Керенский. Конец партии

Главное – это кадры! И кадры решают всё! И то, и другое – правильные высказывания, но лишь тогда, когда понимаешь, куда идти и знаешь, какие препятствия встретятся на пути. Саша Керенский уже давно разложил для себя революцию и войну на все составляющие, выделив собственно боевые действия и всё, что с ними связано, информационную войну, включая влияние прессы и митингов, и психологическую войну, проявляющуюся в распространении неизбежности власти и неотвратимости закона среди масс с помощью различных политических решений.

Для этого он и использовал все имеющиеся у него ресурсы, постоянно выискивая всё новые и новые, небезосновательно считая, что он в этих вопросах ещё ребенок, по сравнению с теми же послами Англии и Франции. Но знания – это великая сила, а ненависть, замешенная на знаниях, это вообще термоядерная бомба.

Сейчас он готовился нанести удар по всем фронтам, уничтожить оппозицию, как таковую, заручившись поддержкой меньшевиков во главе с Плехановым, что были проводниками воли буржуазии, и поставить в определённые рамки кадетов с их поддержкой крупного бизнеса и остатков аристократии.

Это была одна сторона вопроса, другая же сторона – основание крестьянской партии, которая должна была стать противовесом РСДРП (м) и кадетам. Её цель – завладеть умами многих и многих крестьян, но не общинников, а хуторян или отрубников, как их называли тогда. Опираясь на отрубников, оказывать влияние и на остальных крестьян, коих было хоть и большинство, но они были малоактивны и к тому же замарали себя поджогами и разграблением поместий. Опасаясь расправы за свои проступки, они согласятся на любые условия, если наказание для них со стороны власти будет смягчено.

Сила, собственно, не всегда бывает в правде, сила чаще кроется в понимании этой правды и умении применять свои знания на практике, а правда у каждого своя. Керенский понимал, что если бы черносотенцы не опустили руки, а боролись до конца в другом мире, то всё, возможно, и было бы по-другому. Сейчас же он давал им ещё один шанс.

Те из них, кто кричал о еврейском засилье были либо дурачками, либо провокаторами. Серьёзные люди об этом не кричат, если данный факт имел бы место, то его надо было решать, а не провоцировать всех шумом и возней, давая огромный козырь в руки угнетаемым. Поэтому Керенский не доверял ни Маркову, ни Пуришкевичу, а последнего ещё и уничтожил. Провокации должен делать только он, а не давать возможность делать это другим. Сами по себе евреи не были опасными, они были опасны лишь как орудие в чужих руках.

Уже сидя в столовой, пережёвывая еду, вкуса которой он почти и не чувствовал, Керенский «пережёвывал» и все события, и встречи, которые он либо пережил, либо провёл. Ошибаться было крайне опасно, но и того, что он уже сделал, было вполне достаточно, чтобы удержать империю от краха. Но что будут делать на это немцы? Ведь с уничтожением большевиков все их планы рухнут! Неизвестно, что они предпримут, но, скорее всего, это будет локальное восстание.

А пока все петроградские газеты тиражировали известие о том, что Керенский навёл порядок в Кронштадте. Газета Апоксина продолжала демонизировать матросов, которые и сами в конце концов стали себя бояться. Стихийно возникающие митинги требовали расстрелов матросов за их преступления, протестующих успокаивали, рассказывая о проведённых арестах и торжестве закона.

Керенский создал и разослал приказ по войскам, текст которого гласил.

«Запретить все газеты, прокламации, листки всех без исключения партий. Любого агитатора, призывающего к окончанию войны или братанию с немцами, считать провокатором и диверсантом, немедленно арестовывать и предавать революционному суду. Создать при штабах, начиная с полка, красный уголок, где распространять только патриотические воззвания и газеты. При штабах фронтов создать типографии, в которых печатать только сообщения о положении дел в стране, не противоречащим настроениям воевать. Ввести военную цензуру. Отстранить от должностей офицеров, провоцирующих нежелание солдат воевать, а также тех, кто проводит политику разобщения между офицерами. Немедленно арестовывать офицеров, открыто призывающих закончить войну и свергнуть Временное правительство. Таких немедленно передавать в Бюро особых поручений с сопроводительным письмом и под надёжной охраной. О выполнении данных указаний уведомлять телеграммами в адрес военного и морского министра». Керенский.

Больше собирать прессу, устраивать пресс-конференции, давать обширные интервью, купаться в свете софитов или, что точнее, магниевых вспышек, Керенский был не намерен. Весь этот люфт он уже выбрал и не считал нужным это делать и дальше. Свобода слова – это, конечно же, хорошо, но постепенно она стала мешать претворять его цели и задачи в жизнь.

Пока никаких репрессий к оставшимся органам печати Керенский применять не планировал, а может, и вообще их не будет, главным было не допустить развала армии. Для этого и создавалась новая служба информации. Войну ты можешь и не выиграть, но проиграть ты в ней не смей.

Через трое суток, как и договаривались, к Керенскому прибыл главный раввин Яков Мазе. Встреча происходила в кабинете у Блюменфельда. Что уж тут скрывать?!

– Господин министр, – обратился к Керенскому Мазе, – ваше предложение мы со смятением в душах всё же утвердили. Не буду вас обманывать, но согласиться с ним нам стоило больших трудов. Многие были не согласны, многие остались в недоумении от того, что революция нам дала права и свободы и тут же их отобрала вашими руками.

Керенский только усмехнулся.

– Уважаемый ребе, у вас пока ничего ещё не отобрали. Всех, кто чем-либо не доволен, как не доволен моим предложением или ситуацией в республике, я прошу удалиться на другой континент, где они найдут для себя новую и прекрасную жизнь и будут жить в свободе и равноправии. Вольному воля, а спасённым рай. Ни один волосок не упадёт с головы тех, кто захочет самостоятельно покинуть нашу страну из-за несогласия с моим предложением. Это я могу вам обещать твёрдо.

Мазе тяжело вздохнул, Блюменфельд порывался что-то сказать, но в конце концов так и не решился.

– Рад, что вы прекрасно понимаете, кто в доме хозяин. Я хотел бы, чтобы вы уяснили для себя, что любой еврей, который будет боготворить Россию и прилагать все силы для её процветания и благоденствия, будет ею обласкан и восхвалён. И это не пустые слова. Но как только любой из вас решится поднять руку или вести подрывную работу против России, он будет уничтожен.

– Да, мы так и предполагали и приняли ваши условия с небольшой оговоркой. Вы говорили, что думаете создать протекторат государства евреев в Палестине?

– Да, я от своих слов не отказываюсь. Но, как вы и сами понимаете, это можно будет сделать только после войны, в том случае, если Россия будет иметь определённый международный вес. Так что, это в ваших интересах.

– Мы понимаем, но что делать с теми, кто отказывается от своего рода и нации?

– Сообщайте о них в Бюро особых поручений, тем самым снимая с себя ответственность, и мы примем к ним соответствующие меры. И я бы порекомендовал вам связаться с евреями других государств, в том числе и Америки, и рассказать им о моём предложении. Общими усилиями вы сможете переселиться и создать своё государство, а русская армия своими штыками поможет вам разогнать недовольных этим арабов и турков.

– Весьма заманчиво, – проговорил Мазе, мечтательно глядя вдаль.

– Я вам изложил свои условия, теперь дело за вами.

– Благодарю вас за этот разговор. Теперь предстоит сделать очень много дел на благо еврейского народа.

Керенский пожал плечами.

– А мне на благо всех народов, что населяют моё Отечество.

– Я вас понял, господин министр, и раз у нас получился столь откровенный разговор, то наша община желает вам помочь деньгами.

– Мне деньги не нужны, – отмёл это предложение Керенский. – Всё, что мне нужно, у меня есть, а вот если вы сможете договориться с американцами о срочных поставках паровозов и вагонов к ним, то это весьма поможет нам. Кроме этого, нам нужны профессиональные рабочие и ремонтники для транспортировки скопившихся грузов в Мурманске, Архангельске и Владивостоке.

Профессиональных железнодорожников нам категорически не хватает и если американское правительство в частном порядке отправит нам этих людей, то мы будем им платить содержание вдвое больше, чем они получали у себя на родине. И у меня есть предложение к американским банкирам, от которого им будет трудно отказаться. Подумайте над этим, перед вами открываются огромные горизонты для личного обогащения многих из вас и создания трансконтинентального торгового пути между крупнейшей державой мира и огромным рынком, истощённым войной.

– Я обязательно переговорю с заинтересованными в этом людьми, – заверил Мазе.

– Ну, что же, разговор с вами меня весьма обнадёжил.

– Взаимно, господин министр, взаимно.

Оставался ещё один вопрос, и этот вопрос был – меньшевики. Выбрав время, Керенский пожаловал в кабинет к Плеханову.

– Георгий Валентинович, как идут дела на вашем поприще?

– Тяжело, но вы же не зря меня об этом спрашиваете? Эта должность для меня слишком мелковата. И подчиняться еврею, вы уж простите, как-то не очень комфортно.

– Вы подчиняетесь только своей совести, действуя в интересах народа, а я вас прикрою от Блюменфельда, но он ведь и не лезет к вам?

– Нет, на удивление, я очень редко получаю от него какие-либо указания.

– Вот видите, работайте спокойно, а там всё может измениться. Возможно, что вы и возглавите наше правительство, я ведь не против этого. Вы давно уже заслужили такую должность. У вас обширные связи с социал-демократами Германии и Франции, да и не только с ними, разве я не прав.

– Безусловно, вы правы. Но что вы хотите?

– Я хочу, чтобы вы все силы бросили на сдерживание раскачивания ситуации и уменьшение революционных порывов людей, которые принадлежат к вашей партии. Мы все должны работать в одной упряжке на благо Отечества, а любую паршивую овцу или лошадь необходимо безжалостно выкинуть на свалку истории. Вы согласны со мной?

– Согласен, но что я должен сделать?

– Отдать команду прекратить всяческую деятельность в армии. Эту прерогативу оставьте мне, а сами займитесь внутренней жизнью нашей необъятной Родины. У нас не решён вопрос с землёй и продовольствием. Нужно направить все силы на это, а всё остальное, в том числе и образование, пока подождёт.

– Но я и так усиленно работаю в этом направлении.

– Не знал, не знал. Что же, я только буду рад любой помощи от вашей партии и вас лично. Спасибо за разговор и до свидания.

– До свидания, Александр Фёдорович, – не успел сказать Плеханов, а Керенского уже и след простыл. Старый марксист только в недоумении покачал головой, удивляясь импульсивности военного министра.

Глава 6. Начало операции

«Военные трибуналы не руководствуются и не должны руководствоваться никакими юридическими нормами. Это карающие органы, созданные в процессе напряжённейшей революционной борьбы» К. Данишевский.

Барон Карл Маннергейм с тревогой разглядывал карту. Близилось генеральное сражение, и его позиции сейчас были расположены перед городом Тампере. Гражданская война постепенно приближалась к своей кульминации. Вся территория Финляндии напоминала лоскутное одеяло, которое поочерёдно рвали то красные финны, то белые. Нет, не тянули, а именно, что рвали.

Все крупные города были заняты красными, кроме разве что Гельсингфорса, а сельская территория, покрытая лесами и болотами, в основном находилась под контролем белых. Да и было это только благодаря тому, что на стороне Маннергейма воевала чуть ли не половина армии шведов. А ведь как всё хорошо начиналось. Белофинны уже почти додавили красных, когда совершенно неожиданно тем пришла помощь из России. Сборная солянка из всевозможных людей, непонятно с какой целью примкнувших к красным финнам, смогла нанести поражение его войскам, но всю территорию им так и не удалось захватить, и, пользуясь поддержкой рабочих, они закрепились в городах.