
Изолиум. Невозвращенцы
Маша подняла белые глаза к потолку, затем к стенам.
– Смотрят, – прошептала девочка. – Но не камерами. По-другому.
Денис и Даша переглянулись. Привыкли доверять чувствам девочки.
– Что имеешь в виду?
Маша прикрыла глаза, прислушиваясь.
– Здесь внизу есть что-то большое. Глубоко под городом. Огромный кристалл. Пульсирует. От кристалла идут нити ко всему – к лампам, дверям, экранам. Ко всем машинам.
– Источник энергии? – предположил Денис. – Генератор?
– Живой, – вдруг выпалила Маша, широко раскрыв глаза. – Чувствует всё.
В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь мягким гудением системы вентиляции. Денис пытался осмыслить услышанное. Живой кристалл? Звучало невероятно, почти мистически. Но ведь и белые глаза Маши, и её способности казались невозможными, пока он не увидел это своими глазами.
– Что значит «живой»? – осторожно спросила Даша. – Разумный?
Маша задумалась, морща лоб, пыталась объяснить нечто, для чего не находила подходящих слов.
– Знает, – наконец сказала девочка. – Как большой глаз, который видит всё в городе. Но не думает, как мы. Просто есть.
Девочка повернулась к Даше, и по детскому лицу пробежала тень.
– Ну как тебе первый день в школе? – спросила Даша, пытаясь улыбнуться.
Маша обняла колени, сгорбившись, стараясь стать меньше. Белые глаза потускнели, утратив обычный блеск.
– Там страшно, – прошептала Маша.
– Расскажи, что там было, – попросил Денис, подсаживаясь ближе.
– Там много детей, все в одинаковой форме – голубой с белым. У всех одинаковые причёски. И все так странно улыбаются, – девочка поёжилась. – Первым делом нас построили и заставили читать клятву верности.
– Клятву? – переспросил Денис.
– Да. «Клянусь быть верной Изолиуму, Головину и Осону. Клянусь стремиться к свету и избегать тьмы. Клянусь отвергать ложь поверхностного мира и нести правду Изолиума». Все повторяли вместе, очень громко.
Маша замолчала, глядя в пространство перед собой.
– А потом начались уроки, – продолжила после паузы. – Первый назывался «История спасения». Нам рассказывали, что мир наверху погиб из-за злых людей. Что все там были плохими, грязными, ленивыми. Что отвергли свет и выбрали тьму. А Головин был единственным, кто предвидел катастрофу и построил ковчег для спасения достойных.
Денис переглянулся с Дашей. В глазах читалась та же смесь отвращения и тревоги, что охватила парня самого.
– Учителя очень странные, – добавила Маша. – Всё время улыбаются, но глаза… глаза как стекло. И раздают специальные карточки тем, кто правильно отвечает на вопросы. Голубые карточки с печатью Осона. Говорят, что можно обменять на призы. А если кто-то задаёт «неправильные вопросы» или не соглашается, отводят в специальную комнату.
– Какие вопросы считаются неправильными? – спросил Денис, хотя догадывался об ответе.
– «Почему мы не можем подняться наверх?», «Как именно произошёл блэкаут?», «Знал ли Головин о катастрофе?» – перечислила Маша. – Один мальчик спросил, правда ли, что наверху ещё живут люди. Учительница сразу подошла и что-то шепнула на ухо. Потом пришли двое в серой форме и увели. Мальчик больше не возвращался.
Даша положила руку на плечо Маши, защищая от невидимой угрозы.
– Нам говорят, что поверхностный мир погиб из-за того, что люди были плохими, – продолжила девочка. – Что только в Изолиуме можно быть счастливой. Что только Головин спас достойных.
– Промывка мозгов, – выдохнул Денис, сжимая кулаки. – Самая настоящая. Контроль через страх и изоляцию. Сначала убедить, что внешний мир враждебен, потом представить себя единственным спасителем. Дальше – требовать абсолютной лояльности в обмен на безопасность.
– А что было после уроков? – спросила Даша.
– Нас построили на площади, – ответила Маша. – Там уже были другие классы. Мы пели гимн Изолиума и слушали обращение Головина через большие экраны. Правитель говорил, что скоро придёт день, когда свет вернётся в верхний мир, но только для тех, кто был верен Осону. Все хлопали и кричали «Слава Головину». А потом нас отвели в столовую. Еда там странная… ненастоящая. Как пластик, но съедобная. Не как… здесь.
Денис задумчиво потёр подбородок. Происходящее в Изолиуме стало даже хуже, чем предполагал. Не просто подземное убежище для избранных, а целая система контроля, промывания мозгов, создания нового общества с изменёнными ценностями и перепрограммированной историей.
Юноша достал из внутреннего кармана небольшой блокнот и карандаш – старомодные, не электронные, что делало записи совершенно неуязвимыми для систем слежения Изолиума. На чистой странице Денис начал набрасывать схему города, основываясь на собственных наблюдениях и том, что успел увидеть на экранах в административном центре.
– Здесь жилые кварталы, – тихо комментировал, рисуя концентрические круги. – Здесь технический уровень. А вот здесь, под куполом, должен быть центр управления и резиденция Головина. Если Маша права насчёт кристалла, источник должен находиться глубоко под центральным куполом. Логично разместить источник энергии в самом защищённом месте.
– А это что? – Даша указала на ряд отметок по периметру схемы.
– Возможные точки доступа в закрытые зоны, – ответил Денис. – Входы, выходы, вентиляционные шахты. Заметил, когда нас вели к Головину. Скрыты от обычных граждан, но я успел увидеть охрану и сканеры.
Маша вдруг наклонилась над схемой и указала пальцем на центр:
– Здесь, – сказала Маша уверенно. – Глубже, чем вы думаете. И от кристалла идут… корни. Как у дерева, только светящиеся. Питают весь город.
Денис добавил пометку там, где указала девочка. Рисунок постепенно превращался в стратегическую карту, хотя и схематичную. Но даже такого наброска хватило бы, чтобы их признали предателями и саботажниками, если бы карта попала в руки службы безопасности.
– Что будем делать дальше? – спросила Даша, когда Денис закончил рисовать.
– Сначала надо собрать больше информации, – ответил парень. – Головин назначил меня помощником. Это даёт доступ в административный корпус. Нужно выяснить, как работает система управления Изолиумом, кто принимает решения помимо Головина. И главное – найти точку уязвимости.
Даша задумчиво кивнула:
– Я постараюсь больше узнать о социальной структуре. Люди здесь разные. Видела, как некоторые смотрели на нас на площади? Не все верят пропаганде Головина. Возможно, удастся найти союзников.
– А что делать с Машей? – Денис перевёл взгляд на девочку. – Нельзя снова отпускать её в эту… школу. Попытаются превратить в такую же марионетку, как остальные дети.
– У нас нет выбора, – с горечью ответила Даша. – Если перестанет ходить, это вызовет подозрения. Мы должны сохранять видимость сотрудничества, пока не найдём способ действовать.
Маша, слушавшая разговор, неожиданно взяла за руки и Дениса, и Дашу.
– Я буду притворяться, – сказала девочка с неожиданной твёрдостью. – Буду делать, как хотят. Но внутри – нет. Внутри буду знать правду.
Денис с удивлением посмотрел на маленькую девочку с белыми глазами. В этот момент Маша казалась старше лет, испытания последних месяцев и особый дар заставили повзрослеть раньше времени.
– Мы должны быть терпеливы, – предупредила Даша, сжимая ладонь Маши. – Один неверный шаг, и потеряем всё. Головин слишком могуществен здесь, слишком контролирует ситуацию. Нам нужно время, чтобы найти слабые места.
Денис кивнул, осторожно складывая карту и пряча блокнот обратно во внутренний карман. На мгновение повисла тишина, наполненная лишь мягким гудением системы вентиляции и едва слышным шумом искусственного города за пределами апартаментов.
За окном-экраном горный закат сменился звёздной ночью. Проекторы создавали идеально чистое небо, усыпанное звёздами – такое, которое давно не видели на поверхности Земли. Красивая иллюзия, созданная технологиями Изолиума. Как и всё в этом подземном мире – благополучие, безопасность, процветание – всего лишь тщательно сконструированная ложь.
Командный центр Головина находился в глубине Изолиума, куда не проникало даже имитированное солнце. Просторный зал врезался в память холодной стерильностью: идеально прямые линии, потолок во всю высоту и массивный круглый стол из чёрного стекла с встроенными сенсорными панелями. По периметру – экранные проекции схем города и мерцающие индикаторы жизнеобеспечения.
Совет собирался неспешно. Чиновники в серых униформах с голубыми шевронами занимали места по старшинству, обмениваясь холодными поклонами. Все прошли отбор по профессионализму и безупречной лояльности, никого не допуская к тайне блэкаута, хотя каждый догадывался, что правда скрыта под километрами бетона.
Денис вошёл одним из последних – он теперь первый помощник Головина и мог сидеть за этим столом, вызывая тревогу у старожилов. Заняв место справа от кресла председателя, молодой человек почувствовал на себе скрытое недовольство.
В назначенный час появился и сам Головин в тёмно-синем костюме с едва заметным металлическим отливом. Лидер приказал начать с отчёта: систему подачи воды ждёт замена фильтров, в энергетике – профицит, синтезаторы пищи работают на пределе, но жалобы не утихают. Чиновники докладывали формально, а Головин кивал, словно и без докладов всё знал.
Денис понял: Совет – лишь декорация, а все решения принимает один человек. Во время обсуждения безопасности дверь открылась, и в зал вошёл Нефёндр – верховный жрец в белоснежном одеянии с голубой вышивкой. Лицо, иссушенное временем, и фанатичный блеск в глазах заставили присутствующих замереть.
– Прошу прощения за опоздание, – голос Нефёндра звучал неожиданно мягко, почти ласкающе. – Утренняя служба в Храме затянулась. Верующие требовали благословения.
Головин кивнул, указав на свободное место за столом:
– Мы как раз обсуждали распределение энергии на следующий месяц. Храм Осона получит дополнительный лимит, как вы и просили. Строительство купола требует ресурсов.
Нефёндр благодарно склонил голову, но глаза оставались холодными. Устроившись в кресле, жрец не стал включать экран перед собой, демонстрируя пренебрежение к техническим аспектам управления.
Обсуждение продолжилось. Когда все отчёты были заслушаны и решения по ресурсам приняты, Головин перешёл к последнему пункту повестки:
– Теперь о новых гражданах Изолиума. Научная экспедиция успешно интегрирована в наше общество. Каждому назначена должность в соответствии с компетенциями. Есть ли вопросы по этому поводу?
Нефёндр подался вперёд, и взгляд остановился на Денисе – долгий, изучающий, пронзающий насквозь.
– Есть один вопрос, – произнёс жрец, растягивая слова. – Касательно двух женщин из этой группы. Оксаны Ветровой и Лизы Соболевой.
Денис напрягся, но сохранил внешнее спокойствие. Знал, что рано или поздно этот момент настанет.
– Что именно вас интересует? – спросил Головин, слегка приподняв бровь.
– Эти женщины уже были посвящены в невесты Осона, – Нефёндр говорил тихо, но каждое слово отчётливо слышалось в полной тишине зала. – Ещё в Яхроме, в храме Света. Прошли ритуал инициации. Носят метки.
Головин перевёл взгляд на Дениса:
– Это правда?
Денис медленно кивнул, тщательно подбирая слова:
– Да, были захвачены культистами в Яхроме. Насильно удерживались там. Мы освободили женщин перед самым ритуалом жертвоприношения. То, что Нефёндр называет «посвящением», было на самом деле подготовкой к убийству.
Нефёндр вскинул руку в протестующем жесте:
– Ложь! Осон не требует смерти. Требует преданности. Брак с Богом – высшая честь. Невесты избраны самим светом, отмечены благословением. – Жрец повернулся к Головину. – Прошу передать женщин под опеку Храма. Место невест – в служении Осону. Это предназначение, от которого были насильственно отлучены.
Денис почувствовал, как внутри поднимается волна гнева. Уже видел, во что превратились «невесты» в храме Яхромы – запуганные, с пустыми глазами, накачанные наркотиками, готовые на всё, что прикажет жрец. И сейчас Нефёндр пытался вернуть власть над Оксаной и Лизой.
– Председатель, – Денис обратился напрямую к Головину, игнорируя Нефёндра, – женщины – незаменимые специалисты. Лиза Соболева, до блэкаута – ведущий программист в компании «Русская криптография». Разрабатывала защитные протоколы для банковских систем. Знания и навыки имеют критическое значение для безопасности Изолиума.
Денис сделал паузу, отметив, как внимательно слушает Головин, затем продолжил:
– Оксана Ветрова – психолог, специалист по посттравматическим состояниям. Месяцами работала на поверхности после блэкаута, помогая людям справиться с шоком и отчаянием. Психолог знает о реальных условиях наверху больше, чем любой из нас. Опыт бесценен для подготовки будущих экспедиций.
Нефёндр фыркнул:
– Навыки не имеют значения, когда речь идёт о служении божеству. Осон выбрал не за умения, а за чистоту души. Женщины принадлежат божеству.
– Никто никому не принадлежит, – твёрдо возразил Денис, глядя прямо в глаза жрецу. – В Изолиуме каждый человек ценен вкладом в общее дело. Разве не так, председатель Головин?
В зале повисла тягостная тишина. Все взгляды обратились к Головину, который задумчиво постукивал пальцами по столу. Лицо было непроницаемо – ни один мускул не выдавал внутренних размышлений. Денис понимал, что сейчас решалась не только судьба Оксаны и Лизы, но и баланс сил в Изолиуме. Противостояние технократической и религиозной линий, олицетворением которых были парень и Нефёндр.
Овсянкин, сидевший в нескольких местах от Дениса, сохранял каменное выражение лица, но в глазах полковника читалось напряжение. Знал, насколько опасен Нефёндр в фанатичной преданности культу.
Наконец Головин нарушил молчание:
– Работа всегда должна быть на первом месте, – произнёс ровным голосом. – В Изолиуме мы ценим эффективность и профессионализм. Вера важна, но не должна мешать функционированию города.
Правитель повернулся к Нефёндру:
– Церемонии и ритуалы имеют место, но в свободное от работы время. Если женщины захотят посещать Храм, могут делать это добровольно. Но первоочередная обязанность – выполнение должностных функций.
Затем, обратившись к Денису:
– Я согласен с вашей оценкой, Соколов. Технические навыки сейчас важнее. Особенно с учётом приближающегося запуска проекта «Возрождение».
Лицо Нефёндра на мгновение исказилось от гнева, но он быстро вернул себе контроль. Наклонив голову в формальном жесте подчинения, жрец произнёс:
– Как скажете, председатель. Воля ваша священна.
Но в словах звучал скрытый яд, и Денис понимал, что Нефёндр не отступит так легко. Этот человек выживал в подземном мире слишком долго, чтобы сдаваться после первого отказа.
Головин завершил заседание обычными фразами о величии Изолиума и важности совместной работы. Члены Совета поднялись со мест, стараясь не выказывать слишком явного облегчения. Заседания всегда были испытанием нервов – никто не знал, чем обернётся малейшая ошибка или неосторожное слово.
Денис заметил, как Нефёндр быстро покинул зал, не задерживаясь для традиционного обмена любезностями. Овсянкин, перехватив взгляд племянника, едва заметно кивнул и неторопливо направился к выходу.
Полковник следовал за жрецом на расстоянии, не привлекая внимания. Нефёндр шёл быстро, почти бежал, длинные одежды развевались при движении. Миновав несколько коридоров, свернул в технический сектор – зону, редко посещаемую высшим руководством Изолиума. Здесь располагались складские помещения, хранилища запасных частей и расходных материалов.
Овсянкин знал эти места как пять пальцев – служба безопасности контролировала все стратегические запасы города. Молча следовал за жрецом, сохраняя дистанцию, пока тот не вошёл в одно из помещений с надписью «Склад Е-17». Подождав несколько секунд, полковник бесшумно открыл дверь и проскользнул внутрь.
Нефёндр стоял в центре полутёмного помещения, шепча что-то в небольшое устройство связи. Услышав звук закрывающейся двери, резко обернулся, и глаза расширились от неприкрытого страха.
– Полковник? – голос жреца дрогнул. – Что вы здесь де…?
Овсянкин не ответил. Молча преодолел разделявшее пространство и одним движением схватил Нефёндра за горло, прижав к металлическим стеллажам с такой силой, что стеллажи закачались, угрожая обрушиться.
– Слушай меня внимательно, проповедник, – прошипел силовик, и обычно бесстрастное лицо исказилось от ярости. – Я долго терпел эти фокусы. Проповеди. Манипуляции. Но сегодня ты перешёл черту.
Нефёндр захрипел, пытаясь освободиться, но хватка Овсянкина была стальной. Жрец, несмотря на высокий рост, казался хрупким и безвольным в руках военного.
– Я не знаю, какую игру ведёшь, – продолжил Овсянкин, чуть ослабив давление, чтобы жрец мог дышать, – но держись подальше от женщин из экспедиции. От всех, кто прибыл с поверхности. Женщины под моей защитой.
Овсянкин внезапно отпустил Нефёндра, и тот рухнул на пол, хватая ртом воздух. Не давая опомниться, полковник схватил жреца за воротник и рывком поставил на ноги, а затем нанёс короткий, но мощный удар кулаком в нос. Хрустнула кость, брызнула кровь.
– Это чтобы запомнил, – процедил Овсянкин, встряхнув обмякшего Нефёндра. – Прикоснись к женщинам – хоть пальцем, хоть словом, хоть взглядом – и исчезнешь на самом глубоком уровне Изолиума. Там, где даже Осон не найдёт.
Отпустил жреца, и тот снова осел на пол, прижимая руки к окровавленному лицу. Белоснежные одежды пропитались алым, создавая жуткий контраст.
– Не можешь… – прохрипел Нефёндр, глотая кровь. – Головин узнает…
– Головин? – Овсянкин усмехнулся, и в усмешке не было ни капли веселья. – Правда думаешь, что встанет на защиту? Для правителя ты – инструмент, не более. Инструмент, который легко заменить. Не переоценивай значение, проповедник.
Полковник наклонился к самому лицу Нефёндра:
– И ещё. Я знаю, что происходило в храме в Яхроме. Знаю всё. О жертвоприношениях. О пытках. О том, что ты делал с девушками под видом «очищения». Один мой приказ – и сведения окажутся на столе у Головина. Подумай об этом, прежде чем снова откроешь рот на Совете.
Нефёндр, сломленный и напуганный, лишь кивнул, не поднимая взгляда. Кровь капала на пол, создавая тёмную лужицу.
Овсянкин выпрямился, поправил форму и направился к выходу. У самой двери обернулся:
– И не вздумай пожаловаться. Скажешь, что упал. В Изолиуме много лестниц и острых углов. Особенно для тех, кто не смотрит под ноги.
Дверь закрылась за полковником, оставляя Нефёндра одного в полумраке склада. Жрец медленно поднялся на ноги, придерживаясь за стеллаж. Лицо, искажённое болью и страхом, медленно возвращалось к обычному выражению холодной расчётливости. Вытерев кровь рукавом ритуального одеяния, достал из складок одежды небольшой предмет, похожий на амулет – миниатюрную копию Ока Далии, искусно выполненную из неизвестного материала.
– Скоро, – прошептал жрец, глядя на амулет. – Скоро все узнаете истинную силу Осона.
Глава 2
Сирена взвыла так неожиданно, что Фёдор вздрогнул, расплескав чай из тонкой фарфоровой чашки на белую поверхность стола. Звук пронзительно и настойчиво вибрировал в стенах, проникал под кожу, выворачивал внутренности. Свет в коридорах Изолиума мигнул раз, другой, затем переключился на аварийный режим – тусклое красное свечение, от которого лица проходящих людей казались бледными масками, выхваченными из темноты. Спустя несколько секунд в комнату ворвался дежурный офицер, распахнув дверь с такой силой, что створка ударилась о стену.
– Заместитель Романов, тревога первого уровня! Нарушение безопасности в секторе C-12, Сырой Пояс. Взлом продовольственного склада, – доложил офицер, стараясь перекричать вой сирены.
Фёдор поднялся одним плавным движением, моментально переключившись из расслабленного состояния в режим боевой готовности. Годы работы в уголовном розыске научили не тратить время на ненужные вопросы и эмоции. В секторе C-12 жили люди, которых в Изолиуме называли "вынужденными переселенцами"– неудачники, не прошедшие первоначальный отбор, но оказавшиеся полезными для черновых работ.
– Соберите группу быстрого реагирования. Десять человек, полное вооружение. Оповестите полковника Овсянкина, – скомандовал Фёдор, на ходу натягивая форменную куртку с нашивками заместителя начальника службы безопасности.
Уже в коридоре Романов столкнулся с самим Овсянкиным, шагавшим так стремительно, будто готовился к тревоге ещё до того, как завыли сирены. Полковник выглядел собранным и спокойным, только желваки на скулах выдавали внутреннее напряжение.
– Уже знаете? – спросил Фёдор, пристраиваясь рядом.
– Продовольственный склад, третий за месяц, – сухо ответил Овсянкин. – Но первый раз воры дотянулись до центральных секторов.
По дороге к транспортным капсулам к командирам присоединились восемь бойцов спецподразделения. Военные были в тёмной форме с нашивками службы безопасности, коротко подстрижены и молча следовали за старшими. На поясе у каждого висел компактный излучатель на энергокартах. Фёдор до сих пор не привык к такому оружию, хотя работал в Изолиуме уже несколько месяцев.
Овсянкин говорил быстро и чётко, пока группа спускалась в транспортный отсек.
– По предварительным данным, проникновение произошло через технические туннели. Охрана не успела среагировать. Вероятно, использовали химические средства воздействия. Напоминаю: приоритет – захват, а не уничтожение. Головин хочет получить хотя бы одного для допроса.
Капсула доставила отряд на границу между административным сектором и Сырым Поясом за считанные минуты. Дальше предстояло идти пешком – в трущобах подземного города отсутствовали нормальные транспортные линии.
Переход от лоска центральных районов к неприглядной реальности окраин был резким. Ещё вчера Фёдор удивлялся этому контрасту, сегодня воспринимал как должное. Идеально выверенные геометрические линии переходили в кривые, неухоженные коридоры, выложенные дешёвым пластиком вместо мрамора и стекла. Потолки становились ниже, освещение – тусклее, воздух – более спёртым и влажным.
Отряд двигался быстро и организованно, растянувшись вдоль стен коридора. Овсянкин шёл впереди, периодически сверяясь с электронной картой на запястье. Фёдор замыкал строй, внимательно оглядываясь по сторонам и подмечая детали, которые могли ускользнуть от военного взгляда полковника.
По мере продвижения вглубь Сырого Пояса запах менялся – к обычной для Изолиума искусственной стерильности примешивались едкие нотки дешёвого самогона, немытых тел и странного химического вещества, которое здешние жители использовали для оттирания заводской грязи. Жилые модули, наспех выдолбленные в скальной породе и разделённые тонкими перегородками, напоминали пчелиные соты – тесные, неухоженные, лишённые какого-либо личного пространства.
В слабом свете аварийных ламп Фёдор разглядел надписи на стенах – примитивные граффити, нацарапанные чем-то острым или нарисованные контрабандной краской. В основном ругательства, угрозы в адрес Головина, примитивные рисунки. Одно изображение повторялось чаще других – перевёрнутый треугольник с тремя линиями внутри.
– Глубинники, – тихо пояснил Овсянкин, заметив интерес Фёдора к символам. – Люди, которые ушли в нижние туннели. Отверженные, беглецы, мечтатели. Утверждают, что нашли способ жить вне системы.
Жители Сырого Пояса, заметив приближение отряда, торопливо исчезали в своих модулях, захлопывая хлипкие двери. Кто не успевал скрыться, жался к стенам, опустив глаза, будто пытаясь стать невидимым. Старик в изношенной униформе техобслуживания вполголоса выругался, когда один из солдат случайно задел плечом. Овсянкин сделал вид, что не услышал.
Путь отряда пересекла группа подростков с бледными лицами и пустыми глазами, характерными для жителей нижних уровней, давно не видевших даже искусственного солнца. Молодёжь смерила военных оценивающими взглядами, в которых читались одновременно страх и затаённая злоба. Один из подростков демонстративно сплюнул на пол, когда Овсянкин проходил мимо.
Над ухом Фёдора прозвучал тихий голос одного из бойцов:
– Будет дождь.
Старый оперский код, предупреждающий о возможной засаде. Фёдор едва заметно кивнул. Романов тоже заметил, как слишком быстро разбежались подростки, как подозрительно опустели боковые коридоры, и как нарочито равнодушно выглядели немногие прохожие, встречавшиеся на пути.
Наконец группа достигла цели. Склад продовольствия сектора C-12 представлял собой массивное помещение, вырубленное прямо в скальной породе. Толстая металлическая дверь с электронным замком была не просто открыта – один створ висел на нижней петле, другой валялся на полу, смятый. Рядом со входом застыли две фигуры в форме внутренней охраны склада. Фёдор сначала принял охранников за мёртвых, но, подойдя ближе, увидел, что люди дышали – медленно, почти незаметно, с открытыми глазами, в которых не отражалось ничего.

