посредственности серой,
подчиняться ей
и наблюдать, бездействуя,
как эта масса,
заметив инородное в себе,
опустошает столько душ прекрасных,
чтоб были незаметными в толпе.
Чтоб не мешал никто
и чтоб однообразно
окрашено все было
в серый тон,
немедленно
подстричь всех несогласных
ровнехонько
как парковый газон.
Чтоб, Боже упаси,
никто не выделялся
и не смущал тем самым
серых большинство.
Чтоб замолчал навек
иль попросту сломался,
признав с однообразием родство.
«Зачем нам пятна?» –
масса рассуждает, –
«Цвета на сером фоне
ни к чему,
они лишь только зависть возбуждают –
закрашены должны быть посему.
* * *
Скажи, зачем со мной играешь,
зачем, жестокий ангел мой,
то, вдруг, надежду мне подаришь,
то холод мне покажешь свой?
Иль поглощаемый тоскою,
или надеждою томим,
я болен лишь одной тобою
и лишь тобою одержим.
Прошу, скажи мне, не скрывая,
зажег ли я огонь в тебе,
иль ты, мой ангел, лишь играя,
надежды тень дарила мне?
Пианист
Струны натянуты, пальцы по клавишам,
сердце вот-вот разорвется на части.
ты – пианист, ты – на душах играющий
воздух наполнил вибрацией страсти.
В каждом аккорде и в каждом арпеджио
столько ты чувств пробудил виртуозно –
огненно, ярко, стихийно, несдержанно,
радостно, грустно, шутливо, серьезно.