Демократия по чёрному

Слово было татарским, и обозначало "чёрный человек". На мой взгляд, оно хорошо подходило под африканский менталитет. Выкопал я его из глубин своего мозга, случайно прочитав когда-то, в, не помню какой, книге.

Так что, если ты хочешь жить, и процветать, под моим руководством и моей защитой, называй себя каракешем, не хочешь – свободен, на все четыре стороны. Главное условие, все племенные распри остаются в прошлой жизни, а сейчас, все каракеше, нравится это кому-то, или нет.

Свободных было немного, и я их не преследовал, впоследствии, большинство добровольно вернулись обратно, остальных же, ждала печальная участь изгоев.

Отец Кирилл, вместе с отцом Мефодием, вернувшимся из Абиссинии, привели с собой целую когорту молодых священников, ставших окормлять паству, и строить небольшие часовни, из дерева и глины. До каменных храмов пока было, как до китайской пасхи, но, лиха беда начало. На дворе был уже 1891 год, а мне стукнуло тридцать.

Тридцать лет, тридцать лет, а ума в голове до сих пор нет. Отмечать свой юбилей я не стал, не с кем, и незачем. Выпил двести грамм, настоянного на травах, и небольшой, но очень ядовитой, змее, настойки, съел жареного мяса, вкусно приготовленного моим личным поваром Куком. Поиграл с подросшими дочками, и на боковую.

Процесс обретения государственности шёл, и его было не остановить. На западной границе бдил Момо, вместе со своим отмороженным отрядом, ставший градоначальником Банги. В Бырре командовал рас Аллула, тренируя молодых воинов. В Бараке засел Ярый, со своей тысячей. А я мучился здесь, в своей деревне, ставшей городом, под названием Баграм, тренируя четыре тысячи пленных негров.

Развлекался я, как мог, выявляя степень лояльности бывших пленных, и гоняя их так, чтобы даже ночью, во снах, к ним не приходили женщины. А нечего отлынивать от тягот и лишений негритянской армейской службы. Я тут сам не гам, и другим не дам.

А ещё, я вызвал к себе Бедлама. Тот явился, весь в трудах, весь в заботах, утирая лоб от обильного пота. Конечно, когда у тебя родилась тройня, поневоле вспотеешь, да ещё и куча родственников, которым надо мозги править, будешь крутиться, словно белка в колесе. Ну, да ему полезно, жиреть не станет, а то склонен он к полноте.

– Бедлам, ищи охотников. Ловите жеребят зебр, приручайте их, а потом посмотрим, что можно будет с ними делать! Но это ещё не всё. Ловите слонят, парочки, я думаю, будет достаточно. Ну, и целую свору щенков гиены, будем из них делать служебных животных. Гиеновидную собаку, тоже не забудьте, если поймаете.

Почесав свою лысую башку, от таких неожиданных, для него, задач, Бедлам ушёл. Представляю себе такую картину. Бегут по саванне чернокожие солдаты, а впереди них, заунывно хохоча, и высоко подкидывая зады несуразного туловища, скачут гиены, плотоядно оскалившись. Да, ещё выбрать пострашнее, и размалевать их морды светящимся раствором.

А ведь это идея! Воспитываем щенков, создаём кинологический отряд, назовём его Г-9, мажем морды гиенам фосфором, и посылаем их в бой, в ночной…

У гиен и так ночью глаза светятся, а тут ещё фосфор на мордах, дикое их хохотание. Еще надо их приручить идти с нами в атаку, тут уж, не то, что негр… некромант в штаны наложит, и на кладбище убежит, в могилы прятаться… заживо. Собака Баскервилей, и в подмётки гиенам не годится. Мать-Природа хорошо поработала над ними, гораздо лучше, чем человек может придумать.

Слонята вырастут в слонов, вот тебе и кран, и грузовик, и самосвал, три в одном. Жалко в бой их не пошлёшь, погибнут быстро. Пули, это не стрелы, нельзя разбрасываться таким ресурсом. Приручить тяжело, а потерять легко, пусть в сельском хозяйстве трудятся, и на стройках.

Вот с зебрами, будет проблема, конечно, в принципе, как и с неграми. И те, и другие, дикие, не любят работать, в смысле, ходить под седлом, если зебра. Да и вообще, не одомашнены, и не цивилизованны. Хоть мозги, и понимание, есть и у тех, и у других. Ну да, будем работать в этом направлении, не опуская рук. Проведём скрещивание… зебр с лошадьми, но и против мулатов я ничего иметь не буду.

Глава 3. Мы вас ждали – вы пришли!

Проснувшись рано поутру, я получил нежданную, но давно ожидаемую, весть, о появлении на моей территории большого отряда белых людей, ведомых моим старым знакомым, Ашиновым.

Гонца мне прислал Масса, которого я оставил налаживать торговые контакты в Ладо, и находящимся рядом с ним, небольшом посёлке Гондокоро. В будущем я решил там заложить город. Не мудрствуя лукаво, и не отходя от порочной практики названий городов на букву Б, решил его назвать Битум, можно сказать в тему. Рядом протекает Белый Нил, население чернокожее, а битум, это чёрная смола, нормальные такие ассоциации.

Так вот Масса, сейчас звавшийся Верным, с неизменным кожаным мешочком, где лежал его отрезанный и мумифицированный палец, был поставлен там, чтобы разобраться с местным населением, оказывая им всевозможную помощь, как продовольствием, так и защитой. И он должен был наладить коммерческие связи, с арабскими торговцами.

Вера – верой, разногласия – разногласиями, а торговля – торговлей.

С этой целью, у него было триста воинов, вооружённых винтовками, и он набирал их дальше, пользуясь моей поддержкой, поступающим к нему от меня продовольствием, и предметами обихода, предназначенными для торговли с местными, арабскими, и донколанскими купцами.

Сейчас там наступил голод и болезни, постоянные спутники войны и разрухи. Уже несколько раз, от него ко мне, прибегали гонцы, с паническими настроениями, которые приходилось гасить караванами продуктов, и воинами, а также подготовкой лекарей.

Этих товарищей готовил опять ваш непокорный слуга. Собрав всех, кто мало-мальски имел желание, и предрасположенность к врачеванию. Сюда же я присовокупил шаманов, унганов, и прочую шушеру, обозначив своё отношение к этому. Я унган, и я лечу, а ты унган, и ты… что делаешь? Привлекал к этому даже женщин, но тут возмутились все негры-мужчины. Ё-п-р-с-т, не понравились им тётки, видите ли, не женское, мол, это дело, лечить, их дело роды принимать. Пришлось пойти на попятную, и организовать курсы знахарок, и вроде как сестринские курсы, но желающие учиться всегда могли найти ко мне дорогу, и совет, тут уж я никому не отказывал. Уставал вот только за всеми следить, помогать, и учить.

Но здесь мне на помощь пришла мужеподобная предсказательница Сивилла. Быстро переняв от меня минимальные навыки, она стала учить им остальных женщин, а один из самых вредных и недовольных этим, унганов, получил кулаком в свою маску, отчего та хрустнула, и вмялась в его лицо. С тех пор, он ходил со свёрнутым набок носом, и расплющенными от могучего удара, губами, и шепелявил из-за выбитых, нечаянно, могучей женщиной зубов. После этого случая, количество недовольных женским врачеванием, поубавилось.

Я же, холил и лелеял походный набор хирургических инструментов, время от времени пользуясь им. Но вот, конечно, я так и не смог делать хорошо даже простейшие операции. Не было необходимых знаний, а опыт был достаточно специфический.

Получив радостную весть о прибытии Ашинова, я занялся снова своими солдатами. Что-то они меня не очень радовали. Спасибо, конечно, французам, что научили их стрелять. Я же учил их любить, сначала меня, потом негритянскую армию, в которой они имели честь находиться. Рядом со мной, на полигоне, всегда находились оба моих советника. Голова верховного вождя Уука, и голова сотника Наобума, они всегда с укоризной смотрели на нерадивых негров, плохо понимавших мои приказы.

Но не всегда их укоризненные взгляды помогали мне. Иногда приходилось пускать в ход и мой личный штандарт. И лезвие копья щекотало щёки бездарностям, имевшим неосторожность покушаться на моё священное право сильного ими командовать.

Такие попытки давились на корню, и уничтожались всеми способами, главным образом, моральными. Осмеивание, презрение, всеобщее осуждение – вот, три кита, на которых зиждился воспитательный процесс, это чудо из чудес, и которые периодические взмахивали хвостами, плывя в нужную мне сторону.

Четыре тысячи здоровых негров, уставших бегать по полигону, радовали своей выучкой и умением стрелять. Не радовало то, что они использовали линейную тактику, вбитую им в голову французскими инструкторами. С этим надо было что-то делать.

Пока я размышлял, как отучить их бегать в атаку толпой, и густыми цепями, ко мне в хижину зашёл Бедлам. Зашёл он не просто так, а на огонёк. Вечер был прохладным, и в центре хижины горел очаг, с висевшим на нем котелком, в котором я варил, не помню уже какое, очередное зелье, дабы совершенствовать свои навыки.

Энергии у тридцатилетнего мужчины (у меня, то есть) было хоть отбавляй, а сбросить напряжение с женщиной, я себе не позволял. Как только начинал об этом думать, так сердце начинало ныть, а в голове всплывал образ Нбенге. Не пришло ещё время, не пришло.

Вот по поводу женщин, ко мне и зашёл Бедлам.

– Тут такое дело Мамба, – начал он разговор.

– Какое, Бедлам?

– Непростое!

– Ну-ну, – поощрил я обычно неразговорчивого друга, по простоте душевной называвшего меня не князем, не команданте, а просто Мамбой.

– Воины наши, дюже женщин хотят, а ты запрещаешь и наказываешь, вплоть до казни. Но, против природы не попрёшь! Организмы молодые, размножаться хотят, а жениться им пока нельзя. Что делать будем?

– Как обычно. Все окрестные дупла в их полном распоряжении, главное, чтобы по размеру было, и без птиц, гадов, и насекомых, – пошутил я, чёрный юмор, знаете ли.

Очевидно, Бедлам привык к моему юмору, но сейчас счёл его неуместным, и недовольно скривился.

– Хорошо! Есть ли женщины у тебя на примете Бедлам, готовые за блага, снимать напряжение у воинов, и делать им приятное.

– Есть!

– Гм… и много?

– Много!

Вот же блин, во все времена, и во всех странах, одно и то же. Есть потребность, есть возможности. На каждый товар, свой купец. Хоть на что.

– Ладно, организовывай их, строй им хижины за городом, заселяй, поставь на довольствие, ну и там всем обеспечь, что им нужно. А за услуги пусть берут подарки, и придумай что-нибудь, в качестве оплаты их услуг. Вроде, как жетоны на право воспользоваться услугами жриц любви.

– Да, и зная вашу горячность, изготовь жетоны с цифрой один, два и три, – и я нарисовал на земле эти цифры.

– Смысл такой. Этими жетонами будем поощрять лучших воинов. Стандартный, с цифрой один, то есть приходишь и один раз пользуешь эту любительницу ничего не делать, а только ноги раздвигать.

– С цифрой два, надо уже заслужить, попотеть, так сказать, но не на женщине, а на полигоне, либо проявить другие полезные навыки, или смекалку. Тут уж два раза за раз можно пользовать, и не одну.

– С цифрой три, и так всё понятно, если уж такие сильные найдутся, либо долго жившие в воздержании, больше я думаю не надо. Только, с такими надо поосторожнее. В общем, систему понял? Понял! Дальше сам разберёшься сам.

– И ещё, я тебе рассказывал, про невидимых микробов, вот самые вредные, как раз там у женщин и живут, их проказою зовут. Да и не только они. Ты думаешь, почему женщины такие вредные, во! Всё оттуда, а потом мужчины во всём виноваты!

– Таких надо сразу выявлять и изолировать, и всех мужчин, которые этим отмечены, тоже. Дальше будем думать, что с ними делать.