Изолиум. Невозвращенцы

Глава 3

С каждым метром спуска воздух становился тяжелее, катакомбы сопротивлялись вторжению людей. Группа из одиннадцати человек – Денис, Даша, Илья, Фёдор, Оксана и пять солдат под командованием полковника Овсянкина – медленно продвигалась по узкому туннелю. Тусклые фонари на энергетических картах освещали путь. Дыхание, приглушённое фильтрами защитных масок, отдавалось шипящим эхом, тогда как шаги по влажному бетону звучали неестественно громко в гнетущей тишине подземелья. Никто не говорил о том, что все чувствовали: каждый шаг погружал их в иной мир, живущий по своим законам, неподвластным Изолиуму и его создателю.

Свет фонарей выхватывал из темноты узоры влаги на стенах – не то карты, не то письмена. Капли медленно ползли по бетону, собирались в ручейки и исчезали в трещинах пола. Потолки, сначала достаточно высокие, постепенно опускались, вынуждая рослых мужчин пригибать головы. Изолиум, совершенный в стерильности, остался далеко наверху; здесь царила сырость, запах плесени и гниения, смешанный с привкусом металла, который оседал на языке даже через фильтры масок.

– Мы на третьем уровне, – голос Овсянкина, искажённый динамиком маски, звучал глухо и неестественно.

– Последние цифровые карты заканчиваются здесь. Дальше только приблизительные схемы технических коммуникаций.

Илья сверился с портативным сканером, который тихо гудел, обрабатывая данные.

– Тридцать метров до перекрёстка. Там сходятся три туннеля. Датчики показывают движение воздуха в северном и восточном ответвлениях.

– Хороший знак, – заметил Фёдор, держа наготове компактный излучатель.

– Где воздух, там и люди.

– Или не только люди, – тихо добавила Оксана.

Слова повисли в спёртом воздухе туннеля, напоминая о цели опасной миссии.

Денис шёл рядом с Дашей, периодически касаясь её руки – почти неосознанный жест, чтобы убедиться, что девушка рядом в душной темноте. Заметил странный символ на стене – перевёрнутый треугольник с тремя вертикальными линиями, вырезанный прямо в бетоне. Остановившись, провёл по нему пальцами.

– Мы на правильном пути, – сказал Денис, показывая символ Овсянкину.

– Знак Глубинников.

Полковник кивнул, а затем жестом приказал группе остановиться. Один из солдат, шедший впереди, опустился на колено и внимательно изучил пол туннеля.

Боец склонился к полу, провёл по старому бетону ладонью в резиновой перчатке, потом отряхнул её, будто опасался схватить заразу из плесени.

– Следы, – сказал коротко, почти неразличимо, но слово прозвучало в туннеле командой. – Много следов. Разных размеров.

Поднял маску, чтобы рассмотреть поближе, осветил лицо собственным фонариком, отчего стал похож на призрака из школьных страшилок.

– Некоторые… странной формы.

– Странной – это как? – спросил Илья, уже вытаскивая из-за пояса сканер и светя себе под ноги.

Луч фонарика выхватил несколько отпечатков – в грязи, в пыли, один, будто бы в глине, отпечатался особенно чётко. Программист присел на корточки, почти уткнувшись носом в пол. За спиной сгрудились Даша и Оксана, Денис присел рядом.

– Как будто у человека слишком длинные пальцы на ногах, – боец задумчиво провёл вдоль отпечатка губкой-освежителем от противогаза.

– И сама ступня… странно выгнута. Вроде бы человеческая, но…

– Но? – подхватила Оксана, невольно попятилась, хотя вокруг и так было тесно.

– Суставы другие, – пояснил солдат, обводя отпечаток пальцем. – Тут вот изгиб, тут вмятина какая-то, а тут… будто палец раздваивается.

Илья осторожно провёл сканером по следу, экран замигал голубым, выдал несколько цифр и значков, но ничего внятного не сказал.

– Или это какая-то обувь, – неуверенно добавил программист, но сразу же сам себе возразил:

– Нет, на подошву не похоже. Вообще ни на что не похоже.

– Может, погаши так шутят? – спросил один из бойцов, но голос дрогнул.

Даже привыкшие ко всему солдаты не любили говорить о тех, кто жил в тени и редко показывался людям.

– Непохоже на шутку. Смотрите, следы свежие, – заметил Фёдор, фонарик в дрожащих руках описал по полу круг, осветив ещё пару отпечатков – один действительно раздваивался, а другой был таким широким, будто сюда зашёл плоскостопый утёнок с человеческими костями.

Овсянкин нахмурился, но промолчал. Лишь сделал рукой знак двигаться дальше, теперь уже медленнее, озираясь по сторонам. Туннель за поворотом расширялся, стены в этом месте были испещрены не только отметками Глубинников, но и странными бороздами, как будто выцарапанными когтями. Воздух стал спёртым, будто сами катакомбы захотели задержать группу, заманить их внутрь глубже.

Двигались, почти не дыша, теперь каждый шаг ощущался как вторжение. Свет фонарей играл на отпечатках ног, всем казалось – вот-вот кто-то догонит или выскочит из-за поворота.

Фёдор и Овсянкин обменялись взглядами. Оба помнили такие же следы на взломанном складе.

– Двигаемся дальше, – скомандовал полковник после короткой паузы.

– Держите оружие наготове, но не стреляйте без приказа. Наша задача – разведка, а не боевые действия.

Туннель сужался, вынуждая группу растянуться в цепочку по одному. Денис ощутил невидимый груз на плечах – не физический, а психологический. Воздух становился тяжелее, насыщался чем-то неуловимым, тревожным. Оглянулся на Дашу и увидел, что девушка тоже это чувствует – глаза за защитным стеклом маски были напряжены и настороженны.

Потолок опустился настолько, что приходилось идти согнувшись. Сквозь трещины сверху капала вода, образуя на полу маленькие лужицы, в которых отражался свет фонарей, дробясь и искажаясь. Стены, покрытые сетью тонких трещин, казались живыми в неверном свете – дышали медленно и тяжело, в такт шагам группы.

Спустя двадцать минут, показавшихся вечностью, участники экспедиции достигли перекрёстка. Здесь туннель расширялся, образуя небольшой зал с тремя проходами, уходящими в разных направлениях. В центре зала стояла древняя техническая колонна, покрытая ржавчиной и странными символами – не только знаками Глубинников, но и другими, более сложными и непонятными.

Овсянкин сделал знак рукой, группа рассредоточилась по периметру, осматривая каждый проход. Денис подошёл к колонне, изучая символы, пытаясь найти в записях систему или смысл.

– Что ты видишь? – спросила Даша, остановившись рядом.

Денис прищурился, всматриваясь в царапины и ржавчину, сплетающие непонятные узоры на старой колонне. Освещение фонаря казалось зыбким, стены и колонна вырабатывали собственное сияние, не совпадающее с человеческой логикой. Хотел подобрать меткое научное сравнение, но мозг неохотно искал даже слова.

– Не знаю, – выдохнул, проводя пальцами по влажному бетону.

– Некоторые знаки напоминают древние кириллические буквы, но искажены, будто их рисовал кто-то, плохо помнящий алфавит, или специально путающий зрителя. А другие вообще не читаются – это следы лап или когтей, но слишком упорядочены для случайной царапины.

Показал один из символов Даше. Прямоугольный знак с тремя пересекающимися линиями, рядом – овал, перечёркнутый волнистой чертой, как детская попытка нарисовать глаз.

– Это нечто осмысленное, – добавил программист, – только смысл не для нас.

Даша провела рукой по стене и вдруг замерла, зацепившись за какой-то выступ. Наклонилась ближе, вглядываясь в шершавую поверхность.

– Здесь свежая ржавчина, – сказала почти шёпотом.

– Недавно кто-то царапал. Иначе бы металл был гладким.

– Или что-то, – поправил Илья, подключая сканер к портативному компьютеру. Он стоял на коленях чуть в стороне и нервно поглядывал на дисплей. – Странно, – пробормотал, набирая команды сухими пальцами. – В этом секторе сигнал искажается. Что-то глушит передачу, либо сам бетон странный…

Денис хотел пошутить, но не успел: из-за спины раздался короткий, резкий стон. Солдат, стоявший у восточного входа, вдруг пошатнулся и плюхнулся спиной к стене. Оружие с глухим звуком упало на бетон, а боец медленно осел, будто кто-то выключил внутренние моторы. Несколько секунд пытался поднять голову, но даже в этом движении не было силы.

– Что с ним? – быстро спросил Овсянкин, двигаясь к бойцу.

Второй солдат, что стоял рядом, инстинктивно потянулся за командиром, но на полпути схватился за шею, будто внезапно начал задыхаться, и, потеряв равновесие, врезался в стену плечом.

– Мне… странно… – выдавил, с трудом поднимая взгляд на полковника.

– Подавление? Газ? – Овсянкин резко выдернул шлем, проверяя фильтры, но те были целы.

В лицо бойца бросился холодный воздух, но тот не оживился, а только медленно закатил глаза вверх. Солдат попытался что-то сказать, но язык подвёл.

Фёдор бросился к пострадавшим, склонился над первым и потом над вторым, пытаясь растормошить.

– Дышат. Пульс есть, – прошептал, – но будто спят с открытыми глазами.

Илья лихорадочно щёлкал по клавишам.

– Уровень кислорода нормальный, – бубнил, не отрываясь от сенсоров, – углекислый тоже. Температура – ниже, чем на основном уровне, но не критично. Зато…

Застыл, глядя в одну точку экрана.

– Что? – спросила Оксана, которая всё это время не спускала глаз с туповатого лица первого солдата.

– Волна микрополей, – выдавил Илья.

– Не радио. Похоже на сверхнизкочастотный импульс, но датчики не калиброваны для диапазона. Даже не понимаю, что это… Накатывает слоями.

Следующий солдат, что стоял ближе к центру, судорожно сморщил лицо, вжал голову в плечи и, не произнеся ни звука, завалился набок. В ту же секунду у Даши в груди сдавило, будто сердце резко стало тяжёлым, а мышцы – ватными. Она попыталась сделать шаг, но ноги предательски подкосились. Рядом с девушкой Фёдор шумно выдохнул и прислонился к стене, покраснев лицом.

– Это не газ, – хрипло произнёс он. – Ничем не пахнет. Просто… туман в голове.

Овсянкин, единственный кто ещё сохранял внешнее спокойствие, сжал полуавтомат обеими руками и повернулся к Денису:

– Что это, Соколов?

Денис открыл рот, чтобы ответить, но не смог подобрать ни одного слова. Всё в сознании вдруг стало скользким, будто мысли покрылись жиром или слоем чужой ваты. Перед глазами поплыли тени, а комната казалась теперь размером со стадион. Видел, что Даша уже почти сидит на полу, опустившись прямо на ноги, а Илья продолжает судорожно дёргать сканер, будто тот мог спасти, – но и веки программиста начали медленно опускаться.

– Сонное поле, – сказал вдруг Овсянкин, и только потом понял, что произнёс это вслух.

– Сон… – повторила Даша.

Судорожно схватилась за колонну, оставляя на ржавчине две размытые полосы.

– Это биорезонанс, – простонал Илья, – но кто или что его генерирует?

Оксана, последняя из гражданских, медленно скользнула по стене, осела на бетон и закрыла глаза. На лице было выражение спокойствия, почти блаженства. Солдаты один за другим впадали в странное забытьё: кто-то в полусне хныкал и мычал, кто-то просто отключался, будто дергали рубильник.

Денис с трудом понимал, что происходит. Казалось – если дышать быстро, то можно отсрочить надвигающийся обморок. Он попытался встать на ноги, но поймал себя на том, что лежит, уткнувшись лицом в прохладный бетон. Рядом тяжело дышала Даша. Девушка судорожно сжала его ладонь. Денис хотел что-то сказать, но язык налился свинцом.

Парень почувствовал это в следующее мгновение – волну сонливости, накатившую внезапно и мощно, невидимый прилив. Веки отяжелели, мысли замедлились. Он видел, как Даша рядом схватилась за голову, пытаясь сохранить ясность сознания. В глазах мелькнуло узнавание – то же самое, что испытывал Денис.

– Что происходит? – голос Ильи звучал так, будто доносился сквозь толщу воды.

Денис с трудом повернул голову к Даше. Переглянулись, понимая друг друга без слов.

– Сонники, – выдохнул, с видимым усилием удерживая глаза открытыми.

– Это их… воздействие.

Оксана, чьи познания в психологии давали определённое преимущество, стиснула зубы, борясь с наваждением.

– Они здесь. Совсем близко, – прошептала Даша, голос дрожал от напряжения.

– Пытаются… подчинить наше сознание.

Овсянкин, единственный, кто сохранял относительную ясность мысли, схватился за излучатель.

– Защитите сознание, – приказал он. – Сосредоточьтесь на чём-то конкретном. Боли, воспоминании, любой сильной эмоции.

Денис попытался последовать совету. Сфокусировал взгляд на лице Даши, концентрируясь на чертах девушки, на знакомых глазах за стеклом маски. Это помогло – волна сонливости немного отступила, хотя и продолжала давить на сознание, пытаясь утянуть в глубину.

Третий солдат уже лежал без сознания, четвёртый боролся с сонливостью, опираясь на стену, но глаза закрывались, несмотря на все усилия.

И тогда раздался звук – сначала тихий, на грани слышимости, напоминающий скрежет ногтей по стеклу. Нарастал, приближаясь, превращаясь в хор шипящих, скрежещущих голосов, десятки существ одновременно пытались что-то сказать, но не могли произнести человеческие слова.

– Идут, – прошептала Даша, и в этот момент из бокового туннеля хлынули тени.

Погаши – бледные, истощённые фигуры с ввалившимися глазами, с руками, похожими на птичьи когти, с движениями одновременно дёрганными и странно грациозными. Существ было много – дюжина, может больше, заполнили пространство перекрёстка, двигаясь не как отдельные особи, а как единый организм, разделённый на множество тел.

– Огонь! – скомандовал Овсянкин, и боевики, сохранившие сознание, открыли огонь из модифицированных АК-107.

Автоматы, переделанные под энергетические карты, работали безотказно. Синие трассеры прошивали полумрак, впиваясь в бледные тела погашей. Некоторые падали, дёргаясь от попаданий, но большинство продолжало наступать, не чувствуя боли.

Денис передёрнул затвор своего АК, когда карта в магазине истощилась. Вставил новую, прицелился в голову ближайшего погаша и выпустил короткую очередь. Пули разворотили череп существа, но даже с разнесённой головой погаш сделал ещё три шага, прежде чем рухнуть.

Даша стреляла короткими, экономными очередями, но взгляд выражал не столько страх, сколько странное узнавание – погаши были кошмаром из прошлого девушки.

Илья активировал устройство помех, которое, по теории программиста, должно было нарушать мыслительную активность сонников. Некоторые из нападавших замедлились, но ненадолго.

Фёдор и Оксана держались вместе, прикрывая друг друга. Бывший следователь стрелял как профессионал: каждая очередь находила цель. Оксана, менее опытная, старалась держать погашей на расстоянии.

Один из солдат Овсянкина упал – погаш вцепился в горло, разрывая плоть. Кровь брызнула на стены и соседних бойцов. Второго окружили сразу трое, раздирая бронежилет.

– Отступаем! – крикнул Овсянкин, перезаряжая автомат.

– К северному туннелю! Быстро!

Денис схватил Дашу за руку, пробиваясь к указанному выходу. Вокруг крики, шипение погашей, грохот выстрелов, вспышки от попаданий – настоящий ад подземелья.

И вдруг Денис почувствовал, как чьи-то руки схватили сзади – не когтистые лапы погашей, а человеческие, сильные руки. Резкий запах чего-то химического ударил в ноздри. Сознание поплыло. Последнее, что увидел – Дашу, которую точно так же держала фигура в сером капюшоне, прижимая к лицу тряпку. Глаза закатывались, веки дрожали.

– Денис! – крик Овсянкина донёсся сквозь толщу воды.

Темнота накрыла.

Денис очнулся не сразу. Услышал разговоры людей, стук металла и шипение готовящейся еды. Почувствовал запахи: машинное масло, жареный лук и какую-то горькую траву. Затылок болел. Спина лежала на чём-то твёрдом. Руки и ноги казались тяжёлыми. Когда он открыл глаза, прежде всего его удивил яркий свет. Здесь было намного светлее, чем в сырых коридорах, где они шли раньше.

Резко сел, комната закружилась перед глазами, как детская карусель. Прижав ладони к вискам, Денис заставил себя дышать медленно и глубоко, пережидая приступ головокружения. Когда мир перестал вращаться, наконец смог оглядеться вокруг.

Камера – если помещение можно было так назвать – разительно отличалась от того, что ожидал увидеть. Никаких сырых стен, покрытых плесенью, никакой затхлости и темноты. Пространство, в котором он находился, было просторным, с высокими потолками, где на медных проводах висели старинные лампочки накаливания с вольфрамовыми нитями – такие, какие можно было встретить в музеях довоенной техники. Они излучали тёплый желтоватый свет, создавая почти уютную атмосферу, контрастирующую со стерильной голубизной Изолиума.

Больше всего Дениса поразил быт – на первый взгляд, здесь царила аскетичная чистота, как в хорошо оборудованной лаборатории или модульной больнице из рекламных роликов двадцатых годов, но, если приглядеться, в каждом предмете чувствовалась живая ирония. По обе стороны от двери стену украшали детские рисунки, приклеенные старым скотчем к белому кирпичу: ракета с улыбающимися человечками, синяя лисица с шестью хвостами, огромная надпись «РАЗРЕШЕНО ВСЁ». Между рисунками – самодельные плакаты: «Жить вечно – не преступление», «Питание каждые 6 часов», «Чистота – мать гигиены!». Над кроватью, собранной из ящиков и кусков фанеры, висел крошечный флаг СССР, но на полотнище вместо Ленина был нарисован кот с сигарой.

Пол был покрыт не голыми плитами, а старыми, но аккуратно подшитыми циновками. На одной вальяжно растянулась чёрная кошка с белой грудкой и одним отсутствующим ухом – лениво открыла глаз, посмотрела на Дениса и тут же зажмурила, как бы давая понять: «Не беспокой, если не принёс сардельку».

Вдоль стены разместились несколько разнокалиберных полок, уставленных не только книгами и проводами, но и совершенно дикими вещами: пластмассовая корова, фонарик на динамо, коллекция детских зубов в стеклянной банке, миниатюрная модель реактора из цветной меди и чёрного пластика. Всё освещали лампы – все разные, но все старого образца, с оранжево-красными нитями накаливания, которые мерцали чуть неровно, в воздухе был лёгкий ток дрожи.

Слева от Дениса была вторая кровать, побольше, и там кто-то спал, накрывшись с головой полосатым одеялом, откуда торчали только пятки в ярких вязаных носках. На соседней стене громоздилась самодельная печь – сваренная из двух металлических баков и старого вентиляционного кожуха, напоминала уменьшенную версию паровоза. Из трубы под потолком шёл тёплый пар, а по комнате плавал запах обжаренного хлеба, лука и чего-то терпкого, почти горького – видимо, какая-то трава или специя. Рядом на табурете булькала эмалированная кружка, а ещё дальше кто-то что-то резал на разделочной доске, издавая рваный, как перебои телеграфа, звук.

Денис осторожно пошевелил пальцами, затем – ногами. Всё работало, только затылок саднило, а внутри растекалась слабость, как после болезни. Программист ещё раз оглядел комнату, на этот раз вглядываясь в детали: за печкой зависли две девчонки лет десяти-двенадцати, обе в серых балахонах, но с разными нашивками: на одной было вышито «RIP 2029», на другой – цветной череп с сердечками вместо глаз.

Девочки шептались, иногда хихикали, бросая на Дениса быстрые, но не враждебные взгляды. Рядом с детьми возился крепкий, лысоватый мужик в полосатой майке – ловко нарезал хлеб и следил за котелком, но при этом не переставал краем глаза наблюдать за окружающим.

В дальнем углу сидела на корточках женщина лет сорока, с коротко остриженными волосами и моноклем, прикрученным к уху. Мастерица что-то паяла – маленькая искра то и дело вспыхивала у неё в ладонях, а потом с треском исчезала. За спиной белели листы бумаги с какими-то сложносочинёнными схемами, похожими на кроссворды для математиков. Женщина ни разу не подняла взгляда, но было ясно: мастерица слышит и видит всё, что происходит в комнате.