нашей Империи. Ты появился на свет, потому что вся ткань реальности в дырах. А ты эти дыры способен увидеть. Ты словно щуп для болевых точек. А если не научишься лечить больные места, а будешь в них тыкать… тебя сожрут. И быстро.

– Кто? – хрипло выдохнул Илья. – Кто сожрёт?

Тень от лампы на стене вдруг дрогнула. Она выглядела нечёткой, размытой, но на мгновение очертания стали неестественно резкими, сложившись во что-то отдалённо напоминающее многоножку или паучью лапку. И тут же расплылись обратно.

Хрисанф не ответил. Он смотрел на тень с максимально серьёзным лицом.

– Всему своё время. Для начала тебе нужно познать азы. Не те дурацкие догмы, что изучают сверху. А настоящие. Первоосновы. То, что было до всех этих Домов, Хартий и Уставов. То, что Архиграммат Варфоломей попытался забыть, когда создавал нашу Империю.

Старик потянулся к полке и снял небольшой, потрёпанный свиток, покрытый странными, угловатыми письменами. Илья таких никогда прежде не видел.

– Слушай, мальчик, и запоминай. Забудь всё, что ты думал о магии слова. Есть только Три Столпа. Три закона, на которых всё держится. И если хоть один даёт трещину – мир разрушится.

Хрисанф развернул свиток. Древние буквы на бумаге засветились тусклым, пепельным светом.

– Первый: Добровольность. Клятва, данная под принуждением, не клятва – узда. Она не связывает, а уродует. Она слаба и ненадёжна, ибо в её основе лежит страх, а не воля. Страх же всегда ищет лазейку.

– Второй: Ясность. Слово должно быть точным, как лезвие. Двусмысленность – раковая опухоль в теле клятвы. Она плодит толкования, а толкования плодят споры. А из споров рождается…

Старик запнулся и снова демонстративно посмотрел на стену.

– Третий: Эквивалентность. Всякая клятва есть обмен. Ты что-то получаешь и что-то отдаёшь. Долг должен быть оплачен. Нарушение баланса… привлекает внимания тех, кто долгами питается.

Илья, затаив дыхание, слушал. Эти слова… они были простыми, и в то же время – глубинными. Они попадали прямо в душу, резонируя с тем, что он всегда чувствовал, но не мог выразить. Это было не в правилах Коллегии. Это было… правдой.

– А эта… «Нулевая Клятва»… – проскрипел он. – Всё разрушает?

– Не так всё примитивно, мальчик. Она, можно сказать, молоток, – покачал головой Хрисанф. – Который бьёт по всем трём столпам сразу. Насилие над волей – первый столп. Она абсолютно неясна в своих пределах – второй. Её цена… всегда ужасна и непредсказуема – третий. Ты, например, заплатил голосом и частью памяти. Кто-то другой может заплатить разумом или жизнью. А может… призвать того, кто сам соберёт долг с окружающих.

Внезапно дверь в подвал приоткрылась. В проёме возник знакомый облик в серо-голубом платье. Строгая, идеально прямая осанка, светлые волосы, убранные в тугой узел. Снова та самая девушка. Холодный, ясный взгляд скользнул по Хрисанфу, Кузьме и остановился на Сиверове. В глазах гостьи не было ни удивления, ни презрения. Лишь холодная, аналитическая оценка.

– Магистр Кузьма, – голос прозвучал ровно, без единой эмоции. – Вас разыскивают. Декан желает видеть вас по поводу инцидента с повреждением имущества… и нарушения тишины.

Кузьма скривился, словно съел что-то кислое.

– Инцидент, – буркнул он. – Ладно. Сорок седьмой, останешься с архивариусом. Старик, проследи, чтобы он не сжёг здесь всё дотла.

Магистр вышел, не глядя на девушку, кторая уходить не спешила. Она замерла на пороге, а взгляд по-прежнему был прикован к Илье.

– «Нулевая Клятва», – произнесла она тихо. – Примитивная, но эффективная. Хотя и варварская. Вы понимаете, что ваши действия привлекли внимание не только магистров?

Илья молчал, чувствуя, как под взглядом становится не по себе. Она смотрела на него не как на человека, а как на интересный, но опасный предмет.

– Дом Клинка уже подал прошение о вашем отчислении, – продолжила она. – Они называют ваш дар «неконтролируемой ересью». Дом Тени, напротив, проявил… интерес. Я советую быть осторожнее. И тщательно выбрать, чью сторону примите. До того, как эта сторона сама выберет вас.

С этими словами девушка развернулась и исчезла так же бесшумно, как появилась.

Илья остался наедине с Хрисанфом. Старик натянуто ухмыльнулся.

– М-да… Госпожа Щитогорская в своём классическом репертуаре. Ну что, мальчик? Понравилось первое занятие? Добро пожаловать в реальную Коллегию. Место, где за каждым углом не враги или друзья, а игроки. А ты – лишь пешка на их шахматной доске. Пока что.

Он сунул Илье в руки тот самый древний свиток.

– Держи. Поучи эти три правила наизусть. Только учи не слова́, а смысл. Когда поймёшь – возвращайся. А теперь проваливай. У меня работа.

Илья вышел из подвала, держа в руках свиток. Его голос ещё хрипел, а в голове зияла пустота на месте воспоминаний. Но, теперь там было и что-то ещё. Понимание. Да, он оказался не магом. Он был лишь симптомом. Щупом, способным вскрывать юридические гнойники всей Империи.