Негритюд в багровых тонах

Эта пуля пробила сердце чернокожего короля Уганды, народа банда, правителя Дарфура и Экватории, повелителя всех заблудших душ негров на своей территории, отправив его туда, откуда он и пришёл.

– Что ж, господа! Надеюсь, ни у кого нет возражений против моей безоговорочной победы в этом столь изощрённом, и право… очень интересном состязании. Думаю, что копьё вождя по праву сильного, и по закону спорта – моё! И никто из вас не будет оспаривать мою победу в этом мероприятии! Или будет?

И генерал обвёл своим, одновременно, насмешливым и абсолютным циничным взглядом лица всех присутствовавших. Никто не осмелился ему возразить. Один де Брюлле недовольно поморщился, не желая в открытую ссориться с союзниками, но внутренне негодуя от этого фарса, изначально являвшегося трагикомедией, быстро переквалифицировавшейся в триллер садисткой направленности. (Добро пожаловать в жизнь без прикрас!)

– В конце концов, господа, есть ещё немало призов, а также желающих поучаствовать в качестве мишени уважаемых чернокожих пленных, которые с удовольствием окажут свои услуги вам…, премногоуважаемые господа, самим своим существованием, как на ваше благо, так и на благо стрелкового спорта.

– А то все эти птички, да тарелочки уже всем приелись, как на евразийском континенте, так и на островах туманного Альбиона.

– Африка! Вот настоящее раздолье для охотников и истинных поклонников стрелкового спорта… Ну что же, уважаемые господа! Не все трофеи ещё разыграны, и не все пленные ещё расстреляны! Не упустите свой шанс… господа!!!

– Да, капрал, отрубите этому чернокожему царьку голову, а тело сожгите. Точнее не так, сначала сожгите тело, а голову оставьте не тронутой огнём, чтобы она пропахла угрюмым дымом собственного пепла, и так любимых этим вождём лекарственных трав и растений. Жаль, все рецепты он унёс с собой. В своё темнокожее чёрное царство!

– Ну, это ничего. Мой родовой замок должен пополниться действительно мрачным экземпляром. Может быть, дух этого вождя соизволит посетить мрачные подземелья моего родового гнезда, где будет призрачно ходить, что добавит им дополнительный колорит.

– А также составит компанию ещё двух неприкаянным приведениям, издревле живущим в замке. Кажется, одно из них поселилось не менее пятисот лет назад, а другое относительно недавно, около трёхсот. Им будет о чём поговорить вместе на досуге. Ведь досуг у них будет вечный… Ха, ха, ха. Да, интересно, а его дух будет белым или чёрным?! Этот вопрос остался без ответа.

Закончив свою пафосную речь, генерал удалился осматривать поле битвы, да и подсчитать возможные трофеи не мешало бы! А какой воздух, какой воздух! Как же замечательно просто вдыхать чистый африканский воздух, которым так хорошо дышится после угольного смога Лондона, а особенно, когда ты кого-нибудь убил, а сам продолжаешь здравствовать и наслаждаться жизнью.

Под телом вождя развели огонь, и как только языки костра разгорелись жадным пламенем, я очнулся.

Что за хрень мне приснилась!

От этих событий, максимально достоверно показанных моим вывернутым наизнанку сознанием, я проснулся в холодной, липкой испарине. Во рту было горько, на душе погано, а на сердце рана.

Разбудила меня маленькая струйка дыма, коснувшаяся носа, от почти затухшего костра, доставленная к моему обонятельному центру слабым порывом ветра, в котором ещё слышался чей-то приглушённый смешок, неприятно покоробивший меня.

Как я успел заснуть и когда, я и сам не понял, просто раз… И сразу наступила фаза быстрого сна, добавившая мне "бодрости" перед грядущей битвой, и пищи для размышлений, о ней же.

Вокруг уже почти рассвело. Сон мой длился не больше часа, но вот по части информативности, мрачности, и предупреждения он стоил многого, если вариант событий, показанный моим подсознанием, был действительно реализуемый.

Но, кто боится, тот не полезет на рожон, а тот, кто трус, и воевать не будет. А я не трус, я просто боюсь, несколько даже я бы признался… трусоват. Не так страшен мир, как его малюют. Но воевать всё же придётся.

Пушкарь Кнут оказался недалеко, около своих пушек и многочисленной, но совершенно бестолковой, прислуги. В защиту своих дикарей могу сказать, что и нынешний призывник не сильно разбирается в оружии, а тем более, в артиллерийских орудиях.

"Подай, принеси, не мешай, и о, Боже, чем же вы там занимались на гражданке?!!" Поколение интернета… И только через полгода они становятся более-менее грамотными хоть в чём-то, а тут дикари… со всеми вытекающими последствиями. Прицельная и навесная стрельба, углы склонения – это уже математика, а где-то и высшая, а интуитивно быстро не обретёшь необходимые навыки стрельбы.

Мы находились в открытой всем ветрам саванне, слегка холмистой, и покрытой редкими деревьями, в основном, африканской акацией.

Английский лагерь в это время уже тоже проснулся. Он находился на восточном направлении, перекрывая мне путь назад. Оставалось двигаться только на северо-восток, или на запад, в сторону разрушенного моим набегом Франшвилля и Атлантического побережья.

О бельгийских наёмниках я знал, но не знал, где они сейчас находятся, и в этом мой сон был явно в руку. Вызванный моим телохранителем, Жало быстро прибыл, ловко перебирая своими маленькими ножками. Глядя на него, я понял, что быстро найти наших противников он сам лично не сможет.

Объяснив ему на словах свои опасения, я машинально добавил, что волнуюсь не просто так, а в результате плохого сна. Жало, который и до этого слушал меня внимательно, после моих слов о гадком сне весь подобрался, сосредоточился, и на его невыразительном лице промелькнула мимолётная гримаса страха и безысходности.

Кивнув мне в знак того, что всё понял и осознал, он исчез, отдавая указания своим подчинённым. Через пять минут, в разные стороны убежали пятёрки самых быстроногих и опытных его воинов.

На душе сразу стало как-то легче. Приставив к глазам бинокль, я начал обшаривать взглядом все окрестности, а также находившийся далеко впереди лагерь английской пехоты. Шанс на победу, или хотя бы паритет, всё равно оставался.

Англичане в отдельности, и англосаксы в общем, не были никогда выдающимися воинами, почти всегда они опирались на преимущество в техническом плане. В средневековье это было очевидно. Ну, а разгром французского рыцарства в битве при Пуатье излишне ангажирован. Но лошадей английские лучники перебили, это факт.

Сейчас мои войска выступали в роли лошадей французского рыцарства, как бы это ни было обидно. Зато был шанс в будущем услышать очередную легенду об очень сильных африканских воинах, под управлением Иоанна Тёмного (зулусы отдыхают!).

На западе растянулась цепь невысоких холмов, частично закрывавших мне обзор. На северо-востоке возвышались два относительно высоких холма, за которыми просматривалась полоса лесостепи, с многочисленными небольшими речушками, а за ними возвышалась большая стена джунглей.

Четыре трофейные батареи, по моему указанию, выкатывались на прямую наводку, а пять, прошедших со мною весь Габон, пушек оставались в центре лагеря до начала боя. В случаи нашей атаки, они транспортировались вручную в боевые порядки и участвовали в общем наступлении.

Не все орудия были исправны, и те, что погибли от грязи и неумелого обращения, были собраны на отдельную площадку, с затерявшимся среди них одним исправным орудием, с одной единственной целью, изображать из себя отдельную батарею, готовую открыть огонь в сторону англичан.

Вся чернокожая орудийная прислуга трофейных орудий еле-еле смогла обучиться минимально необходимым действиям при ведении огня из орудий. Общий смысл был таков. Встав перед орудием, я орал – "Смотрим и повторяем". Затем, медленно открывал орудийный замок, шёл за снарядом, оттирал его от смазки сорванным тут же пучком травы, и показывал, как вставлять в ствол орудия.

Дальше, я вставлял его в казённую часть орудия, захлопывал орудийный замок и нажимал на спусковой рычаг. Грохот выстрела возвещал о благополучном извержении снаряда из ствола орудия. Дальше следовало повторное открытие орудийного замка, откуда, с радостным лязгающим звуком, вываливалась использованная гильза, окутанная остатками пороховых газов.

Вся будущая орудийная прислуга вздымала обе руки вверх и кричала: – "Мамба – великий унган! Боги Вуду любят его! Мамба – великий громовержец! Он может управлять оружием белых!" Я кланялся…

Мляха-муха, что же это за треш. Ещё не хватало мне стать Зевсом или Перуном, в местном понимании этого образа. Обучать мне пришлось всего пару раз, остальное время с аборигенами занимался Семён Кнут, лодырь и тунеядец.

Грустно посмотрев на воинов, я дал команду собирать всех перед боем, чтобы "задвинуть" им речь о вечном и недобром.

Глава 2. Разгром.(Оборона "дурацкого брода").

Воины выстроились посотенно. Я оглядел их нестройные ряды, здесь и сейчас стояло чуть больше пяти тысяч человек. Некоторые были ранены. В строю не было пленных, и лучших моих воинов, ушедших с Ярым. Почти пятьдесят человек из них вернулись самовольно обратно, заявив, что они будут биться и умирать вместе с Мамбой. Пожав плечами, я принял их решение и поставил в строй.

Не было лучших, но и худших тоже не было. Все они были готовы храбро сражаться с оккупантами. Страха в их чёрных глазах не было, лишь вера и преданность сияла на их лицах, устремлённых на меня.

В который раз я делаю одну и ту же ошибку, иду в бой вместе со всеми, а не стою скромно в тенёчке, на вершине холма. Но не отсидеться мне сейчас там, никак, да и не было поблизости холмов. В очередной раз решалась судьба чёрной империи, на сегодняшний момент имеющей, всего лишь, статус королевства, да и то, почти никем не признанного.

Я смотрел на суровые некрасивые лица. И наполнялся их решимостью и бесстрашием, которого сам, увы, не испытывал. Такова судьба всех уважающих себя лидеров, идти туда, куда не хочется, и делать не то, что хочется, а то, что надо сделать.

Я боялся, но в то же время знал, что не отступлю. И пусть по мне стреляют, как по мишени, как это было во сне, если смогут взять меня живым. Я всё равно поведу этих людей в бой! Я не смогу по-другому! Я не смогу предать их веру в меня. Предать их тела и души, совершив сделку с совестью, и с администрацией интервентов! Набрав в грудь побольше воздуха, я заревел…

– "Слушайте меня… все! Люди банту, и люди банда. Люди макарака и люди динка. Угандцы и конголезцы. Все те, кто стоит сейчас передо мной, для того, чтобы пойти в бой…, и возможно, остаться в этом бою навсегда!"

– Там… вы видите… стоят те, кто вероломно нарушил договор со мной, и с нашей страной. Они пришли на эту землю, которая принадлежит нам, чернокожим жителям Африки. Они пришли сюда не для того, чтобы сделать нашу жизнь лучше, или жить вместе с нами на равных условиях.

– Они пришли сюда, чтобы поработить нас и превратить в свою скотину. Свою домашнюю скотину. Покорно жующую из их рук жалкие подачки, и готовую работать на износ, по мановению руки господина. И умереть тогда, когда он захочет, или когда ты ему надоешь и больше не принесёшь ему богатство.

– Я не хочу так жить! Я хочу жить свободным. Хочу жить, как хочу я! А не так, как хочет чужой пришелец. Так защитим же нашу землю, братья, от вероломных белых, пришедших, чтобы убивать нас! Погибнем в бою, как завещали нам наши предки и наши боги.

– Великий Вуду, обращаюсь к тебе с просьбой. Даруй нам победу в этом бою, не дай погибнуть бесславно. А если суждено нам остаться на этом поле, и удобрить красную землю этой саванны, так дай нам силы забрать с собой побольше тех, кто пришёл на нашу землю незванно и по злому умыслу. Не дай им уйти от расплаты. Христианский Бог, обращаюсь и к тебе, дай нам силы и веры, облегчи наши муки при ранениях, дай умереть достойно, чтобы не посрамили мы души наших славных предков. Аминь!

"Вуду, вуду, вуду, ву-ду" – воины громко скандировали, подкидывая с каждым криком вверх стволы своих винтовок. Многие вошли в транс, делая надрезы на своих телах, грозившие впоследствии превратиться в уродливые шрамы. Почти все были размалёваны разными красками, и лишь шорты и порванные хлопчатобумажные рубашки скрывали их чёрные и тёмно-коричневые тела.

Я пригладил усы и небольшую бороду, курчавившуюся у меня на подбородке и щеках, и ещё раз оглядел неровный строй храбрых чернокожих воинов. Ни один не отвёл взгляд от глаз своего вождя. Все были готовы идти в бой и умереть, если такова их судьба.

– Воины! Никто не знает свою судьбу! И даже я! Если мне суждено погибнуть в этом бою, и сражение потеряет всяких смысл, тогда уходите небольшими группами, забирая с собой своих раненых товарищей. У вас длинные ноги и выносливые тела, вы сможете преодолеть многие расстояния, не зная усталости и давая отпор врагу.

– Где-то здесь бродят чернокожие предатели, продавшиеся за кусок лепёшки и возможность безнаказанного насилия над другими неграми. Они продались бельгийскому королю Леопольду. Убивайте их! Не давайте им преследовать себя. Отстреливайте их издалека, устраивайте засады. Нападайте ночью и исподтишка. Они трусы, они боятся вас.