Невидимый свет

– Хм. Он не был склонен к расстройствам? Простите за вопрос, он не имел суицидальных наклонностей?

– Не припомню ничего такого. Он, как все нормальные люди, иногда был весел, иногда печалился, может даже порой проявлял грубость, но это никогда никому не мешало. Это был самый обычный человек.

– У него не было болезней или может предрасположенностей? Скажем детские травмы и мелкие заболевания?

– Не думаю. Его работа непроста. Для того чтобы ежедневно поддерживать порядок в мастерской и чинить механизмы, необходима сила, выносливость и много терпения. Так что могу сказать, что Камфольд был совершенно здоров.

– Что-нибудь известно о его семье, родных?

– Не то чтобы очень много. Человек он одинокий, нет жены, да и детей тоже. Сомневаюсь, что его родители ещё живы. Он не из Штольцхена, поэтому найти других родных проблематично. Послушайте, Карл. Вы точно не обнаружили на теле ничего необычного? Никаких ссадин, ран или скажем следов борьбы?

– Совершенно ничего. Вскрытие будет проведено в ближайшие пару дней. Врач из Ольсбруха едет, телеграмма уже отправлена. В течение пары дней он приедет и произведёт вскрытие и, наверное, что-то прояснится. Возможно, наш убитый был отравлен или удавился химическими испарениями.

– Могу я вас попросить кое о чём?

– Да, я попытаюсь исполнить это.

– Сообщите мне, что покажет вскрытие и делитесь со мной информацией о ходе расследования. А вы сами, что думаете насчёт произошедшего в мастерской?

– Трудно сказать. Что бы я ни сказал, выйдет всего лишь гипотеза. Мне кажется, что преступник использовал не совсем обычное орудие убийства. Это могло быть некое опасное вещество. И вполне возможно, что наш убийца заправский химик или врач. Как бы вам сказать, у меня есть много подозреваемых, но совершенно нет мотива. Такое чувство, будто он сам убил себя или…

– Что или?

– Или наш преступник настолько расчётливый и точный, что не оставляет никаких следов своих деяний. Вполне возможно, что он давно спланировал всё это. А вообще всё это дурно пахнет. Идите лучше домой и отдохните. Вы такое видели и пережили, что лучше бы вам хорошенько отвлечься и не думать о случившемся.

Мортимер ничего не ответил, молча вышел из участка и побрёл в сторону замка. Голова трещала, дождь не прекращался, будто намеревался утопить всех вокруг. Он решил кое-что. Надо разгадать эту странную загадку. Он посвятит этому жизнь, отдаст на это все силы.

Замок в это время суток казался особенно мрачным. Взволнованный Морисс выбежал навстречу хозяину с зонтом. Он что-то кричал, видимо сильно беспокоился, что Мортимер простаивает под дождём. Но все слова были как в тумане, перед Графом всё плыло. Дождь проникал внутрь, заполняя каждую клетку. Будто не заметив беспокойства слуги, Мортимер вошёл в замок и направился в свой кабинет.

Атмосфера разбитости наполнила воздух. И если смерть имела бы земное обличье, то, несомненно, оно бы походило на Графа. Помрачневший взгляд, делал его старше, а по всему телу он чувствовал, как дыхание смерти обволакивает его с ног до головы. В ту ночь он закрылся, и ближайший день не выходил, с головой погрузившись в раздумья.

Морисс, как вкопанный стоял на том же месте, ничего конкретно не понимания, но одновременно жалея уставшего хозяина. Графу нужно было помочь, и лучшей помощью было оставить его в покое, наедине с собой и своими мыслями. Так он и поступил, предоставив хозяина самому себе на долгую страшную ночь в печальном замке.

Глава 6

Нам бы время продлить,
Чтобы ещё подышать.
Нам не дано позабыть,
И нет сил от себя убежать…

Морисс искренне переживал, что Графу пришлось пережить такую утрату, поэтому даже грубость и жёсткость хозяина не вызвали обиды, лишь заставили ему сопереживать. Жули, которая редко выходила из своей рабочей зоны (чаще всего это была кухня или прачечная) вышла из комнаты, дабы узнать, в чём дело. Она встретила Морисса, который всем видом будто кричал о том, как ему тяжело и печально. Девушка сразу подметила это и из глубокой привязанности решила утешить друга:

– Что стряслось? Вы сам не свой.

– Граф не в настроении. Кое-что произошло. Вам наверняка известно о Камфольде.

– Нет. Последние дни я не покидала дома, ведь работы столько и совсем некогда отвлечься. К тому же, у нашего хозяина зверский аппетит и я стараюсь угодить ему, ведь я многим ему обязана.

– Ни одна газета вам не попадалась в руки? Странно. Дело в том, что Камфольда нашли мёртвым в своей мастерской. Его убили, но непонятно чем и как. Обстоятельства странные.

Лицо девушки сделалось бледным. Она в эту минуту осознала свою ошибку в полной мере. Ей стало не по себе, словно это она сама виновна в смерти шляпника. Жули ведь и не подозревала, что, у неё под носом, произошло такое чудовищное преступление. А если бы хоть раз вышла на улицу, то наверняка бы узнала всё в подробностях от жителей города – сплетников, которым вечно нравится обсуждать и промывать кости всему Штольцхену.

Граф был важным человеком в жизни Жули, заменял ей многих членов семьи, и её святым долгом было в трудную минуту утешить его, позаботиться, чтобы ничего не беспокоило. А выходит, она совершила предательство, не пришла на помощь, когда она так нужна. Ей стало жутко, не только от своего незнания, но и от самой себя. Простая девушка, невероятно наивная, попавшая в мир жестокости и бессердечия, для себя вдруг стала чёрствой и бездушной. Она ещё не была столь противна себе.

– Что же случилось? Чего я не знала? Что вам известно, не томите, прошу, – спрашивала Жули, задыхаясь от слёз, которые сделали её платье похожим на мокрую тряпку.

– Не так уж и много. Известно, что на теле не было ран, хотя кровь вокруг была. Врач проверяет труп на наличие яда, делает вскрытие. Но эти газетчики могут всё приукрашивать, сами знаете, как с их лёгкой руки пустяки превращаются в масштабные проблемы.

– А разве можно отравить человека и этим вызвать у него невидимое кровотечение?

– Что вы имеете в виду? Что такое невидимое кровотечение?

– Я про то, что нет следов кровотечения. Может преступник владел этой кровью раньше, то есть до убийства. А что если он использовал свою?

– Мне этого и в голову не пришло. Поражаюсь вашему уму Жули. Вы столько знаете в разных науках. Должно быть, у вас был хороший учитель.

– Это был отец. Он говорил, что я должна уметь всё. Ведь в один момент жизни придётся применить каждое умение.

– В любом случае, мне приятно, что вы работаете рядом со мной. Вижу, как вы беспокоитесь за Графа. Он сам не свой, думаю нам лучше пока не трогать его и не беспокоить. Придёт в себя, и тогда отвлечём его чем-нибудь. Я знаю, что преодолеть утрату будет непросто, но уверен, что Граф справится, ведь он сильный человек.

– За что же ему это всё досталось? Он столько страдает. Ещё та девушка, – Жули внезапно осеклась, с побледневшим лицом она будто глазами искала поддержки у Морисса.

Слуга, в ответ, не мог скрывать свои чувства и с трепетом внимал каждому слову девушки, растворяясь в её бездонных глазах. Ах, почему он так стар! Ему хотелось помолодеть, не быть ей лишь обузой. Но он ей не ровесник, как не крути. Смирившись с этим, Морисс несколько подавлено произнёс:

– Та, о которой вы начали разговор. Вы имели в виду ту девушку, о которой Граф постоянно говорит и думает?

– Думаю да, это она.

– Он мало рассказывает мне об этом, хотя я часто слышу, что речь о ней. Всё, что я знаю, так это то, что Мортимер был влюблён в неё до беспамятства, что называется «любовь до гроба». Какое-то событие повлекло гибель его возлюбленной и с тех пор он такой, несколько закрытый и порой нервный.

– Я не знала о таких подробностях, он почти ничего не говорил. Давно он вам поведал об этой девушке?

– Если не ошибаюсь, то в первый год службы. Тогда он был изрядно моложе и посвящал меня в свои проблемы куда чаще. Даже совета, порой, просил. Подумать только, хозяин советуется со слугой! Мне с первых минут стало понятно, что он достойный человек и за все эти годы я не разочаровался в нём. Старался служить ему верой и правдой.

– Видно, я попала к нему на службу в период, когда Граф стал закрытым. Мне часто приходилось слышать разное о нём и его любимой, но не один слух не подтверждён.

Граф сидел в задумчивости. Почему-то в те дни, когда погода не радовала глаз, и на душе было тоскливо, ему удавалось работать усерднее. Он держал в голове всю схему, где каждая деталь работала по точному графику, как часы. Вдруг ход его мыслей прервал шум за дверью кабинета. Это был самый настоящий концерт, состоящий из скрежета и грохота металлических пластин. Слуги, которые разговаривали в небольшой комнате отдыха, хотели пойти и позвать хозяина, но незнакомец с материалом опередил их. В руках у него была куча железок различной формы, цвета и размера.

Гость понял, что слуг либо нет, либо они выполняют лишь самые ответственные задания. Не дожидаясь того, что ему откроют дверь, он навалился на дверь и открыл её. Человек, которого он искал, был перед ним и был погружён в работу. Мортимер некоторое время никак не реагировал, отчего у незнакомца сложилось впечатление, что он ошибся домом и кабинетом. Он было думал уже уходить, повторяя про себя ругательства. Неужели он зря всё это тащил?

К счастью, Мортимер вышел из своеобразной прострации и поспешно извинился, оказав помощь своему гостю. Незнакомец, несколько обескураженный, оторопев, шмыгнул в кабинет и прикрыл за собой дверь. Мортимер показал ему, куда следует сложить принесённые материалы и сердечно отблагодарил:

– После печальной кончины Камфольда было очень любезно с вашей стороны принести всё это сюда.

– Хозяин сказал, что когда разберёт завал, который я по случайности устроил, отнесёт найденное некому Мортимеру. Я поспешил узнать, где вы живёте. Получив нужные сведения, я добрался сюда. Думаю, что Камфольд хотел бы сам вам всё отдать, но жизнь его трагически оборвалась. А мой поступок можно считать его последним поручением.

– Вы, получается, тот самый Ритц. Он говорил о вас. Сказал, что ему ценно ваше общество, ему даже хотелось, чтобы вы стали для него сыном.

– Да, удивительной доброты человек. Он принял меня к себе, мне жаль, что он так скоро покинул нас.